Опираясь на псевдонаучную теорию древнерусской народности как колыбель трех восточнославянских народов, «кое-кто в Москве и теперь считает Киевскую Русь первым Российским государством, а украинские земли — неотъемлемой частью единой и неделимой империи»[348]. Вообще определенные круги в той же самой Москве до сих пор тоскуют по советской империи. «Та российская „тоска“ за величественной и могущественной империей, та ностальгия за утраченной великодержавностью, то причитание над так называемыми „осколками“ (именно так россияне смотрят на бывшие свои „республики“) мифического своего „тысячелетнего государства“ (ведь Московщину даже с большой натяжкой нельзя было бы назвать сегодня наследницей нашего Киевско-Русского государства), — все это, к сожалению, разворачивается ныне не просто на психологическом уровне. Психологическую определенную некоторую „растерянность“ россиян можно было бы в этом контексте даже как-то по-людски постичь (вспомним, какой травмой для сознания немцев обернулась потеря ими колоний после I Мировой войны и Версаля). Однако в данном случае речь идет о той российской „ностальгии“ за утраченной империей, которая непосредственно проецируется на плоскость кремлевской политической пракстологии и стратегических интенций Кремля»[349]. Ссылаясь на будто бы когда-то единый древнерусский народ, современные сторонники «единой и неделимой» стараются сберечь империю, по рекомендациям А. Солженицына, пусть в пределах ее славянского ядра. Упоминаются здесь слова Ленина: «Черносотенцы и их лакеи называют Россию великой славянской державой вероятно только потому, что в этой великой державе практикуется самое великое угнетение славянских народностей»[350]. Как пишет современный киевский исследователь, «прежде всего следует обратить внимание на живучесть классического имперского мифа о Киевской Руси как эдакой прото-россии, и о едином „(древне)русском“ народе, от которого неблагоприятные исторические обстоятельства откололи украинскую и белорусскую ветви — которые, однако, все время стремились и до сих пор хотят соединиться снова с „общерусским“ деревом — наперекор своим „националистическим“ элитам. В независимой Украине этот миф перестал быть официальным и в значительной мере потерял влиятельность, хотя и не исчез окончательно. В облегченном, утилитарно-пропагандистском виде он бытует еще среди части элит — в разнообразных квази-политологических концепциях на манер „православно-славянского сообщества“, „евразийского пространства“, „интеграции в СНГ“ и т. п.»[351]. Однако, очевидно, с развалом Советского Союза и крахом коммунистической идеологии рано или поздно придет пора отбросить имперский миф о выдуманной древнерусской народности.

Однако этот процесс будет проходить непросто, поскольку в современной российской историографии уже выразительно сформировалась тенденция, согласно которой украинцам и белорусам отказано в присутствии у них этнической самобытности, а, следовательно, и в праве на создание национальных суверенных государств. Яркими выразителями этой тенденции являются московские научные работники С. Самуйлов[352] и А. Дугин[353]. Правда, и украинские ученые не остаются в долгу, свидетельством чего есть основательная монография Василия Кременя и Василия Ткаченко «Украина: путь к себе»[354], в которой доказательно и убедительно развенчиваются украинофобские инсинуации и извращения.

Предварительно уже говорилось, что политоним «Русь» не требовал никакого дополнительного уточнения. Русь была одна, и все знали, что под этим названием понимать. Ни разу в русских летописях не выступает столь распространенное сейчас исторически некорректное словосочетание Киевская Русь. «Название „Киевская Русь“ является искусственным, выдуманным российскими историками, как антитеза „Московской Руси“»[355].

Не менее нарочито запутанным является этническое имя титульного народа Руси. Если верить учебникам, а именно из них получает информацию о прошлом большинство людей и, вообще, нации формируют учебники по истории, то титульное население Киевского государства называло себя иногда «рус», а иногда «руссы».

Именно этот широко употребляемый с XIX ст. царскими историками термин «руссы» настойчиво пропагандируется в современных школьных учебниках, будто он есть древним общепринятым термином еще со времен Киевского государства. Вот как, например, это делается: «Первые исторические сведения о Руси, о народе „рус“ или „рос“ принадлежат к XI ст. н. э. — в Среднем Приднепровье, где в Днепр впадает река Рось, и обитало славянское племя русь».

Не будем озадачиваться тем, что в названии этого народа постоянно меняются буквы «о» и «у» («рос», река Рось и «рус», Русь) — так менялись эти буквы и в средние века («Русская земля», «Правда Росская»), и в наше время мы тоже говорим двояко: «русский язык», «Российская республика». О русах VI ст. пишут, что это «мужи огромного роста». Позднее, в IX–X ст. ст., описывали русов так: «Русы мужественные и храбрые… Племя русов возглавляло союз приднепровских славянских племен. К IX ст. под властью русов оказался целый ряд славянских племенных союзов»[356].

Авторы учебника призывают не «беспокоиться, что в названии этого народа менялись буквы», потому что здесь якобы мелкое различие. На самом деле различие принципиальное. Термины «руссы» или «руси» по происхождению восточные (арабские, персидские). В фонетическом оформлении восточных языков название главного народа Руси звучит превратно. Неточным является и византийское по происхождению название «росы»[357].

«Византийские греки заменили в имени Русь звук „у“ звуком „о“ и называли русских народом Росс или Россами, а их страну — Россией. Этому находят два объяснения: или греки, по ученому домыслу, отождествляли Русь с упоминанием пророка Эзекиля о народе Рош, или они переняли произношение от некоторого тюрко-татарского племени, например, от хазар, потому что „у“ тюрко-татары произносят временами как „о“»[358].

На Руси в княжескую эпоху и позже таких названий не употребляли. «Иногда в литературе встречаем термин „руссы“, выдуманный ученой историографией: в источниках неизвестный»[359]. Итак, этнонимические сведения, как их подает российский школьный учебник, являются неправдивыми. А на такой лжи воспитываются поколения школьников. Все эти жонглирования названиями совершаются для того, чтобы не назвать действительный этноним титульного народа Руси. Этим этнонимом, о чем учебник даже не упоминает, было слово «русин».

Разноплеменное население Руси — самое большое к тому времени в Европе государство, — этнически делилось на две части: на «русинов» и на остальные народности. Полагают, что само название (этноним) «русин» происходит от названия страны «Русь», хотя возможна обратная последовательность. Когда под государственное понятие «Русь» подпадала вся территория, которая подчинялась княжеской власти, с главной сердцевиной в Киеве, то под этническое понятие «русин» — только население Поднепровья (земля полянин), а со временем оно распространилось на население близлежащих земель. На население Залесья этот термин никогда не распространялся. Поэтому этноним «русин» для российской историографии является ненавистным. «Перекладывая на российский язык старокиевские летописи, имеющийся в оригинальном тексте этноним „русин“ переводился как „русский“! В то же время употребление касательно времен Киевской Руси понятий „украинцы“, „украинский“ являлось проявлением „буржуазного национализма“ и сурово преследовалось»[360]. В средневековые часы этносы, конечно, повседневно называли себя разнообразно: «людьми», «здешними», «мужиками», а как сборным именем — «гражданами» или «подчиненными» — принадлежащими к конкретной государственной системе. Международные соглашения требовали другого — точного этнического названия. Поэтому впервые, и это не случайно, этноним «роусинъ» в летописях встречается в статьях международных договоров Руси с Византией 911–945 гг. Например: «аще кто оубисть кртыя на русинь» (здесь русин — представитель Рухе, не христианин; христианин — грек), «или христианин русина» (статья четвертая договора 912 г. по Ипатьевскому летописному списку). Или: «аще ли ключится оукрасти русину от грек что, или гречину от русина» (из договора 945 г.)[361]. «И еще оубьеть крестянин русина или русин крестыяна» (статья тринадцатая договору 945 г. по Ипатьевскому летописному списку). Или, уже по Лаврентийскому летописному списку: «аще оударить мечом или копьем или кацем любо оружьем русин гречина или грьчинь русина»[362].