– Да, это действительно странно, – соглашается Роберт.

Но по его тону я понимаю, что на самом деле он не находит в этом ничего странного.

Я откидываюсь на спинку.

– Ты что-то знаешь?

Роберт приподнимает брови:

– Да, я что-то знаю.

Я передразниваю его, тоже приподнимая брови и насмешливо наклоняя голову набок.

– Так скажите мне, мистер Дейд.

– Я знаю, что твоя компания попала в беду. Из того, что мне известно, я думаю, Том был неплохим бизнесменом, но неизобретательным и оторванным от жизни. Там все менеджеры такие… или были такие. Ты справишься гораздо лучше. Скажи, ты уже собирала совещания с отделами?

– Откуда ты знаешь?

– Просто мне известен твой стиль, – пожимает он плечами. – Я знаю, что ты ничему не веришь на слово. Ты изучишь все плюсы и минусы каждого отдела, найдешь способ заставить своих людей выделиться в ряду других консультантов этой области.

– Ты очень уверен во мне, – говорю я, размышляя, заслуживаю ли я такого доверия.

– Твои рекомендации для Maned Wolf блестящи, – продолжает он. – Ты смело говоришь такое, на что другие просто не решаются. Люди боятся рекомендовать увольнения, ликвидацию или реорганизацию целых отделов. Корпоративный мир не так беспощаден, как принято думать. Мы продолжаем тянуть за собой мертвый груз из сентиментальности и приверженности старым традициям. Мы гордимся инновациями, которые представлены так давно, что уже давно не являются новаторскими. Polaroid, MySpace, Hostess, BlackBerry – у всех одна и та же история. Но ты… – он улыбается и откусывает еще кусочек, – ты похожа на меня. Ты не сентиментальна.

Я ерзаю на стуле. Мне и раньше это говорили, но никогда в качестве комплимента.

– Я могу быть немного…

– Нет. Если бы ты была сентиментальной, ты попросила бы у Дейва бриллиант. На твоем рабочем столе стояли бы фотографии. Ты была бы другим человеком с другим потенциалом, и я вряд ли захотел бы иметь с тобой дело.

Нежное прикосновение бархата к моей коже не смягчает жестокости этих слов. То, что любит во мне этот мужчина… это все какие-то неправильные вещи… не так ли?

– Ты выступила перед советом директором Maned Wolf и поведала нам о том, что мы, по-твоему, должны сделать, – говорит он, когда шеф-повар снова убирает его тарелку. – И не стала ходить вокруг да около, потому что ты не сентиментальна и потому что ты знала – ты своей работой не рискуешь. Словно президент на последнем сроке правления, ты двигалась вперед без оглядки на политические последствия. Теперь у тебя будет такая же свобода во всех аспектах твоей деятельности. Ты будешь быстро продвигаться вперед, делать то, что нужно. Без жертв не обойтись. Кто-то потеряет работу, но в итоге фирма скажет спасибо нам обоим.

Я отодвигаю шампанское.

– С твоих слов я похожа на королеву льда.

– Нет, – поправляет он меня, – ты королева силы.

Пока прибывает новое блюдо – шикарный стейк из ягненка, – я раздумываю над прошедшим днем. Мистер Костин был сентиментален в отношении Тома. Я в этом абсолютно уверена. Но, возможно, Роберт прав. Может статься, эта сентиментальность прикрывает слабость. Отсутствие креативности, невозможность увидеть всю картину целиком. Я всегда восхищалась деловым чутьем Тома, но представляла ли я себе, что он берет мир бизнеса штурмом, как мечтаю это сделать я? Нет.

Мы медленно заканчиваем ужин, вкусив напоследок горького шоколада и фруктового шербета.

Каждое блюдо было небольшим, но изысканным. Повара убирают со стола, когда бутылка шампанского пустеет. В конце Роберт благодарит их, оплачивает услуги и отпускает. У меня немного кружится голова. Я беру его за руку, подношу ладонь к своим губам и целую ее.

– Теперь остались только ты и я.

– Так всегда бывает, – говорит он. – Даже когда нас окружают другие люди, есть только ты и я.

Какой легкий взгляд на действительность, абсолютно неверный, но мне нравится. Я беру его за руку и веду вниз, в спальню. Он смотрит на меня, и я отпускаю его и обхожу кровать с другой стороны. Позволяю глазам пробежаться по его фигуре. Даже пиджак не может скрыть накачанных мускулов. Широкие плечи, сильные руки, идеальный хищник. Гривистый волк.

– Я хочу тебя, – тихо говорю я. – Каждую частичку тебя. Твою щедрость, твою дикость, твой романтизм и твой прагматизм, даже твои беззастенчивые амбиции.

– Даже мои беззастенчивые амбиции?

– Особенно твои беззастенчивые амбиции. – Я смеюсь. Но потом вдруг становлюсь серьезной. – Я хочу все это. Говоришь, ты хочешь быть внутри моей силы? – Я тянусь к нему. – Позволь мне обнять тебя.

Улыбка на его губах чуть ли не грустная, задумчивая.

– Хорошо. – Он снимает пиджак, идет ко мне, но останавливается в двух футах от меня. – Ты хочешь все это? Так бери.

Я подхожу к нему, расстегиваю рубашку, снимаю ее с него. Потом настает черед ремня. Роберт позволяет мне раздеть себя, покорно стоит, пока не остается совершенно голым. Я прижимаюсь бархатным платьем к его обнаженной коже. Запускаю пальцы в его короткие волосы, притягиваю к себе для поцелуя, а его руки ложатся на мою талию. Я чувствую, как наливается силой его копье. Сегодня он уступает мне ведущую роль, разрешает испытать вновь обретенную силу.

Я отстраняюсь, кладу руку ему на щеку, делаю еще один шаг назад и начинаю неторопливо рассматривать его. Беру копье в свою ладонь, двигаю ее вверх-вниз, пока оно не краснеет от возбуждения.

– Это тоже мое? – шепчу я.

Он снова улыбается, но теперь налет меланхолии исчезает.

– Навсегда, – отвечает он.

Я опускаю руки ему на плечи, мягко толкаю, и он падает на кровать.

– Если это мое, то я могу попробовать его на вкус.

Я встаю на колени между его ног и беру его в рот. Мой язык проходит по головке пениса, щекочет нервные окончания, пока Роберт не начинает стонать. Тогда мой язык медленно, сантиметр за сантиметром, спускается вниз по стволу. Пальцы осторожно ласкают нежную плоть у основания, а рот продолжает свое путешествие вниз, а потом возвращается обратно в том же мучительном темпе, постепенно набирая скорость. Он снова стонет, на этот раз звук более дикий, животный. Когда его начинает трясти, я останавливаюсь и встаю на ноги. Он тут же садится и протягивает ко мне руки, но я не даюсь ему.

– Это бархат, – объясняю я. – Очень деликатная ткань. Тебе не разрешается дотрагиваться до нее.

– Я сам заплатил за платье, – хрипло возмущается он сквозь прерывистое дыхание.

– Ты подарил его мне, – отвечаю я. – Ты никогда не сможешь забрать обратно то, что дал, только не у меня. Я не позволю тебе.

Я медленно снимаю платье, бюстгальтер, трусики, превращая обычный акт в настоящее действо. Потом сажусь на него верхом, прижимаясь коленями к его бедрам, но не опускаюсь. Пока нет.

– Покажи мне себя, – шепчу я. – Не только силу.

В его глазах вспыхивает какая-то искра, нечто похожее на страх. Но что бы это ни было, оно исчезает в мгновение ока, и он возрождается к жизни, хватает меня, разворачивает, вжимает спиной в твердый матрас и входит в меня с неистовой энергией. А я, как обычно, сдаюсь. Обнимаю его руками, чувствую, как он проникает в самые глубины, так глубоко, как не мог ни один другой мужчина.

А потом что-то происходит; он убирает с моего лица локон волос и продолжает движения, заглядывая мне в глаза. Нежно, осторожно проводит пальцами по линии губ. И я вижу еще одну вспышку – на этот раз это беззащитность, потребность, которую не может заглушить примитивная страсть. Я вижу в этом что-то иное, что-то, чего никогда прежде не видела. Я кладу руку ему на грудь и чувствую, как сотрясается его тело.

Всего лишь миг, но и этого вполне достаточно. Когда он закидывает мою ногу себе на плечо и врывается в меня, на этот раз еще глубже, это просто улёт! Я видела то, что не видел почти никто другой, и запретность этого откровения поднимает нас на недосягаемую высоту экстаза. Он кусает меня за плечо, когда мои бедра поднимаются ему навстречу. Я чувствую запах его пота, смешанный с нашим общим запахом страсти.