— Мочи кокни!

Пять блекбернских тварей ломятся в нашу сторону. Большая ошибка, суки! Майкл хватает с бильярдного стола кий и наносит удар одному из дебилов в нос, тот отлетает. Еще несколько ударов и блекбернские хулсы валяються на заплеванном полу. Я начинаю лупить одного из них гриндарами, пытаясю втоптать его нахуй в пол.

Топ-бои поднимают дубовый стол и швыряют его в бар. Слышен звон бьющихся бутылок и стаканов. Перепуганный хозяин паба падает на пол.

— Уходим нахуй, — командует Биг Билл.

Мы сваливаем и расстворяемся в ближайших переулках.

Подходим к Эвуд Парк. Видим, как копы ведут под руки несколько ихних кэжуалсов.

— Скормите их свиньям! Мудачье!

Копы зло смотрят в нашу сторону.

Заходим на наш сектор. Его плотно оцепили копы-космонавты. Один из них, наверное главный, подходит к Биг Биллу.

— Бля парни, будете тут орать, шизить, нахуй всех в участок заберем. Сначала вкачаем пиздюдей, отобьем к хуям все, что можно, а потом кинем в обезьянник к местным уркам, чтобы они вам яйца поотрезали. Усекли?

Пиздец! Сидим весь первым тайм и тупо втыкаем матч. В первом тайме Паоло Ди Канио кидает этим мудохам гол со штрафного. В следующей атаке, какой-то их кекс кидает нам головой. После первого тайма один-один.

Некоторые из нас начинают сваливать и рассходиться по ближайшим барам.

Мы с Майклом чешем тоже в один такой и берем себе там по литру пива.

Потом валим на вокзал.

Собака медленно ползет через английские долины и холмы. Лунный свет мирно льеться через грязное поцарапанное окно. Я смотрю сквозь его на эти унылые пейзажи и потягиваю пиво Гьоссер из горлышка теплой от рук бутылки.

Ближе к ночи добираемся до родной общаги.

— Ну как тебе выезд? Круто да? Только копы-суки все обломали, пошизить не дали, поорать.

— Да, классно, у нас такое, конечно тоже есть, но тут свой коллорит. Круто вообщем.

— Ну, спокойной ночи, чувак!

— Пока, брателло.

5

А через две недели ушли Пола. Он, как и мы все, полностью забил на учебу, в следствии чего, не получил последнюю стипендию. Его вызвали к декану.

Пол сидел вместе со мной в комнате. Было десять часов утра, суббота. К декану надо было валить на двенадцать. Был ноябрь и с небе падал мокрый снег. В Лондоне вообще не бывает нормальной зимы, такой, к какой мы все привыкли. Тут если с неба и падает снег, то напоминает он скорее жидкое дерьмо, что кристаллики воды.

Пол пил пиво из литровой бутылки. Я прикладывался тоже.

— Меня ведь эта сука попрет нахуй. Я же полностью на учебу забил и бухаю безбожно. Даже сейчас, мать твою.

Пол отбросил пустую бутылку в угол комнаты и она гулко ударилась о батарею.

— Это сука снова занюхает, что от меня несет спиртным.

— А хули ты пьешь тогда сейчас?

— Я не могу бля, я если не выпью, то сломаюсь у него. Так я буду увереннее чувствовать себя.

— Ты думаешь, у тебя есть хоть малейший шанс?

— Нихуя у меня нету.

Потом пол встал, одел черный пиджак и брюки, голубую рубашку и более темный голубой галстук. Подошел к умывальнику и посмотрел в зеркало. Потом смочил волосы водой и зачесал их прядь на лоб. Кинул в рот подушечку жвачки «Dirol». Снова посмотрел на себя в зеркало. Опухший красные глаза, серая кожа. Хуево выглядишь, чувак.

— Ну я, типа, пошел.

— Ну иди, удачи.

Вернулся Пол через час. Декан выебал его по полной программе. Галстук его лежал в кармане пиджака. Две верхние пуговицы рубашки были расстегнуты.

— Пиздец мне.

Мог бы и не говорить ничего. И так, все было ясно.

— Когда уезжаешь?

— Сегодня. Сейчас прямо. Мать его.

На лице Пола не было ни слез, ни иных выражений чувств. Всех нас ждало тоже самое. Мы все знали, на что идем.

Пол собрал свои пожитки в небольшой кожаный чемодан. Мы попрощались и он вышел. Я стоял у окна и смотрел, как его сгорбленная фигура удаляется в сторону главных ворот, обволакиваемая мокрым черным снегом. А он ведь даже ни с кем не попрощался. Только со мной. Может его сломило, то что произошло сегодня? Хотя, он ведь знал, что так будет.

Меня ждало то же самое. В следующую пятницу должна была быть модульная контрольная работа по социологии. Четыреста страниц текста. За шесть дней. Нет, нереально. Если я не здаю эту работу, что будет ждать меня? Тоже, что и Пола. Отсутствие степендии и вылет. Я подумал об этом, смотря на его чернеющую фигуру в пелене жидкого дерьма. Я ведь знал об этом раньше, но вот подумал именно сейчас.

Конечно, можно было попробовать учить, но шансы мои были нулевыми.

Я отошел от окна и сел на кровать. Вторая кровать пустовала. Через неделю, чуть больше, обе кровати будут пусты.

Пол ушел. Ушел из моей жизни и из истории этой книги. Он перестал быть действующим лицом в истории этой эпохи. Через семь-десять дней и я уйду. Из истории Академии, но не из книги и эпохи. Произойдет лишь смена декораций, но не героев.

Вы знаете, что такое жуткая депрессия? Это когда вот так просто сидишь и чувствуешь, как в сердце твоем накапливается гной и в глазах слезы. Депрессия у меня всегда бывает в марте, когда происходит смена погоды и времен года. Осеньею редко. Сейчас, вышло именно так. Эта ебанная английская зима, будь она проклята. Не холодная. Всего минус два. С неба падает густой снег, но, не долетая до земли привращается в массу полужидкого дерьма. Да еще и туман. Вы можете себе это придставить? Как болото какоето. Не хочеться выходить на улицу. Дерьмо попадает тебе за шиворот, ноги проваливаються в нем, с ветром оно впиваеться в твою одежду и твое тело.

Она началась. Депрессия. Я сидел на кровати и смотрел на пустую кровать. Будущее было в полном тумане, настоящие тоже. О прошлом не хотелось и вспоминать. Прошлое жгло сердце и выжимало слезы из глаз.

Хотелось просто умереть. Но я никогда бы так не поступил. Не пошел бы в ванную комнату, не взял бы тупой нож и не стал бы как сумасшедший пилить им с противным скрипом свои жесткие вены, а потом смотреть, как бусинки крови сначала появляються на запястье по одной, потом лужицы, а потом бьет мощным фонтаном пачкая твою модную одежду и ослепительно белую плитку. Потом тебя находят тут близкие или чужие люди. В луже крови и гниющего. Мухи ползают по твоим остекленелым глазам. Я никогда бы так не поступил. Я слишком себя люблю. Хотя, смысла жизни в моменты депрессии не вижу.

Осталась последняя неделя настоящего, которое я еще могу контролировать. Потом будет темнота будущего.

В такие моменты, меня бесит, когда начинают говорить о боге. Помнишь, бог, когда я впервые обратился к тебе? Маленький мальчик семи лет. Карпатские горы. Мы отдыхали там с семье. Дикая красота. Выходишь утром, и горы спрятаны в тумане, но уже через несколько час туман, похожий на сливки рассеивается и горы видны как на ладони. Это было жутко красиво. Но, в тот день был сезон дождей и маленький мальчик в дождевике сидел на лавочке и молился тебе, бог. Он молился тебе о том, чтобы люди перестали умирать и чтобы все было хорошо. В тот день маленький мальчик впервые задумался о смерти и он очень испугался. Он молился тебе, бог, очень сердечно. Он реально в тебя верил. И что получил этот мальчик? Что ты сделал из того, о чем просили тебя слезы этого ребенка? Войны, голод, работающие на жирных урод дети, все новые и новые эпидемии болезней? Мы же твои дети, бог. Ты должен нас любить. Да, среди нас очень много мудаков, но есть и хорошии кексы. Так почему же хорошии кексы страдают, а? Ответь мне, бог? Я столько этого всего дерьма видел, скажи, почему же я должен верить? Я слишком много видел, чтобы верить! Ты должен быть милосердным! Ты должен любить нас! Почему ты никогда не прислушиваешься к моим молитвам? Почему когда мне хреново, когда надо хоть немного твоей поддержик, то ее нет! Совсем нет! Хуй с поддержкой, ты хоть знак подай, что типа да, я есть на небесах и все что ты там у себя на земле делаешь, я все вижу и тебе все учтется. Но где бля знаки? Где они? Я пытался быть хорошим! Я делал добрые дела. Я и щас хороших, я ни разу никого в жизни не предал, а если и страдал от меня кто-то, так только мудаки или по своей глупости. И чего я добился? Сижу в этом ебаном Лондоне и впереди полная жопа! Ты хоть подай знак, дай шанс! Но я знаю, что ничего этого не будет! Там пусто на небесах! Там дерьмо ебаное: планеты, кометы! Так давай уже хуярни по нашей земле кометой, чтобы с этим дерьмом раз и навсегда покончить! Какого хуя над издеваться!