Питер Тиокол.

Этот сукин сын читал мою книгу, подумал Питер.

Тем временем Пуллер продолжал:

– Я только что получил сообщение от Акли, который исследовал тела троих убитых захватчиков в Беркеттсвилле. У них у всех вставные зубы.

Полковник помолчал, давая присутствующим время осмыслить сказанное.

– Судебному медэксперту проще всего определить национальность человека по работе дантиста. Поэтому этим парням и удалили все зубы – до единого, а вместо них в какой-то третьей стране поставили вставные, чтобы в случае смерти или плена нельзя было установить, откуда они. Эти парни не психи, не лунатики, не правые экстремисты и не банда с большой дороги. Это группа отборных профессионалов-иностранцев, выполняющих чье-то задание. Они прибыли сюда с одной-единственной, известной только им целью. И мы должны ждать до тех пор, пока не выясним, кто они такие. Только тогда мы будем знать, что делать. Распылять наши ограниченные ресурсы прямо сейчас – обречь себя на поражение. Нам еще слишком мало известно, чтобы начинать штурм.

– А когда же? – с горечью спросил Скейзи.

– Когда я скажу. Когда мы будем знать, кто они. И не раньше.

Уидерспун должен был заметить их первым, но заметил их Уоллс. Скорее даже почувствовал, учуял по запаху, ощутил. Его острый локоть ткнулся в ребра Уидерспуна, и этого сигнала было достаточно. Сквозь окуляры приборов ночного видения они выглядели какими-то фантомами, колышущимися призраками фантастической расцветки, раскачивающимися из стороны в сторону на зеленом фоне стен тоннеля. Чудища из кошмарного сна, ужасные и отвратительные, с постоянно меняющимися очертаниями, перетекающие одно в другое, они покачивались прямо перед ним – белые люди с оружием во мраке.

Ну и подыхайте, ублюдки, подумал Уидерспун.

Он выстрелил первым, винтовка МР-5 дернулась, выплевывая в спешке пули.

Какое это прекрасное чувство! Страх тут же покинул его. Сквозь окуляры он не видел следов трассеров, не видел, попали ли пули, но зато увидел нечто иное: горячие красные пятна, которые улавливал и увеличивал инфракрасный прибор.

Впечатление было такое, словно сумасшедший художник беспорядочными мазками швырял на холст красную краску. Пятна дрожали, расплывались, мелькали перед ним. В нос ударил острый запах пороха, подобный элексиру. Магазин винтовки опустел.

Разразившись сумасшедшим хохотом, Уидерспун попятился назад. Господи, скольких же он убил! Он слышал стоны и крики. Мы покончили с этими ублюдками!

– Ложись! – закричал Уоллс, услышавший в этом грохоте какой-то посторонний звук, отразившийся от стен. Желая подстраховаться, он ударом кулака сбил Уидерспуна на землю, и в этот момент взорвалась граната.

Она взорвалась совсем рядом, грохот был ужасный, но это было не самым страшным. Уидерспуна контузило, сквозь окуляры вспышка взрыва показалась ему невероятно сильной, такой жаркой и яркой, что ее не с чем было сравнить. И только после этого пришла ударная волна, мощная, как пинок от Господа Бога.

Словно тряпичную куклу, его швырнуло на стенку тоннеля, он почувствовал, что течет кровь, хотя боли никакой не было.

Уидерспуну удалось сесть, хотя он потерял всякую способность ориентироваться. На какое-то мгновение он совершенно забыл, кто он и где находится, новорожденный птенец, он моргал, открывал и закрывал рот. Из темноты на него надвигались какие-то светлячки, воздух был полон пыли и дыма, ужасно болела голова.

– Давай, малыш, стреляй! – послышался голос неподалеку от него.

Уидерспун повернулся и увидел необычное зрелище. Поскольку один окуляр оторвало взрывом, в цветном абстрактном изображении он видел теперь только половину Уоллса – разъяренное, сверкающее красное божество, полное благородного гнева и грации.

Но другая половина Уоллса была половиной человека: до смерти испуганный солдат, полный решимости и ответственности, противостоящий урагану огня в полной темноте и палящий из своего обреза. Краткие вспышки выстрелов на мгновения освещали стены тоннеля розово-оранжевым светом, превращая неистового ниггера в белого.

Уоллс расстрелял всю обойму, но к тому времени, когда Уидерспун слегка очухался, он вставил новую и продолжал поливать свинцом тоннель. После некоторой паузы раздались ответные выстрелы, яростные и частые. Казалось, пули поражают все на своем пути, в кожу впивались горячие осколки угля.

Он опустился на колени, нащупывая запасную обойму.

– А теперь гранату, – сказал запасливый Уоллс, всегда думавший на ход вперед, и Уидерспун увидел его в классической позе метателя копья. Последовал бросок, после чего Уоллс упал на землю. Уидерспун услышал панические крики совсем рядом с собой и, к несчастью, не успел опустить глаза, которые поразила вспышка взрыва. В глазах потемнело, он упал на спину.

– Я ничего не вижу, я ослеп! – закричал он. Уоллс подполз к нему.

Стрельба, похоже, стихла. Уоллс взял Уидерспуна под мышки и потащил назад. Он чувствовал себя глупеньким черномазым из старой кинокартины. И все-таки продолжал тащить напарника все дальше и дальше.

Постепенно к Уидерспуну возвращалось зрение. Он увидел перед собой потное лицо Уоллса.

– Я уже вижу.

– Парень, не стоит пялиться на эти игрушки, когда они взрываются.

– Скольких мы положили?

– Не знаю. Трудно сказать. В темноте все время кажется, что больше, чем на самом деле.

Некоторое время оба молчали. Уидерспун энергично дышал, набираясь сил. У него было такое чувство, что он мог бы проспать сейчас целых сто лет. Рядом с собой он ощущал запах Уоллса, напарник не обнаруживал никаких признаков волнения.

– Тебе что, нравится все это? – с удивлением спросил Уидерспун. Уоллс фыркнул.

– Де-ерьмо, – вымолвил он наконец, – возможность прихлопнуть белого? Да это просто праздник.

– Думаешь, с них хватит?

– Нет. С этих не хватит. Большинству белых хватило бы, но только не этим. Этим белым мальчикам на такое наплевать.

По шагам Фуонг поняла, что их не меньше пяти. Она слышала, как они торопливо пробирались вперед, тяжело дыша от тяжести снаряжения и спешки. Затем раздался первый взрыв, его вспышка отразилась от стен, осветила повороты и дошла до Фуонг, и только через полсекунды до нее долетела волна горячего, сухого воздуха. Послышались крики и стоны. Но затем она вновь услышала звук шагов, удивительно четких и направляющихся прямо к ней, потому что больше направляться им было некуда.

«Мама, они продолжают идти».

«Я слышу».

Их действия удивили Фуонг. Во время войны американцы почти всегда поворачивали назад, если несли потери. Во время боев на поверхности, начиная терять людей, американцы отходили и вызывали самолеты. Но в тоннели самолетов не вызовешь, поэтому они просто отступали. Сейчас же Фуонг слышала шаги, были они даже более решительными, чем раньше.

Не ожидавшая подобного, Фуонг повернулась, теперь ей уже стало страшно, она забиралась в тоннель все дальше и дальше.

«Быстрее, мама. Наверное, они нашли вторую гранату и обезвредили ее. Они движутся быстрее».

Фуонг спешила изо всех сил, тоннель сужался, установленные когда-то шахтерами стойки кончились, теперь он напоминал классический тоннель в Ку Чи, тесный и вонючий. Фуонг уже ползла вперед, нащупывая дорогу руками, она понимала, что заползла очень далеко и глубоко.

Через некоторое время она остановилась, повернулась и прислушалась. Шагов уже не было, Фуонг подумала, что она уже в безопасности.

«Я в безопасности?»

«Мама, будь осторожна. Надо подождать».

Фуонг затаилась. Время текло медленно.

«Мама, будь терпеливой. Нетерпение грозит смертью».

Что это? Запах? Сотрясение воздуха? Долетевшая откуда-то непонятная вспышка ментальной энергии? Или это просто к ней вернулись прежние темные инстинкты? Как бы там ни было, Фуонг знала, что она не одна.

Рука Фуонг потянулась к ремню. Она отстегнула нож и затаилась, вжавшись в стену. Молча и неподвижно лежала она в темноте вместе со своей дочерью. Фуонг хотелось забраться под землю и заглушить биение своего сердца. Ей показалось, что она услышала что-то опять, потом еще. Время тянулось медленно, Фуонг понятия не имела, сколько его уже прошло.