– Шорт. Шорт! Смотри на меня! Возьми себя в руки, черт возьми! Ты видел, как эти парни двигались?

– Клянусь богом, они действительно двигались, – сказал Френчи и громко сглотнул.

– Они не вооружены.

– Я знаю, что они собирались что-то устроить. Я видел, что они двигали руками.

– А зачем им нужно было это делать? Им все равно не за что было хвататься.

– Я... я...

– Ты ударился в панику, Шорт? Может быть, ты принялся палить в них просто со страху?

– Нет, сэр. Они делали резкие движения.

– Сынок, я хочу помочь тебе. Никто другой здесь тебе не поможет. Этот Беккер, он охотно бросит тебя юлкам, если это сделает его самым молодым губернатором штата Арканзас.

– Я... я знаю, что они двигались. Они что-то затевали.

– Есть у тебя хоть какие-нибудь доказательства? Они что-нибудь говорили? Вспомни хоть что-нибудь, на что мы могли бы опереться. Почему ты начал стрелять?

– Я не знаю.

– Хендерсон, ты что-нибудь видел?

Карло сглотнул. Он решил не упоминать о том, как Френчи проклинал убитых, о его состоянии запоздалого гнева.

– Он просто стоял там с дымящимся оружием. Эти были мертвы. Вот и все.

– Дерьмо, – в который уже раз повторил Эрл.

В этот момент он почувствовал, что над ним кто-то стоит.

К нему склонился Орешек, бывший детектив из Атланты, самый крупный из всех парней в отряде.

– Что тебе надо, Орешек?

– Знаете, сэр, – сказал тот, – я могу ошибаться, но мне кажется, что я все-таки прав.

– В чем дело?

– Эти парни. Те, которых уложил Шорт.

– Ну?!

– Я хорошенько рассмотрел их.

– Простые торговцы из Талсы.

– Ничего подобного, сэр. Голову даю, что один из них Томми Маллой из Канзас-Сити, а второй Уолтер Бадовски по кличке Уолли Бад. Грабители банков.

– Грабители банков?

– Маллой идет под первым номером во всех ориентировках, которые рассылает ФБР. Уолли Бад только седьмой. Но это они, те самые, которые валяются там, мертвые, как трухлявые пни.

– Господи боже мой, – оживился Френчи. – Да ведь я герой!

Кливленд был на проводе. Оуни не хотел брать трубку, потому что никогда нельзя быть полностью уверенным в безопасности телефонных переговоров, несмотря даже на то, что Мел Парсонс, управляющий «Белл телефон» в Хот-Спрингсе, утверждал, что никто не может подслушивать без его ведома.

– Однако Оуни знал, что должен ответить на вызов.

Перед ним стоял стакан с мартини, в руке он держал большую кубинскую сигару. Он сидел в своем офисе в «Южном». Девочка из хора массировала ему шею длинными ласковыми пальцами. Джек Макгаффери и Мерл Свенсон – менеджеры, оставшиеся без клубов, – скромно сидели на диванчике. Ф. Гарри Херст курил сигару и смотрел в окно. Папаша и Флем Грамли тоже находились здесь, но держались чуть подальше от босса, поскольку не принадлежали к мозговому центру.

– Алло, Оуни Мэддокс слушает.

– Завязывай с этим английским дерьмом, Оуни. Я не одна из твоих марионеток.

– Виктор? Виктор, это вы?

– Ты отлично знаешь, что это я. Оуни, что, черт возьми, у тебя творится? Мои люди доложили, что какие-то легавые пришили Томми Маллоя и Уолли Бада. И как, по-твоему, я должен сказать об этом мистеру Фабриццио? Мистер Фабриццио очень любил Томми. Он знал его отца еще с двадцатых годов, когда отец Томми возил для него ром через озеро Верхнее.

– Это пустяки. У меня случилось несколько проколов, но...

– Оуни, черт, ты серьезно влип в дерьмо. В твоем проклятом городишке сплошной провал. Томми приехал туда, поскольку ты пообещал, что он будет в полной безопасности. Ты говорил: присылайте ко мне ваших парней, я управляю городом, город приветствует гостей. Ну и после твоей болтовни я имею двух мертвых ребят!

– У меня небольшое недоразумение с местным прокурором. Это пустяки.

– Неужели? Эти твои долбаные пустяки оказались совсем не пустяками для Маллоя. Если мне память не изменяет, он теперь мертвый, как колода.

– Здесь завелась какая-то банда легавых. Точно-точно, банда, иначе и не назовешь: они сразу начинают палить, и на все остальное им плевать. Можно подумать, что они воюют с Бешеным Псом. Я разберусь с этим. Мистеру Фабриццио и его партнерам не о чем волноваться. Это ничем не угрожает ни Кливленду, ни Чикаго, ни Нью-Йорку. Спросите Бена Сигела, он только что был здесь. Он видел город. Спросите его.

– Оуни, это Багси и сообщил обо всем мистеру Фабриццио. Именно поэтому я и звоню тебе.

– Ну, жид затраханный! – вскипел Оуни.

Он получил официальное уведомление: Багси выступил против него. Это было равнозначно прямому объявлению войны, поскольку подразумевало, что Багси добивается от самых верховых парней разрешения начать борьбу с ним. И чего бы ни добивался проклятый Беккер, его беспредел очень здорово играет на руку Багси.

– Послушайте, Вик, мы скоро все наладим. Вы меня знаете, я человек слова. Я, кровь из носу, разберусь со всем этим. Я все расставлю по местам. Неделя, самое большее две, и все опять пойдет точно так же, как шло с тридцать второго года.

– Багси говорит, что после того, как он запустит свои заведения, такого дерьма там точно не будет. Он это гарантирует. Азартная игра там в законе.

– Да, но это же долбаная пустыня. Там нет ничего, кроме скорпионов, ящериц и змей. Очень весело. Хотел бы я послушать, что вы скажете мистеру Фабриццио после того, как змея цапнет его за задницу!

– Ладно, Оуни. Ты теперь знаешь, на что обратить внимание. Вот и займись делом. Это тебе дружеский совет. И еще представь себе, что сейчас говорят твои враги.

Оуни повесил трубку, но сразу же раздался новый звонок. На сей раз звонили из вестибюля с сообщением о том, что явились мэр Лео О'Донован и судья Легранд, которые хотят срочно увидеться с ним.

– Пришлите их наверх.

Это уже начало беспокоить его. Согласно устоявшейся разумной традиции встречи с должностными лицами Хот-Спрингса проводились тайно и никогда в общественных местах, особенно в казино. Этот визит означал, что два человека, в некоторой степени управлявшие городом под его доброжелательным руководством, были изрядно напуганы.

Он повернулся к девушке с хорошеньким, но совершенно безучастным лицом.

– Ладно, милая, теперь иди. И загляни в гости к Оуни попозже вечером.

Ее улыбка была яркой, неискренней, но настолько широкой, что Оуни подумал: возможно, он уже трахал ее. Возможно, и трахал. Не мог же он всех их помнить.

Как бы там ни было, она выскользнула за дверь, и на смену ей явились два высших представителя городской власти. Причем они даже не заметили Папашу и Флема Грамли, от которых при нормальных обстоятельствах должны были бежать как от чумы. В конце концов, Грамли и были болезнью ничуть не лучше чумы.

Оуни с подчеркнутой скромностью предложил им выпивку и сигары.

– Оуни, – сказал его честь Лео О'Донован, старый пьяница с водянистыми глазами, любивший кататься по городу в кабриолете, запряженном лошадьми с выразительными кличками Бурбон и Вода, – я сразу перейду к сути. Людей тревожит эта вспышка насилия. Город внезапно превратился в Чикаго двадцатых годов.

– Я из кожи вон лезу, чтобы разыскать этих поганцев! Вы, наверное, думаете, Лео, что я сижу себе на заднице и глотаю все это дерьмо? Вы думаете, что мне очень нравится, когда двоих парней пришивают на моей долбаной территории? После этого к нам не захотят приезжать ни Ксавьер Кугат, ни Перри Комо, ни Дайна Шор, а потом нам всем настанет кобздец.

– Вот это да, Оуни! – воскликнул ошеломленный Лео. – А я всегда думал, что вы британец.

Под интенсивным давлением сложившихся обстоятельств Оуни дал некоторую слабину и позволил себе проявить нью-йоркскую сущность своей персоны перед людьми, не принадлежащими к внутреннему кругу.

– Что ж, – сказал он с лукавинкой в глазах, – когда человек обнаруживает, что стал героем гангстерского кинофильма, приходится иногда и самому вести себя по-гангстерски, верно? Согласны, Гарри?