— Ну, я такого не ожидала, — прощаясь, призналась тётя Ульяна. Остальные гости слаженно подтвердили общее впечатление. Все перецеловали меня на прощание, велев даже девочкам привыкать к новому брату.

— А что думать долго, — высказала общую мысль Ульяна, — женим молодых, чтобы богатство чужим семьям не досталось. В эту ночь меня не пустили в заброшенный омшаник. Отвели лучшее место на печи, как самому дорогому члену семьи. В уединённый домик на обрыве не стремился. Дел в этой деревне для меня уже не было. Пора думать, как продвигаться дальше и выше.

Как повелось уже каждую ночь, я сорокапятилетний программист, бодрствовал, в теле спящего мальчугана. Скоро предстоит новый этап моих иновременных гастролей. Перечислять все идеи, проекты, варианты действий, передуманные и запечатлённые в памяти, не имеет смысла. Мысли, какими бы красивыми они не были, всего лишь семена, слова — цветы, и только дела можно считать плодами. Вот именно плодов, пока, не так уж и много получил в этой реальности. Если быть до конца честным, в той моей родной действительности, гордиться тоже особо не чем. Иные неудачники хоть детей своих мучают, вбивая им умения и знания недополученные ими самими (музыку, рисование, спорт…) Комплексующих родителей можно определить по замученным детям, а мои комплексы как бы и не существуют.

Приходилось только удивляться деловитости тётки Ульяны, когда она подъехала к нашим воротам, сразу после выгона скотины на пастбище.

— Вас не поторопишь, так два дня собираться будете, — на правах родственницы, нахально подгоняла ахающих женщин собирать мне вещи.

— Да еды то не кладите много, — наставляла она вчерашний женский хор, — тоже ведь обеспокоилась, чай не впервой ездить. По моим воспоминаниям, до города было около пятидесяти километров. Управляемая моей провожатой кибитка, может добраться до цели, за шесть или восемь часов.

— Ведь надо ж как ты не боисся, одна, такую даль гонять, — уважительно интересовалась старшая из женщин, пока мама Тася убежала за сменными тапочками. Вместо ответа Ульяна достала из — за лацкана плотного жакета револьвер системы Нагана:

— Пускай лихие люди боятся.

— «Револьвер системы братьев Эмиля и Леона Нагана, образца тысяча восемьсот девяносто пятого года, ёмкость барабана семь патронов, в конструкции тридцать девять деталей, кучность боя…» — зачастил я торопливо как по писанному.

— Вот видишь, тётя Клава, какой сегодня охранник грамотный будет, — погладила меня по голове Ульяна, прерывая тираду из энциклопедии оружия. Потом, всё же серьёзно разъяснила, что надеется успеть примкнуть к большому обозу с утренним молоком, двигающимся почти до половины пути в нужном нам направлении.

— Ну а близ Кургана, десятки телег и пешеходов будут попутчиками, — расчётливо пояснила она спешку. Родственники быстро успокоились. Меня дружно перекрестили на дорогу, поцеловали, всплакнули и долго махали вслед платками, самые близкие в этой реальности люди.

Обоз с флягами свежего молока догнали через час, проскочив деревню Кирово. Дорога оказалась совершенно гладкой и позволяла развить не малую скорость. Исследовав странные следы каплей воды вдоль дороги, понял, как мужики ухитряются везти молоко так далеко. Обычным телегам нарастили борта, в которые ставили фляги, пространство между ними засыпали соломой со льдом. Укрытый сверху соломой и грубым полотном, возок, подобно термосу, мог сохранять любые продукты долгое время. Конечно, лёд таял и постоянно вытекал через щели телеги в пыль тракта. Именно эти следы я и видел на дороге, когда догоняли обоз.

— А чего же сразу в город не везёте, — спросил я погонщика.

— Было дело, ездили до города. — словоохотливо поделился скучающий возничий. — Недавно в Рычково мужик маслобойню построил, стало выгоднее ему сдавать, чем коней томить дальней дорогой.

Долго расспрашивал тётю Ульяну, как построить маслобойню в нашем селе, чтобы все в округе ехали к нам.

— Да ты братец купец оказывается, а вчера изображал умника да скомороха, — заметила моя спутница.

— Мужики — обратилась она к соседним телегам, — вы попомните этоко парня, — После будете требовать, чтобы у вас без очереди молоко принимал в Мендерке, где он маслобойню откроет. Её громкий озорной голос уверенно перекричал скрип колёс, и вся колонна из двух десятков телег весело грохнули смехом, испугав коней.

— Ты, матушка, завсегда нам дорогу скращаешь — прокричал мужик поодаль, — а то ведь такая тоска бывает. Слово не совсем понятно, то ли скрашиваешь, то ли сокращаешь, и главное в мыслях говорящего пустота, — одни эмоции. Ульяна сразу нашлась с ответом, переведя разговор на меня:

— Вот сейчас ещё и мой родственник будет вас развлекать, — указала на меня, — часто бываючи в городе по купеческим делам, молокозавод строя, всё о вас сиволапых заботясь. Большинство уже не слышали сути разговора, но искренне хохотали за компанию, заразившись от соседей.

— Ты ямщицкие песни знаешь? — заговорщически обратилась тётя ко мне, — Пой, пусть запомнят, вдруг и точно, с ними ещё придётся ездить. Оказывается, запрос в интернете песен, созданных до 1916 года, ещё никто не создавал, — поиск затягивался. «Ямщик не гони лошадей…» нашлась сразу, благодаря подсказке тёти. Пока пел, закончил подбор подходящего репертура.

— Малец, прям как ангел небесный голосит, — загомонили ямщики взволнованно. Управлять своими связками у меня получалось так же легко как мышцами и телом, упражняясь на турнике у батюшки.

— Пожалуй, славу Робертино Лоретти мне вполне удастся превысить, если решу двигать в этом направлении, — убедился я. Матушка Ульяна заинтересовано глянула на меня, в который раз отмечая открытие новых талантов. Совет она дала очень полезный. Моя главная задача, — завоёвывать известность и уважение, а в любви и войне все средства хороши. Да и каким ещё образом можно прославиться среди безграмотного сибирского люда… Перепел все народные песни, вычитанные из сборников батюшки и слышанные в деревне, залез даже в базу интернета. Теперь мне слава точно обеспечена, во всех сёлах к северу от Кургана. Расставаясь, попутчики кланялись нам в пояс и приглашали в свои деревни, на троицу песни спевать. На прощание тётя Ульяна, ещё раз представила им меня, уже как Василия Яковлевича Белозёрова, хотя документы на моё усыновление обещали выправить только через неделю. В редкую минуту тишины между нами, вдруг слышал беспокойные, пока только оформляющиеся, мысли моей попутчицы:

— Поёт парнишка знатно, но вот только слова произносит, как то не по-нашему выговаривая. Расспрашивала же меня она, всё про одно и то же:

— Когда и как почувствовал в себе дары такие чудесные? Она постоянно подыскивала мысленные варианты моего представления господам, для чего беспрестанно болтала со мной, — ненавязчиво (как сама думала) допрашивала. Мне удалось сформировать у неё будущую городскую презентацию как будто бы только что просыпающуюся универсальную даровитость во всём, за что ни возьмусь. Для чего признался в совершенной неожиданности для себя самого умения петь. Рассказав про вчерашние упражнения на турнике, побожился в том, что и сам не ждал таких умений.

— Если бы вчера вечером догадывался, что так петь умею, обязательно бы спел, — чистосердечно сознался, чем рассмешил и успокоил тётю Ульяну. Главное, что теперь она будет представлять меня как таланта во всех областях, к которым будут приложены чудесные способности.

— Получается, что если тебе дать любую автомобилю, ты можешь в нём сразу разобраться, как в той машинке для стрижки? — допытывалась она, всё более утверждаясь в своей догадке.

— Про автомобили не знаю, хотя и видел одну книжку у батюшки про принцип работы двигателя внутреннего сгорания, — ответил скромно. Как бы случайно, поделился мыслью, насчёт объединения бензинового двигателя и ручной маслобойки, которую видел у своих новых родителей. Практически натолкнул тётю на мысль, о моей способности совершенствовать любую идею, с которой знакомлюсь. Уверен, слухи о таком необычном таланте объяснят любые мои, непривычные в этом мире, будущие новаторства. Главное, внедрить в общество выгодную мне легенду.