... Иван пристально смотрел на приближающуюся колонну кораблей неприятеля. Судя по всему, японцам было известно расположение русских батарей. По крайней мере - приблизительно. Потому как они не спешили подходить к простреливаемым местам, а забирали севернее.
- Два судна противника отделились от линии! - прозвучал за спиной Ивана голос Будберга.
Флэш взглянул на часы - стрелки показывали двенадцать двенадцать. *
(*Местное Владивостокское время отличалось на 30 минут от бортового времени на кораблях отряда Камимуры).
В бинокль было видно, как две 'собачки' вышли из пробитого во льду канала и начали прокладывать свой, расходящийся с курсом основных сил японцев и склоняющийся к зюйду, по направлению к острову Скрыплева.
'Не иначе - Камимура решил псов сторожевых поставить у восточного выхода из гавани. Для наблюдения за нашими крейсерами' - промелькнуло в мыслях Ивана.
Отсюда, с командного пункта Уссурийской батареи, все передвижения японских кораблей по заливу были прекрасно видны. Только толку от этого было мало. Единственная дальнобойная батарея с современными пушками Канэ - двадцать первая или 'Новосильцевская', расположившаяся на утесе мыса Новосильцева, оставалась довольно далеко в стороне от курса основного отряда японцев. А вот разведчики могли и попасть к ним на мушку. Но те, как назло, не спешили входить в зону её досягаемости, уменьшив ход до минимального.
Ударный отряд из пяти броненосных крейсеров продолжал движение к Владивостоку. Дойдя до створа гор Святого Иосифа и Монастырской, Камимура повернул свои корабли прямо на последнюю, словно собирался атаковать расположившуюся на её вершине Уссурийскую батарею. Ивану стало совсем неуютно. Видеть, как на тебя идет строй вражеских кораблей - приятного мало. Но хуже всего было не это. Хуже всего было осознавать своё бессилие. Практически полное. Восемь толстушек-мортир Уссурийской батареи сейчас были развернуты на противника, подняв к небу жерла своих пухлых, кургузых и несуразных стволов калибром в девять дюймов. Но... Слишком далеко до противника. Не дотянуться. А Камимура - не дурак, вряд ли сунется под огонь батарей, имея преимущество в дальности стрельбы.
Неожиданно, с обоих бортов головного корабля японцев сверкнули вспышки, превратившиеся в клубы желто-коричневого дыма. За ним и остальные броненосные крейсера открыли огонь с обоих бортов. Куда они могли бить? Ведь в том направлении не было ни одной цели? Вот уже и громовые раскаты выстрелов достигли наблюдателей на Уссурийской батарее, а падений снарядов не наблюдалось...
- Холостые. Стволы прогревают... - мрачно произнес Будберг.
- Значит, сейчас и начнётся, - негромко ответил Иван, пытаясь придать своему голосу максимальную твердость.
Во второй раз японцы дали холостой залп. И практически сразу же флагманский 'Идзумо' покатился вправо, разворачивая свои башни на левый борт. Будберг повернулся к офицеру, колдующему у хитроумного механизма, именуемого дальномером Прищепенко:
- Дистанция до головного?
- Сорок пять кабельтовых, господин полковник!
- Черт! Неужто японцы и впрямь знают расположение наших батарей?!
Иван грустно улыбнулся:
- Думаю, что знают, Алексей Павлович. И расположение, и дальнобойность каждой батареи.
В этот момент борт флагмана Камимуры озарился вспышками. Очень захотелось втянуть голову в плечи, да посильнее. Поскольку весьма неприятно было понимать, что снаряды уже летят в тебя, возможно - вот прямо сюда, в амбразуру дальномерного павильона, а ты абсолютно ничего не можешь сделать. Просто - ничего. Только стоять и ждать. Через несколько секунд японские снаряды с надсадным воем прошли где-то над головой. И только потом до батареи долетел гром выстрелов, тут же сменившись раскатами разрывов на западном склоне Монастырской горы. Попасть в батарею, расположенную на самом гребне - та ещё задача. Даже, если батарея тебе и не отвечает. Ибо падений перелетных снарядов не видно совершенно и применять классическую вилку для пристрелки весьма затруднительно...
Каждый последующий мателот японской колонны, завершая поворот, посылал Уссурийской батарее свой жестокий привет. Вокруг свистело, гудело и грохотало, но попаданий в саму батарею не было, хотя белоснежные склоны горы как перед Уссурийской, так и позади неё покрылись черными оспинами воронок.
И вдруг что-то изменилось. Находившиеся в дальномерном павильоне батареи поняли это не сразу, ибо снаряды всё так же противно завывали над головой. Но взрывов вблизи батареи больше не было.
Открыв тяжелую клёпанную броневую дверь, Флэш и Будберг вышли на улицу. Иван посмотрел на корабли Камимуры. Те величаво шли вдоль берега, изрыгая огонь орудиями левого борта. Но теперь снаряды летели не в Уссурийскую батарею. 'Идзумо' и следовавший за ним 'Адзума' били намного ниже и левее. Туда, где только возводилась батарея 'Соболь'. Сейчас весь береговой склон в районе батареи был затянут дымной вуалью, в которой то тут, то там взлетали вверх столбы земли, камней и тёмно-бурого дыма.
Но к громовым раскатам разрывов и орудийных залпов примешивался ещё один звук - вой пролетающих над Монастырской горой снарядов. Иван оглянулся. В восточной части города и у его окраин то тут, то там вырастали султаны дыма и пыли. Обстрелу подвергался военный городок в районе казарм Сибирского экипажа, долина речки Объяснений и Гнилой угол. Падения носили хаотичный характер. Было очевидно, что три концевых японских крейсера просто бьют по площадям. Иногда снаряды падали в покрытую льдом восточную часть бухты Золотой Рог, поднимая фонтаны водяных брызг и ледяной крошки.
- По городу бьют, гады! - в сердцах произнес Флэш.
- Чтоб вам пусто было, макаки желтолицые! - не выдержав, выругался Будберг.
- Погодите, Алексей Павлович! Пусть порезвится немного Камимура! Преподнесём и мы ему сюрприз...
Тем временем внимание Ивана привлекла западная часть бухты Золотой Рог, где разводили пары и снимались с якорей корабли отряда крейсеров. Вместо стройной колонны кораблей, выходящих на назначенную им позицию, там сейчас образовалась невообразимая куча-мала из крейсеров и вспомогательных кораблей...
Из записей офицера крейсера 'Россия':
"...22-го утром была получена телеграмма с острова Аскольда, что оттуда заметили 8 неприятельских кораблей, идущих к Владивостоку. Как оказалось, позже - в телеграмме была ошибка и вражеских кораблей было семь. Но, поскольку связь с наблюдательным постом на острове Аскольда занимает довольно много времени, * то сразу обнаружить эту ошибку не удалось и точные сведения о составе вражеского отряда мы получили уже около полудня. Команды были уволены, так как это было воскресенье. Послали их собирать и приказали разводить пары во всех котлах. Около 12 часов мы и 'Громобой' были уже готовы. 'Рюрик' сумел развести пары в своих старых огнетрубных котлах лишь к часу пополудни. С берега непрерывно поступали сообщения: "4 трехтрубных судна, и 3 двухтрубных направляются к Аскольду'... 'легли в Уссурийский залив'... 'открыли огонь'. Наконец, около часа дня, ещё до открытия огня противником, мы начинаем сниматься с якоря. "Громобой" стал дрейфовать и навалил на нас, - портовым катерам пришлось растаскивать крейсера в разные стороны. Лёд очень сильно мешает этому. 'Надежный' принялся обкалывать лёд вокруг наших кораблей, чтобы буксиры смогли приступить к работе и оттащить от нас 'Громобоя', которого ветром и ледяным полем прижимает к нам, не давая нам возможности поднять правый якорь без риска повредить 'Громобоя' и свой крейсер. Японские снаряды уже вовсю рвутся на склонах Монастырской горы вокруг Уссурийской батареи, вот они уже начали падать в восточную часть гавани и в город, а мы всё стоим. Стемман на своём 'Богатыре' пытается самостоятельно выйти в Босфор-Восточный, не дожидаясь ледокола, но боязнь повредить легкий корпус бронепалубного корабля о льды заставляет его снизить скорость до самой малой.
Очевидно, глядя на всё это безобразие, Трусов не выдержал - его 'Рюрик' двинулся к выходу из бухты, обходя нас с веста, чем сильно помог нам и 'Надежному'. Натиск взломанного ледового поля на 'Громобой' ослаб и портовые катера начали оттаскивать его от нас. Тем временем 'Рюрик' круша своим мощным форштевнем лед в Босфоре, повел за собой 'Богатыря' к назначенным позициям в бухте Улисса.
