Блуждающий огонек
Из цикла «Перстень смерти»
Свет луна за тучи прячет,
Над болотом — тишина.
Мимо черный всадник скачет,
Погоняя скакуна.
Верный конь косится робко
На пучке густых осок, —
Там блестит над зыбью топкой
Золотистый огонек.
Он порхает над трясиной,
Он сверкает, как светляк,
Стаи искр, как рой пчелиный
Рассыпаются во мрак.
Видит всадник: по трясине
Тихо девушка идет,
Ризы — белые, как иней,
Очи — ясный небосвод.
Из кувшинок серебристых
На челе ее венок,
Над челом звездой огнистой
Золотится огонек.
И противиться не сможет
Всадник зову синих глаз,
Не огладит, не стреножит
Скакуна в последний раз.
Путь ночной ему неведом,
Манит блеск огня в тиши, —
И за девушкою следом
Вступит всадник в камыши.
Утром солнце мрак разгонит,
Над болотом — снова тишь,
Только черный чибис стонет
Да шуршит седой камыш.
Перстень
Ночью лес во мраке тонет,
Не шелохнется река,
Птица-выпь уныло стонет
В темной гуще тростника.
Месяц в водах отразится,
Струи сонные зажжет,
Заблестит, засеребрится
Теплой ночью лоно вод.
Выпь покинет берег спящий,
Шум заслыша вдалеке, —
Выйдет девушка из чащи
Спешной поступью к реке,
Шелестя травой зеленой,
Сядет на берег крутой,
С песней в воды речки сонной,
Кинет перстень золотой.
Тихо ивы встрепенутся,
И проснутся берега,
В тихих водах засмеются.
Белой пены жемчуга
Бросит пенная волна
И царевне грустноокой
Перевитое осокой
Тело витязя со дна.
Витязь в блещущем шеломе
На кудрявой голове
Неподвижен в мертвой дреме
На зеленой мураве.
И шелом царевна скинет,
Ил речной сотрет с лица,
С тихой ласкою обнимет,
Поцелует мертвеца.
Вновь румянцем вспыхнут щеки,
Вновь огнем заблещет взор,
Встанет витязь черноокий,
Оглядит речной простор.
Будут слышать только ивы,
Только сонная трава
Шепот тихий, торопливый,
Смех, да с ласкою слова.
Русалка
Ровно в полночь в воду глянет
Серебристо-бледный серп
И в полночном небе станет
Над верхушкой сонных верб.
Там, на дне, в хрустальном гроте,
Спит русалка крепким сном;
Ложе в звездной позолоте
Блещет радужным огнем.
Ровно в полночь месяц бросит
В грот хрустальный огоньки
И волна ее выносит
К берегам немой реки.
Зашуршит камыш высокий
У зеленых берегов,
И над сонною осокой
Пронесется тихий зов.
Будет зов подхвачен эхом…
Ближе — в легкой лодке князь,
Очарован чудным смехом
Он подъедет, не крестясь.
И русалка в очи глянет,
Шею крепко обовьет,
Заласкает и заманит
Молодца в хрустальный грот…
Русалочья любовь
Иду, в нездешнее влюбленный,
К реке, затерянной в лесу.
Последний луч в траве зеленой
Зажег вечернюю росу.
Я знаю: близок миг желанный, —
В реке запляшет лунный диск,
И сквозь полночные туман
Увижу взлет жемчужных брызг.
По тихим шелестам гадая,
Смотрю на лоно тихих вод, —
Ко мне русалка молодая
На сонный берег приплывет.
Увижу блеск очей зеленых
И плечи — белые снега,
В кудрях, луной посеребренных,
Холодной влаги жемчуга,
Она на травы сядет рядом,
Молчанье вечное храня,
Заворожит горящим взглядом
И смехом ласковым меня.
Усну, покорный дивной власти,
На травах навсегда усну,
Но ни ее губящей страсти,
Ни диких ласк — не прокляну…
Иванова ночь
Ты днем с подругами нарядными
Цветы сбирала у реки, —
И далеко волнами жадными
Умчало пестрые венки.
Когда же с пеньем от завалинки
Толпа подружек разошлась, —
Одна, в своей девичьей спаленке.
Чудесной ночи дождалась.
Ушла ты в дебри заповедные,
Тропинкой шла к реке лесной,
Где в камышах кувшинки бледные,
Склонившись, дремлют над волной.
В ночь оживали чаши темные,
Сверкали в травах светляки,
Металась нажить неуёмная,
Русалки пели у реки.
Тебя пугали совы сонные,
Крылами сорванный листок,
Но ты, мечтою опьяненная,
Искала огненный цветок.
Склонялась в страхе ты над травами,
И молчалива и бледна, —
И вдруг русалками лукавыми
Была в лесу окружена.
Тебя русалки пляской тешили,
К реке со смехом увлекли,
Речными травами обвешали
И в косы лилии вплели.
Их тихой песней усыпленная,
Лежишь ты на сыром песке
И, в ночь волшебную влюбленная,
Не вспоминаешь о цветке.
