Порою даже посреди самой лютой зимы выдается денек столь ясный и спокойный, что поневоле дивишься, не пришла ли весна раньше срока. В такие безветренные дни, если сидеть на солнышке, бывает даже тепло.

Даже торговец, ценящий время не меньше, чем деньги, задерживается в пути, чтобы понаслаждаться такими деньками. Он останавливает свою повозку на первой же лужайке, где не пасутся всякие коровы, берет в одну руку флягу, а в другую кус ржаного хлеба и, глядя в небо, потягивает вино и жует хлеб. Он отщипывает мелкие кусочки, пока ему это не надоедает, потом запихивает в рот остальное и почти засыпает, жуя.

Покрывающее его одеяло впитывает теплый солнечный свет, и у торговца создается ощущение, что он дремлет возле очага. Все, что достигает его ушей, — чириканье птиц и воображаемый звук, с которым теплые солнечные лучи ласкают землю. Подобные моменты — роскошь, доступная лишь путешественникам…

И с этой роскошью время от времени рождаются соблазны.

Эта история началась поздним утром, когда солнце уже поднялось довольно высоко и зевать никому не хотелось; и началась она с карты. Лоуренс, путешествующий на запряженной лошадью повозке, встал вместе с солнцем и теперь думал, не разнообразить ли чем-нибудь скучную поездку; потому он и достал карту.

Эту карту он купил несколько лет назад вместе с подозрительной картой сокровищ — по дешевке, конечно. Карта сокровищ была на дешевой бумаге и, казалось, того гляди рассыплется вместе со своими секретами, но вторая карта, которая продавалась вместе с ней, была выполнена более практично — на прочном пергаменте.

Держа карту в руках, Лоуренс обратил взор на восток. Дорога, по которой ехала его повозка, шла вдоль леса, но на приличном удалении. Здесь было пустынно и скучно, а вот в том лесу деревья зеленели круглый год.

Лоуренс слышал, что сейчас этот лес вдвое меньше, чем был когда-то; изрядная его часть была вырублена, чтобы дать место новым городам. На карте были нанесены прежние границы леса, показывая, как велик он был прежде.

— Ты что там высматриваешь?

Лоуренс изучал карту, сидя на козлах, когда его спутница Хоро — обычно валяющаяся в повозке сзади — наконец заметила это и спросила. Лоуренс обернулся и увидел, что она, похожая на монахиню, полулежит, прислонившись к товарам, и, лениво склонив голову, смотрит на него.

— Похоже, тут где-то недалеко лесопилка.

— Лесопилка?

— Да, хотя ей больше не пользуются. Это такое место, где бревна пилят и хранят, чтобы потом использовать.

Естественно, былая красота леса Лоуренса не интересовала. Он отслеживал глазами идущую туда дорожку, потому что с той стороны лежала зеленая лужайка, которая его, напротив, как раз интересовала.

— О… так значит, та лесопилка прямо по пути?

Лоуренс вернулся к карте и продолжил объяснение.

— По эту сторону леса — торговый путь, который соединяет окрестные города и деревни. Здесь всегда людно, и пасется так много коров, что уже почти голая земля осталась. Но по ту сторону леса есть зеленая лужайка.

— Зеленая лужайка?

Хоро даже не удосужилась сесть, чтобы переспросить.

— Там трава растет всегда, даже в это время года.

Хоро замолчала надолго. Лоуренса это немного встревожило; он обернулся к ней и увидел, что она смотрит на него недовольно.

— Я не коза. Оттого, что я увижу лужайку, мое настроение не поднимется и вообще сердце не вздрогнет.

Она говорила абсолютно равнодушным тоном, и, если бы кто-нибудь подслушал этот разговор, он ни за что не уловил бы скрытого смысла ее слов. Однако Хоро не просто ходила вокруг да около.

Очаровательная пара острых ушей у нее на голове не принадлежала человеку, как и пушистый хвост, растущий от ее поясницы. Выглядела она девой лет пятнадцати, но на самом деле это была громадная волчица, способная проглотить взрослого человека целиком. Любой, кого бы озадачили сказанные ею только что слова, понял бы их значение сразу, как только увидел бы ее истинное обличье.

— Ну извини… но знаешь, было бы очень досадно, если бы та лужайка оказалась пригодна лишь для пастьбы.

— Хмм?

— В такие дни лужайка на пологом косогоре под теплым солнышком выглядит заманчиво, не правда ли?

Хоро устремила взор куда-то в пространство; секундой позже хвост в ее руках заколыхался. С ее-то воображением — она должна была отлично понять, как еще можно пользоваться лужайкой. Поэтому, когда она раскрыла рот, из нее буквально выпрыгнул вопрос:

— Но разве ты не торопишься?

Подремать на лужайке после поездки через лес — любой торговец скорее умрет, чем пойдет на такое; ведь время для этих людей — то же, что и деньги. Хоро спрашивала из искренней заботы о кошельке Лоуренса, но чарующая мягкость ее глаз могла дать сто очков вперед красавицам, что завоевывают сердца императоров.

При виде такого кокетливого поведения Лоуренс ощутил прилив сил. Хвост Хоро выдавал чувства своей хозяйки куда точнее, чем любые слова, выходящие из ее рта; и Лоуренс считал, что если Хоро будет так рада столь незначительной задержке, то и пускай.

Более того — если обычная солнечная ванна так ее приободрит, это будет стоить задержки. До сих пор ведь их поездка проходила довольно скучно, и разбить скуку им было особо нечем. Перерыв на отдых — как раз то, что надо.

— Хмм, нуу, даже если после этой остановки вторая часть пути пройдет повеселее, мне немного совестно пробуждать твои надежды…

— Что ты имеешь в виду?

Лоуренс слегка взмахнул картой и пояснил:

— К сожалению, я не уверен, насколько эта карта надежна. Если пробираться через лес окажется чересчур тяжело, мы эту идею оставим.

Будь ей столько лет, на сколько она выглядела, Лоуренсу было бы трудновато это сказать. Но, к счастью, он говорил с Мудрой волчицей. Она поняла все, что он имел в виду, еще до того, как он рот открыл.

Хоро перевернулась из полулежачей позы, в которой была, когда ухаживала за хвостом, подняла взгляд, чтобы встретиться с глазами Лоуренса, и сказала:

— Об этом можно не волноваться. Если так выйдет, мы можем просто лечь под деревом, там, где солнышко светит сквозь ветки и листья.

Они поменялись ролями; теперь уже Лоуренс рисовал в воображении картину, предложенную Хоро, так же как она только что воображала описанный им луг. Дремать вместе под стройным деревом в густом лесу, который круглый год не сбрасывает листву, слушать лишь шелест крон на ветру, смотреть на лучики света, заглядывающие между ветвей, — это звучало не менее заманчиво. Когда Лоуренс наконец вернулся к реальности, то обнаружил, что Хоро ест его взглядом в ожидании согласия.

— Да, звучит очень хорошо.

— Тогда решено.

Лоуренс отложил карту и взял поводья; Хоро улеглась на спину и уставилась в небо. Повозка медленно направилась к лесу. День ожидался ясный и светлый, утро перестало навевать тоску.

Дорогой, по которой они въехали в лес, похоже, пользовались. Охотники, быть может, или собиратели фруктов, или бортники, или дровосеки — словом, кто-то этой дорогой ходил, судя по ее хорошему состоянию. Даже повозка с легкостью преодолевала кустарнички.

В лесу было ни тихо, ни громко… для ленивой прогулки — самое то. Хоро явно не могла больше сдерживаться и не пить, оставляя вино для Лоуренса; она стала потихоньку прикладываться к меху, закусывая лишь птичьим щебетом.

Но Лоуренс не жаловался; все его мысли были сосредоточены на этой прогулке. Да, он обернулся пару раз, чтобы проверить, не выпила ли Хоро все вино до капли, но всякий раз она подкупала его, предлагая тоже глотнуть, и он соглашался.

Если карта была точна, то лес простирался длинной тонкой лентой, а дорога его рассекала поперек. Она пересекала лес в самой узкой его части, являясь, таким образом, самым коротким проходом через него.

Однако подобные дороги часто идут не так, как изображено на картах, и Лоуренс не удивился, когда их дорога, сперва ведшая прямо (как и указывала карта), вдруг вильнула вправо. И это не было похоже на попытку обогнуть какое-то препятствие — просто так вот само собой получилось.