– Ты нахал. – Шарлотта ткнула его в бок. – Это же произведение искусства.

– Так всегда говорит Арбакл, когда с кистью в руке вожделенно смотрит на тебя. – Себастьян уже не в первый раз таким тоном говорил о художнике.

– Тебе не слишком нравится Арбакл, да?

– Он, конечно, мастер, – пожал плечами Себастьян. – Но когда он стал писать тебя так...

– Как?

– Как будто пытается украсть кусочек твоего сердца лично для себя, – выставив подбородок и помолчав, ответил в конце концов он.

– Это никому не удастся. – Она крепко сжала Себастьяну руку. – Мое сердце принадлежит только тебе.

Кивнув, он наклонился и поцеловал Шарлотту в лоб, а затем они продолжили путь по галерее, восхищаясь скандально знаменитой коллекцией сэра Чарлза Таунли.

– Какая прелесть. – Подняв фонарь, он осветил скульптуру женщины. – Она похожа на тебя.

– Это, должно быть, Клити. – Покраснев, Шарлотта обошла вокруг пьедестала. – Таунли называл ее «моя жена». Во время восстания, когда ему пришлось покинуть дом, он берег ее больше всей остальной коллекции.

– Вероятно, потому, что она не слишком ворчала на него...

– Перестань шутить, – оборвала его Шарлотта. – Мне кажется, она грустит. У нее такое печальное выражение.

– Наверное, у нее такое же доброе сердце, как у тебя, – промурлыкал Себастьян ей в ухо.

Рука об руку они шли дальше по залу, пока не добрались до изюминки всей коллекции.

– Венера! О, Себастьян, смотри, это Венера Таунли! – прошептала Шарлотта, глядя на изящную даму и признаваясь себе, что никогда не видела ничего столь изумительного.

Прекрасная статуя заставила даже Себастьяна прекратить пустую болтовню и настолько подействовала на него, что Шарлотта, обернувшись, чтобы узнать его мнение, увидела, что Себастьян возвращается к своей непонятной коробке.

– Оставайся там, где стоишь, – сказал он, вернувшись не только с коробкой, но еще и с несколькими свечами.

– Зачем?

– Я хочу нарисовать вас обеих: Венеру Таунли и мою Афродиту, – ответил он и, присев на корточки перед коробкой, принялся ее распаковывать.

– Нарисовать меня? – Шарлотта перевела взгляд с грациозной богини на стоявшего мужчину. – Ты рисуешь?

– Да, – ответил Себастьян, доставая альбом, карандаши и лоскут ткани. – Подожди немного, я не так плох, как ты думаешь. – Он посмотрел на Шарлотту. – Разумеется, я не Арбакл, но, думаю, достаточно хорошо знаю свою модель. – Он усмехнулся, и Шарлотта не могла не покраснеть.

Конечно, знал – до последнего дюйма.

– Ты же не ожидаешь, что я... – Снова оглянувшись на Венеру, она указала рукой на обнаженную женскую фигуру, прикрытую только до талии.

– Почему нет? – Усевшись на пол, Себастьян пристроил альбом на коленях. – Ты же делаешь это для Арбакла.

– Я... я... я... – начала запинаясь Шарлотта. О Господи, что она могла возразить против этого? – Что, если войдет кто-нибудь из охранников или...

– Не волнуйся, – рассмеялся он, к облегчению Шарлотты. – Честно говоря, ты мне нравишься именно такой, какая ты есть. Это платье великолепно, как и твоя прическа, – потрясающий контраст. Если тебя не затруднит, поставь его, – ой кивнул на один из фонарей, – вон туда, ближе к пьедесталу, чтобы на стену падала тень.

– Я не знала, что ты любишь рисовать. – Сделав то, о чем просил Себастьян, Шарлотта стала сбоку от пьедестала.

– У меня тоже есть свои секреты. – Встав, он подошел к ней и, окинув взглядом статую, немного подвинул Шарлотту в сторону и приподнял ей голову, чтобы казалось, будто она смотрит на скульптуру. – Великолепно! – Быстро вернувшись на место, Себастьян принялся за работу.

– Почему ты ничего не говорил мне? – Шарлотта повернула голову к нему, но он покачал карандашом, прося ее принять прежнее положение.

– А ты когда-нибудь спрашивала? – Он быстро рисовал, время от времени бросая на нее короткие взгляды. Безусловно, нет.

– Но твои... – Шарлотта снова остановила себя. Не могла же она сказать Себастьяну, что Гермиона подробно перечисляла все достоинства и недостатки брата, но ни разу не упомянула о его художественных способностях. – А кто-нибудь об этом знает?

– Ты намекаешь на мисс Берк? – Себастьян замер.

– Нет, не она, – торопливо сказала Шарлотта, стараясь не думать об этой девушке. Ей следовало догадаться, что достойная леди вроде мисс Лавинии Берк не одобрила бы увлечение мужа рисованием. – Нет, я имела в виду твоих мать и сестер.

– Моя родня не слишком интересуется искусством, – покачал головой он.

Но Шарлотта понимала, что в их другой жизни леди Уолбрук не оставалась бы равнодушной к способностям сына и без устали донимала бы его. Неудивительно, что никто ничего не знал.

И то, что сейчас Себастьян поделился с Шарлоттой, говорило о многом.

Шарлотта украдкой еще раз взглянула в сторону Себастьяна и, заметив, с каким увлечением он рисует, неожиданно поняла – она много лет была влюблена в Себастьяна Марлоу, но никогда по-настоящему не знала этого человека. О, она отлично понимала внешние проявления его натуры – преданность семье, безграничное чувство долга и чести, но, как она поняла, в нем было гораздо больше, чем видели все остальные.

За последние два дня она открыла для себя Себастьяна Марлоу, которого никогда бы не узнала в своей прежней жизни леди из Мейфэра. Даже если бы он снизошел до того, чтобы бросить взгляд в ее сторону и ухаживать за ней, они продолжали бы оставаться совершенно чужими до самого дня свадьбы. И даже потом разве он повез бы ее на скачки? Отплясывал бы с ней так бесшабашно? Рисовал бы ее так?

Бросив на него еще один взгляд, Шарлотта улыбнулась сама себе. Ей удалось открыть Себастьяна, которого не знала даже Лотти.

– Мне кажется, я не единственный человек, чье заветное желание исполняется сегодня ночью, – сказала она.

– Что ж, ты меня поймала, – усмехнулся Себастьян. – Мне никогда не удавалось ничего утаить от тебя. А теперь стой спокойно и дай мне закончить. У нас немного времени, и я не знаю, когда еще мы получим такую возможность.

– Быть может, тебе приятнее было бы получить какую-нибудь побрякушку? Бриллианты на старость? – спросил Себастьян, несколькими часами позже везя Шарлотту домой.

– Нет. – Она стряхнула окутавшую ее сонную расслабленность и, положив голову ему на плечо, вздохнула. – Мне не нужны бриллианты. Сегодня ночью ты сделал для меня то, что никогда не сделал бы никто другой.

Он усмехнулся с глуповатым видом, говорившим, что он гордится тем, что совершил, мальчишеской, озорной и, что гораздо важнее, полной любви улыбкой.

Ее желание полностью осуществилось, поняла Шарлотта. До самого этого мгновения часть ее сердца, принадлежавшая «синему чулку», старой деве, даже леди, на которую никто не обращает внимания, – то есть часть, принадлежавшая Шарлотте, – совершенно не верила, что Себастьян Марлоу может действительно любить ее.

А он любил ее, любил всей душой.

И она его любила.

И все скандальное и непристойное в этой запутанной жизни, которую устроила ей Куинс, бледнело по сравнению с неповторимым теплым светом, искрившимся сейчас в ее душе.

В последние две недели Куинс все снова и снова пыталась улучить момент, чтобы остаться наедине с Шарлоттой, но леди просто невозможно было загнать в угол – даже тому, кто обладает такими, скажем, особыми талантами, как Куинс.

Если бы не грозный ультиматум Милтона, она, вероятно, безмерно гордилась бы тем, как осуществилось желание Шарлотты.

Ну да, правда, несколько нитей времени необходимо было заправить на место, но одного взгляда на сияющее лицо Шарлотты было достаточно, чтобы не осталось никаких сомнений в том, что она расцвела.

Она и ее красавец Себастьян были почти неразлучны. «Это доказывает, – сказала Куинс рассерженному Милтону, – что желание девушки было судьбой». И молодые люди постоянно подтверждали ее слова тихими пикниками за городом, посещением фейерверков в Воксхолл-Гарденс, поздними ужинами, когда они обменивались лакомствами и поцелуями и проявлением пылких чувств друг к другу при первой же возможности. Это случалось очень часто: днем, когда Финелла отправлялась за покупками, во время долгой поездки домой из загорода, в полуночные часы и по утрам, когда они оба были уставшими и без сил.