Очнулся он от вылитого на него ведра холодной воды. Открыл глаза, пошевелил руками:

— Где я? Кротов, это ты? А… это вы, товарищ капитан. Помогите, я поднимусь. Мне холодно.

Толстяк взял Виктора под мышки и поставил на ноги.

— Тут через сквер больница. Тебя довести или сам дойдешь?

— Нет. Мне бы чайку попить, согреться. Меня нельзя выпускать на улицу — убьют, — сказал Виктор.

— Понятно. Утром ограбили, а теперь — убьют…

— Я Виктор Гамаюнов, вот мой паспорт. Я хочу сделать заявление, — дрожал Виктор.

— Делай, — разрешил капитан.

— Сказал же: согреться надо. Если я сейчас заболею, то это может быть надолго, и вы ничего не узнаете о том, куда пропадают люди. Я замерз… Люди пропадают — понимаете?

Капитан взял Виктора за локоть.

— Пошли.

Он довел его до конца коридора, там была небольшая камера за решеткой. Капитан открыл замок и втолкнул в камеру Виктора.

— Сейчас принесу бумагу, заявление напишешь, отдашь начальнику. Здесь тебя не убьют?

— Могут. Запросто войдут и пристрелят сквозь решетку — ахнуть не успеете. Где у вас охрана?

— Где надо, — ответил капитан. — Ладно, выходи, отведу тебя наверх.

— И чайку бы горяченького, — взмолился Виктор. — Холодно.

— Бабу под бок не хочешь? Паспорт давай! Слушай… — вдруг разозлился толстяк. — Ты, может, думаешь, что здесь гостиница?

— Да я убежал оттуда. Позвоните, проверьте. И согреться…

— Сейчас проверю, — сказал с угрозой капитан, подошел к телефону, набрал номер. — Василий Петрович? Не спишь? Иванов. Проверь там… Виктор Гамаюнов у вас… Что? Взломали? Хорошо, утром придем разберемся, — и положил трубку.

— Эх, отец… Полчаса никак не въедешь… А мог бы звездочку получить, — вздохнул Виктор.

В восемь утра толстяк разбудил Виктора и представил пред светлые очи начальника отделения майора Агапенко.

Виктор, опуская множество подробностей, сделал акцент на единственном событии своей одиссеи. Он рассказал о том, что церковь Апокалипсиса обманным путем вовлекла в свою секту множество людей и использует их в качестве бесплатных рабов на всякого рода сельскохозяйственных работах. Местоположение одного из таких лагерей он может постараться вспомнить, если ехать из того города, где он жил в гостинице «Молодежная». Названия этого города он не знает, но он где-то здесь, неподалеку.

О том, что он был проповедником, Виктор умолчал, но признался, что сам попал в сети этой церкви и бежал.

У майора Агапенко не было слов: такого в его практике еще не случалось. Он и верил, и не верил Виктору, вопросов не задавал, а только рефреном повторял иногда:

— Ну ты найдешь лагерь? Что творят, что творят… Найдешь?

— Должен, — пожимал плечами Виктор.

Толстяк, печатавший на машинке протокол, кряхтел и беспрестанно отирал пот со лба: ну дела…

— Это Красносоветск, — догадался капитан. — Красносоветск, где «Молодежная». Километров с полста, но другой район. Им раскрытие пойдет… — вздохнул он.

— Ничего, нас тоже отметят, — уверенно ответил майор.

— Вы последите у себя. У вас тут тоже плакаты были расклеены, вчера собрание должно было быть в Клубе железнодорожников, — натолкнул на мысль Виктор.

— Батюшки! — всплеснул руками капитан. — Девка-то моя вчера пришла с танцулек этих… в клубе и говорит матери: зачем, говорит, ты меня в грехе родила, теперь вот я мучаюсь. Жена звонит мне сюда, плачет, а я ничего не пойму! Теперь все ясно!

— Их почерк, — подтвердил Виктор. — Значит, все-таки собрание было. Вы за дочкой-то последите: уйдет запросто — и следов не найдете. Это я ответственно заявляю!

— Ладно, — оборвал Агапенко. — Ты, Иванов, отведи парня домой, покорми как следует, а я выясню кой-чего. Ровно в десять чтобы здесь — как штык. Распорядись насчет машины — поедем, Или ты не спал?

— Я поеду, поеду! — поспешно сказал капитан, а у Виктора спросил: — Ты с дочкой поговоришь? Про дурь-то ее?

— Нет, нет, нет, — замахал руками Виктор. — Потом, потом когда-нибудь. У меня у самого невеста так пропала.

— Да ну? — удивились оба милиционера.

Майор добавил:

— Ишь, какая зараза, а так не подумаешь: церковь и церковь — значит, про Бога, а тут вон чего. Надо будет у настоятеля консультацию просить. Нет, ну надо же так… Я видел эти объявления, но неужели секта? Это вот раньше были баптисты там, пятидесятники… Помню, сажали — было дело. Но они скрывались, их еще найти надо было. А эти — объявления пишут. Сколько развелось: не одни, так другие — поди разбери, чего проповедуют.

— Да, вот и я поэтому влип, что не разобрался сразу, — добавил Виктор. — Вы не представляете, как это ужасно. — Он закрыл глаза, содрогнулся, вспоминая.

— У них, стало быть, разрешение есть на свою деятельность. Ну ладно, разберемся. А ты, Виктор, не того?.. Не врешь про все это?

— Я? — обалдело глянул на майора Виктор. — Да я вам такое могу порассказать. Если сразу, так голова с катушек слетит. Но вы можете мне не верить — ваше дело. Я все равно найду к кому обратиться, — если не убьют, конечно… У них с отказниками строго… Вот что! — добавил он. — Мать ничего обо мне не знает… Сегодня какое число?

— Двадцать шестое… августа, — подсказал Иванов.

— Господи!.. Три месяца. Мне нужно срочно ей сообщить, что я жив!

— Три месяца? — поразился Иванов. — И где ж ты все время был? В том лагере?

— И в том, и в другом, и в третьем.

Капитан многозначительно переглянулся с майором.

— Ладно, звони. Ты код знаешь? — пододвинул к нему телефонный аппарат майор. — А паспорт твой мы пока заберем. Пока будешь на казенном довольствии. У капитана супруга так готовит — сам уйти не захочешь. Ну, звони… И дочка — красавица. Она как увидит тебя — отпадет! Во жених, да?

— Как хотите… — усмехнулся Виктор. — Этим меня не удержишь…

— Ну, ну, — покровительственно сказал майор. — В твой Сосновск можно по автомату. А ты сказал «удержать» про что: про дочку или про паспорт?

— Про то и другое! — отрезал Виктор.

Он набирал цифры кода, и вдруг волнение прорвалось наружу: жилка на виске задергалась…

— Мама? Это я, Виктор! Мама, я живой, не переживай! Живой… Ну не плачь, потом поплачешь, мама! Ольга не нашлась? Что?.. Убили?.. Вадима Ильича убили?.. Утром?.. — Он не стал слушать дальше, в изнеможении положил трубку на рычаг. — Какой ужас… Это месть, это за меня месть. — Он опустился на стул.

— Что, что?!

— Ее отца убили… Сегодня машина сбила.

Зло навалилось тяжеленным грузом, отчаянием и неверием ни в какое спасение… Мафия бессмертна. Секта — это мафия новой формации, с ней невозможно бороться — она опутала сетями все пространство.

Почему он связал убийство отца Ольги со своей изменой учению — он не знал, но чувствовал, что иначе просто быть не может.

Иванов довел под руку Виктора до своего дома. Там его хорошо накормили. Щебетание, охи и ахи дочки капитана, смазливенькой пухляночки, заставили Виктора внутренне собраться. Он смотрел на дочку, а видел повешенную. Та ведь тоже была живая и, наверно, так же мило щебетала. Виктор вдруг сказал:

— Если узнаю, что ходишь на подобные сборища, голову оторву — поняла, дура?

— Хорошо, — испугалась дочка и, обиженная, выскочила из-за стола. — Сам дурак! — крикнула из соседней комнаты.

— Правильно, правильно, Витенька, — похвалила его обиженная на дочку мать. — Распустилась молодежь. Кто же нас в старости кормить будет? Лучше б я абортов не делала. Было б сейчас много детей, хотя бы один приличный вышел. А это что…

— Виктор, пошли! — поднялся из-за стола капитан. — Вот… вот из-за них все! А ты заверни нам с собой что-нибудь.

«Интересно, как бы они сейчас заговорили, если б на том кладбище я зарыл их дочку? Идиоты, все идиоты! — думал по дороге в отделение Виктор. — Чего все делят, ищут виноватого, когда существует смерть и никто не избежит ее?» Бедная Оля. Бедная, бедная… Как хочется ее сейчас увидеть — но только ту, прежнюю. А какая она была прежняя? Виктор забыл. И Вероника… Какое она имеет отношение к его жизни? Ах да, он жениться на ней хотел.