Все люди для покою

Сомкнули уж глаза.

Внезапно постучался

У двери Купидон,

Приятный перервался

В начале самом сон.

Кто так стучится смело? -

Со гневом я вскричал.

«Согрей, обмерзло тело» -

Сквозь дверь он отвечал: -

«Чего ты устрашился?

Я мальчик, чуть дышу,

Я ночью заблудился,

Обмок и весь дрожу».

Тогда мне жалко стало,

Я свечу засветил,

Не медливши ни мало

К себе его пустил.

Увидел, что крылами

Он машет за спиной,

Колчан набит стрелами,

Лук стянут тетивой.

Жалея о несчастье,

Огонь я разложил

И при таком ненастье

К камину посадил.

Я теплыми руками

Холодны руки мял,

Я крылья и с кудрями

Досуха выжимал.

Он чуть лишь ободрился,

«Каков-то, - молвил, - лук,

«В дожде чать повредился»,

И с словом стрелил вдруг.

Тут грудь мою пронзила

Преострая стрела

И сильно уязвила,

Как злобная пчела.

Он громко рассмеялся,

И тотчас заплясал:

«Чего ты испугался? -

С насмешкою сказал:

«Мой лук еще годится

И дел, и с тетивой:

Ты будешь век крушиться

Отнынь, хозяин мой».

Самому себе

Возлежа на листве нежной

Мирт и лотосов зеленых,

Я желаю пить прилежно,

Пить подольше, но с опаской:

Сам Эрот мне кравчим служит

И, папирусной подвязкой

Подтянув хитон на плечи,

Влагой хмельной угощает.

Колесом от колесницы

Вкруг самой себя вращаясь,

Жизнь людская убегает,

А в могиле смертный кости

Горстью пепла оставляет...

Для чего ж кадить на камень?

Лить на землю возлиянья?

Лучше мне, Эрот, при жизнн

Воскури благоуханья -

Увенчай меня цветами,

Приведи мою готору;

Прежде, нежели вмешаюсь

В хороводы с мертвецами,

Я хочу прогнать заботы.

Любовницам

Все листья на деревьях

Ты верным счетом знаешь

И на море широком

Все волны сосчитаешь -

Сочти ж моих любовниц.

В Афинах, для начатка,

Ты запиши мне двадцать

И полтора десятка.

Потом считай в Корннфе

По целым легионам:

Уступит вся Эллада

В красе коринфским женам.

Теперь сочти в Лесбосе,

В Ионии, в Родосе

И в Карии... пожалуй -

Две тысячи... немного...

Что скажешь? Отмечай же

Далеко до итога.

Ни сирским, ни канотскнм

Не свел еще я счета...

Да в Крите всеобильном,

По городам Эрота,

Где таинства уставил

Любви законодавец,

Сочти, вдобавок к прежним,

Души моей красавиц,

Но как их сосчитаешь -

Спрошу тебя заране -

За Кадиксом, за Индом

И в дальней Бактриане?

ЭПИГРАММЫ

МЕЛЕАГР ГАДАРСКИЙ

К Зенофиле

Спишь, Зенофила, мой нежный цветок?.. Ах!

Если б я ныне,

В сладостный сон превратясь, в очи прокрался твои

Так, чтоб и тот, кто Зевеса могущие вежды смыкает,

Мне уступил... я б один вечно тобою владел.

Быстрый мой вестник...

Быстрый мой вестник, комар, полети! на ушко Зенофнле,

Нежно коснувшись ее, эти слова ты шепни:

«Он тебя ждет и не может уснуть; а ты, друга забывши,

Спишь!» - Ну лети же скорей! Ну, песнопевец, лети!

Но берегись, потихоньку скажи, не то - мужа разбудить;

С мужем воспрянут тотчас ревности муки с одра.

Если ж се приведешь, то в награду тебя я одену

Львиною кожей и дам в руки тебе булаву

Весело блещет мой кубок...

Весело блещет мой кубок, как будто гордясь, Зенофила.

Что прикоснулся к твоим сладкоречивым устам...

Жребий завидный; ах; если б, обняв меня нежной рукою,

Страстным лобзаньем ты всю душу испила мою!

Паном аркадским клянусь...

Паном аркадским клянусь, ты сладко поешь, Зенофила,

Сладко поешь и смычком движешь по звучным струнам