Работы в соответствии с предложенным проектом продвигались успешно. К концу 1916 года все кормовые отсеки были отжаты, и корма всплыла на поверхность. Полностью линкор (вернее, то, что от него осталось) всплыл 8 мая 1918 года. Однако Гражданская война, интервенция, послевоенная разруха заставили забыть об «Императрице Марии», и в 1926 году его разобрали на металлолом. Позднее подняли и артиллерийские башни корабля, орудия которого продолжили свою боевую службу. В 1941—1942 годах их установили под Севастополем на 30-й батарее береговой обороны. Они нанесли немалый урон наступавшим гитлеровским войскам. Только 25 июня 1942 года, штурмуя 30-ю батарею, враг потерял убитыми и ранеными до тысячи человек.

Так закончилась боевая биография корабля, погибшего по «не установленным причинам».

Свое имя и героическое прошлое «Императрица Мария» унаследовала от флагманского корабля адмирала Павла Нахимова. Парусная «Мария» возглавляла русскую эскадру в знаменитом Синопском сражении 18 ноября 1853 года, вписавшем еще одну достойную страницу в летопись славных побед Андреевского флага. Одноименный же линкор достойно нес боевую вахту в 1915—1916 годах, приумножая славу своего предшественника.

И у обоих кораблей всего лишь один год службы и общее место гибели – родная Севастопольская бухта. Почему парусная «Императрица Мария» легла на дно бухты, известно. В августе 1854 года ее затопили, чтобы преградить вход в Севастопольскую бухту англо-французской эскадре. Что заставило линейный корабль «Императрица Мария» погрузиться в воды Черного моря, до сих пор остается загадкой.

В революцию – «под Парвусом» [64]

Во второй декаде октября 1924 года в «Правде» появился некролог, подписанный Карлом Радеком. Он начинался следующими тщательно обдуманными словами: «В Берлине скончался от удара в возрасте 55 лет Гельфанд-Парвус. Молодое поколение знает это имя как имя предателя рабочего класса, как имя не только социал-патриота, но человека, объединяющего в своем лице вдохновителя германской социал-демократии и спекулянта. Но старое поколение революционеров, старое поколение русских социал-демократов и участников рабочего движения Германии помнит Парвуса другим, помнит его как одного из лучших революционных писателей эпохи II Интернационала. Парвус – это часть революционного прошлого рабочего класса, втоптанная в грязь».

О человеке, в память которого его тайный почитатель и явный противник Радек переосмыслил известный образ «розы на кресте современности», об Израиле-Александре Лазаревиче Гельфанде-Парвусе (1867—1924) – политике, который умел играть на самых острых и напряженных противоречиях своей эпохи, закулисном режиссере исторических событий, без которого, может быть, не случилась бы Октябрьская революция, и пойдет речь.

Наш герой принадлежал к еврейской общине России, из недр которой вышло немало известных людей, и родился за чертой оседлости в Минской губернии, в местечке Березина; когда – точно не известно, но в анкетах будущий Парвус писал впоследствии, что родился 27 августа 1867 года. Отец младенца, нареченного Израилем, Лазарь Гельфанд, был ремесленником – то ли слесарем, то ли кузнецом. Позже Израиль Гельфанд самолично взял себе другое имя – Александр. Сведения о его детстве и юности до крайности скудны. Известно, что после погрома семья Гельфандов перебралась в Одессу. Здесь Израиль учился в местной гимназии, где большое внимание уделялось преподаванию языков, в том числе древних, и классическим дисциплинам. Видимо, именно одесской гимназии он был обязан своим нетипичным для человека из местечка грамотным русским языком и знанием языков европейских.

Александр Парвус-Гельфанд, Лев Троцкий и Леон Дейч в ссылке. 1906 г.

Чуть ли не каждый гимназист в те далекие поры в России считал своим первейшим общественным долгом быть оппозиционным по отношению к царскому режиму. Не был исключением и Гельфанд. Есть сведения, что Израиль примкнул к террористическому крылу «Народной воли». Первый опыт в этом роде, однако, не удовлетворил Гельфанда, и уже в 1886 году он оказался за границей, в Швейцарии, постепенно переходя с имени «Израиль» и еврейского вероисповедания на имя «Александр» и атеизм.

Во время своего первого зарубежного вояжа он предавался в основном чтению запрещенной в России литературы, а также пытался вблизи познакомиться с русскими эмигрантскими революционными организациями. В частности, в том же 1886 году он посетил Цюрих с целью установить контакт с группой «Освобождение труда» (Плеханов, Засулич, Дейч, Аксельрод, Игнатов), потом ненадолго вернулся в Россию, а в 1887 году вновь уехал в Швейцарию. Поначалу он попытался примкнуть к революционным эмигрантским кругам, но взаимопонимания с ними не нашел и даже возмутил Плеханова своим отказом писать статью о Белинском. Это ему принадлежат слова, которые стоило бы выбить на всех твердынях космополитизма: «Вы не знаете, где можно было бы купить родину задешево?» Гельфанд избегает традиционных центров расселения русской эмиграции (Женева, Цюрих и др.) и оседает в Базеле, где поступает в университет осенью 1888 года. Университетские годы выявили в Гельфанде две черты: колоссальную работоспособность, гармонично сопряженную с самонадеянностью, и органичную антибуржуазность, не отделимую, однако, от желания быть богатым.

Первая позволила ему, хотя и не без издержек, пройти путь от новичка до доктора философии, специалиста по вопросам политической экономии. Диссертацию он защитил в 1891 году по теме «Техническая организация труда («кооперация» и «разделение труда»)». Выдержана она была в строго марксистском духе, что не особенно понравилось ученому совету Базельского университета. Но дело было сделано, руки – развязаны, Гельфанд стал образованным марксистом с революционными устремлениями. Затем все та же работоспособность в сочетании c большими талантами позволила ему уже в Германии менее чем за год из никому не известного русского эмигранта с докторской степенью стать журналистом с достаточно громким именем, желанным автором крупных социалистических периодических изданий, а затем – главным редактором самой успешной социалистической газеты в Германии – «Sдchsische Arbeiterzeitung» («Саксонской рабочей газеты»).

Неистощимая теоретическая продуктивность Гельфанда, в 1894 году взявшего псевдоним «Парвус», превратила его в одного из крупнейших марксистских теоретиков на рубеже XIX—XX веков. А когда в 1915 году Парвус начал издавать в Германии свой «Колокол», то первые номера журнала не содержали ничего, кроме материалов, написанных самим издателем. Единственное, что не удалось Парвусу, – это написать свой шедевр, свой «Капитал» или свои «Былое и думы»… уж слишком он был «умственно разбросанным» человеком.

Вторая же из названных черт выразилась в приверженности Парвуса русскому богемному стилю жизни, не совместимому ни с какой буржуазностью. По-своему логично он заявлял в 1918 году: «Изменив своей родине – России, я изменил и тому классу, из которого вышел, – буржуазии. Тогда же я отошел и от русской интеллигенции». Об интеллигенции чуть позже, но пока несколько слов о русской антибуржуазности, о которой много и интересно размышлял Николай Бердяев. Главное в ней – игнорирование всякой жизненной середины, всякой меры, что является оборотной стороной пресловутой широты русского человека. «Русские люди, когда они наиболее выражают черты своего народа, – писал Бердяев в «Миросозерцании Достоевского», – апокалиптики или нигилисты. Это значит, что они не могут пребывать в середине душевной жизни, в середине культуры, что дух их устремлен к конечному и предельному. Это – два полюса, положительный и отрицательный, выражающие одну и ту же устремленность к концу». Вот такую специфическую российскую ментальность Парвус усвоил в полной мере. У него она была сопряжена с двумя основополагающими следствиями. Первое: для Парвуса устремленность к концу и враждебность всякой половинчатости всю его жизнь была равносильна устремленности к революции – социалистической, мировой, несущей с собой конечное устроение человеческих судеб. Средства для достижения такой великой цели годились любые – и «хорошие», и «плохие». Как не церемонился Парвус со своими оппонентами в теоретических дискуссиях, так не цацкался и с партнерами в денежных вопросах. Он был выше – или ниже – добродетели.