Не удивительно, что Смоляр давно уже всеми был признан Императором Братства, то есть третьей власти, и в президентский кабинет входил, что называется, без стука. Так же свободно (хотя и соблюдая все полагающиеся по протоколу знаки почтения) входил он и в обитель самого Омниарха. И — по странному совпадению — в те часы и минуты, когда совершалось очередное ограбление, ликвидация конкурента, банкротство мешающей фирмы, похищение бесценного полотна или слишком уж рьяного розыскника, Смоляр находился на виду у всего мира — поскольку ни один визит его на самые верха не проходил мимо внимания средств информации. Так что подозреваемому не надо было доказывать свое алиби, и не находилось ни малейшего основания даже пригласить его для допроса.

И в то же время… В то же время на месте каждого преступления, где никогда не оставалось следов, неизменно обнаруживали золотую пластинку размером с визитную карточку, на которой были выгравированы изящным старинным шрифтом (где толстые нажимные линии плавно переходили в тончайшие волосные) следующие слова:

С сердечным приветом — всегда ваш Смоляр, Император Мира.

На обороте же пластинки постоянно находилась запись древней песенки «Гоп со смыком» в исполнении, как уверяли аналитики, лично Императора Всех Братков (как называли Смоляра законопослушные граждане).

Конечно же, представители правоохранительных служб после обнаружения каждой новой пластинки с песенкой и автографом вежливо просили Смоляра дать объяснения этому факту. Нет, это был ни в коем случае не допрос, а просьба; у слов этих корень один и тот же, но смысл весьма различен. И Император ни разу не отказывал; объяснения же его отличались друг от друга не более, чем одна пластинка от другой. Он вещал:

— Как вы знаете, количество недоброжелателей у каждого человека возрастает пропорционально кубу его жизненного уровня, а значит, определить количество моих врагов не сможет даже компьютерный центр, поскольку мой уровень во всех отношениях может быть обозначен лишь математическим символом бесконечности, не так ли?

— То есть вы утверждаете…

— Утверждать и подтверждать — это ваше дело, не мое. Я лишь официально заявляю: действие совершено моими врагами и, скорее всего, вовсе не из наших кругов — хотя и среди нас, наверное, есть завистники, но они не осмелились бы. Изготовить же такую пластинку, скопировать подпись и голос сегодня может любой школьник.

— Но все же…

— Работайте, господа; если раздобудете какую-то информацию, убедительно прошу сообщить мне. Если понадобится какая-то помощь с моей стороны, готов оказать ее в любой миг.

На этом разговоры заканчивались — без всякой пользы для следствия. В самих же органах всякий раз возобновлялись споры и воскресали старые противоречия.

— Да, конечно же, это не он: с какой стати привлекать к себе внимание снова и снова? Известности ему не хватает? Да он и так — самый известный человек ъ обеих галактиках!

В этом-то все и дело! возражали оппоненты. Человек всем может нажраться до тошноты; но уж если есть в нем потребность славы и власти — этого никогда не будет достаточно. Он в Галаксии, надо думать, самый сильный, богатый, значительный, однако не единственный! Не по-одному, так по-другому кого-то можно поставить рядом с ним: Президента Федерации, например, или Президента Всеобщей Космотранспортной, или… А он желает, чтобы рядом никого не было! Ради такого человек пойдет на что угодно. А что он сам об этом звонит — самому себе доказывает, что выше, умнее и богаче всех: мол, я это сделал — и как же вы меня остановите? Приучает нас к тому, что все в его власти, а все наши попытки для него — детская возня, не более. И когда он объявит себя главным во Вселенной — никто даже не удивится особенно: мы ведь на самом деле к этой мысли уже наполовину привыкли. Осталась вторая половина — и вот ее-то он понемногу и прибирает к рукам…

Такие вот разговоры велись даже и очень ответственными лицами во всех без исключения Службах — и в «Прозрачном мире» в том числе.

— А после «Треста» он учинил дело еще более лихое, — сказал Младой невесело. — Вот только что. Из-за чего все и засуетились. До тебя, может, еще и не дошло…

— Чем меньше знать, тем легче дышать, — откликнулся Ястреб, стараясь, чтобы голос прозвучал весело. — Ну так что на этот раз?

— Дело такое: был план перенести Материнский Трансгалактический Космостарт с нынешнего места, с Угры, на Аргенор.

— И чего им на месте не сиделось? — удивился Ястреб.

— Ну, на то и начальство, чтобы выдумывать разные штуки. Рабочие места, и все такое прочее. Правда, аргументы действительно были: Угра уже совсем зашивается, грузопоток за последнюю декаду увеличился в два с лишним раза… Короче, проект разработали, а когда собрались приступать — было это как раз вчера — Аргенор пропал. Не оказалось его на месте, и все тут.

Ястреб засмеялся.

— Тебе весело, да? — поинтересовался до сих пор молчавший Листвен. — Ну повеселись: на орбите остался маячок, а в нем нашли… что? Попробуй догадаться.

— Золотую визитку?

— Ее.

— А что Смоляр?

— Старая песня. Ему, мол, эта планетка совершенно без надобности, а зря тратиться он не любит. Но в обитаемых мирах просто нет другого человека, который смог бы провернуть такую операцию. Как он это сделал, куда вообще девал планету? Загадка.

— А в самом деле — зачем ему Аргенор?

— Не понимаешь? — удивился Младой. — Да просто, чтобы показать, кто в Галаксии хозяин.

— Лихой мужик, — признал Ястреб. — Ладно, а от нас чего же хотят?

Младой склонил голову к плечу, высоко поднял брови:

— Насколько я понял Президента, речь не о том, что Смоляр уже сделал, а о том, что собирается сделать. Верхи считают, что его надо пресечь раз и навсегда. Любой ценой.

— Ну, устроили бы ему аварию — на планете или в космосе. Но это ведь не наша специальность.

— Думаешь, не пробовали? Авария точно состоялась, только погибли агенты, а не он.

— Понятно. Что же он на сей раз задумал?

— Президент расскажет при личной встрече.

— Он собирается заехать на чашку кофе?

— Юморист. Президент ждет нас через сорок минут.

— Надо понимать — всю команду?

— Нас с тобой. У Листвена — другая задача.

— Какая честь! — сказал Ястреб и зевнул.

— Времени у тебя в обрез, чтобы одеться поприличнее. Давай беги. Подхвачу тебя у твоего дома.

Двигаясь в сопровождении камер-стражей по анфиладе президентского дворца, Ястреб, оказавшийся тут впервые, лишь крутил головой и щелкал языком: все вокруг было в золоте и самоцветах, парча чередовалась со светящейся синтетикой, ноги увязали в коврах по щиколотку. Вероятно, за ними наблюдали; во всяком случае Президент Стойк, поднявшийся из-за стола навстречу вошедшим, после того какой и остались вчетвером (четвертым был его секретарь), начал со слов:

— Похоже, наша резиденция вам понравилась?

Младой лишь почтительно улыбнулся. Ястреб же сказал серьезно:

— Производит впечатление. Наверное, обошлось недешево?

— Можете быть уверены, — сказал Президент. — Все делалось на века. Жаль, что простоит так недолго.

— А что? — безмятежно поинтересовался Ястреб. — Подпочвенные воды? Или ожидается землетрясение страшной силы?

— Я рад, — сказал в ответ Стойк, — что вы в хорошем настроении. Жаль, что придется его испортить.

— Надо ли? — спросил Ястреб.

— Могу вас успокоить: ни воды, ни природные катаклизмы нам не грозят, — сказал Президент. — И огорчить: нас ожидает нечто худшее. Есть вероятность, что в недалеком будущем все это разлетится вдребезги.

— Такая роскошь?..

— Если бы речь шла только о дворце, я не стал бы отвлекать вас от ваших дел, безусловно, важных.

Ястреб только поднял брови, ожидая продолжения.

— Уничтожение грозит всей планете. Всей Матери.

Ястреб позволил себе слегка улыбнуться:

— Вы полагаете, это возможно?