- Я готов! - тут же откликнулся я - хотя это зависит не только от меня.
Я покосился на Нестерова, который сосредоточенно писал что-то в своем блокноте. После моих слов он встрепенулся, и на английском языке тут же ответил:
- У нас каждый гражданин имеет право выехать за границу, если будет такая необходимость. Когда вы пришлете официальное приглашение господину Карпову - мы вместе с ним рассмотрим ваше предложение и решим, целесообразно ли ему ехать на презентацию книги, или нет. В любом случае - спасибо за приглашение.
- Надеюсь, решение будет положительным - вздохнул Страус, и оглянулся на Пегги, которая улыбалась уголками губ. Странно, но у меня сложилось впечатление, что эта самая Пегги Миллер была чем-то вроде серого кардинала издательства. Если ее много лет принимали за жену Страуса - так почему бы ей не быть этим самым серым кардиналом? «Муж и жена - одна сатана!»
Потом мы сидели за столом в соседнем кабинете, где был накрыт стол - праздновали подписание договора, а я ел бутерброд с настоящим финским сервелатом, и меланхолично думал о том, что хорошо бы прямо сейчас оказаться в квартире Зины, упасть на кровать и ни о чем не думать, просто смотреть в потолок и лежать в полудреме, слушая, как ледяной ветер бьется в оконное стекло.
Устаю я от Москвы. Как они тут живут, в этом чертовом проходном дворе страны - для меня загадка. Москва пронизана энергией, она сжигает, она заставляет тебя двигаться быстрее, думать быстрее, жить быстрее! А я люблю старые русские городки - сонные, тихие, насквозь провинциальные, в которых никогда ничего не случается, а все соседи знают друг друга с самых младенческих лет. Москва - это энергетический вампир, высасывающий тебя досуха и выбрасывающий на обочину жизни. Это не Клондайк, это каменоломня, в которой миллионы людей пытаются найти, вырубить из пустой породы драгоценный камень. Кому-то это все-таки удается, одному из сотен тысяч, миллионов, приехавших сюда за счастьем и богатством. Остальные или возвращаются назад, в свои Аткарски и Хвалынски, либо тянут лямку, уже особо не надеясь на то, что им улыбнется удача. Просто живут.
Надо ли мне здесь жить? Я не знаю. И прекрасно понимаю Зину, которая отказалась переезжать в столицу. И это еще здесь нет пока жутких автомобильных пробок, практически удушивших Москву со всех ее сторон в моем еще более бурном времени!
Ехать домой я собрался этим же вечером. Ну а что мне еще ждать? Все, что было намечено сделать - я сделал. Рукопись отдал, договор с американцами подписал. Все! Теперь домой, и за работу. Третью буду книгу писать. Вернее -
записывать. Придется снова много переделывать - иначе не пропустят. Мы как-то уже привыкли, что нам в книгах разрешено писать практически обо всем, и даже вставлять в текст нецензурную брань. А тут все это не так! Попробуй Махров, издай книжку с матами и сценами секса - такой секс ему устроят, до конца жизни заречется что-то подобное вытворять.
Вечером с Павелецого отходят два поезда - десятый (бывшая девятка), и семнадцатый (уж не знаю, как его теперь называют - восемнадцатый? Для меня загадка, зачем менять номер поезда в зависимости от места отправления).
Долго за столом сидеть не стал - время поджимало. Поезд отходит в восемнадцать часов по местному времени - только-только доехать до вокзала. Посидел, поел бутербродов, попил чаю, перебросился парой ничего не значивших слов со Страусом и Пегги, и быстренько ретировался, пожелав всех благ и удачных продаж изданных книг.
На улице зима. Накаркал - снег валил, как из мешка. Природа все-таки решила пригласить зиму. Двадцать шестое ноября - уже почти декабрь. Впрочем, по старой, и абсолютно действенной примете - выпал первый снег - отсчитывай сорок дней. Вот через сорок дней и ляжет снег постоянный, а первый обязательно растает.
В дорогу накупил всяческих газет - делать-то что-то надо? По крайней мере - утром. Вечером-то я завалюсь спать, и продрыхну до самого утра. Люблю спать в поездах, они действуют на меня успокаивающе.
Попутчиком моим оказался полный мужчина средних лет, который практически сразу после отбытия (едва ли не через полчаса) завалился спать. От него пахло свежим перегаром, видимо днем хорошо наподдал, и теперь его неудержимо тянуло в горизонтальное положение. А я и не возражал - пусть себе храпит. Разговаривать ни с кем не хотелось, просто лежать и думать о своем. Но и думать долго я не стал - незаметно для себя провалился в сон, и встал через пару часов только для того, чтобы выключить в купе свет.
Утром проснулся от голосов и позвякивания стаканов в подстаканниках. Мой сосед уже не спал, он радостно щурился на меня и шумно прихлебывал чай, отдуваясь и хрустя кусочками рафинада. Увидев, что я проснулся, помахал мне рукой, как Брежнев с трапа самолета, и громогласно сообщил:
- Сосед, хватит спать! Чай пить будем! По-русскому обычаю - много, в прикуску, и с бубликами! Любите бублики?
Бублики я не любил, о чем тут же не преминул сообщить соседу. С утра у меня настроение было не очень - ночью снился мой дом, тот, что в 2018 году - жена, кошки, наш садик, и мне было не очень хорошо. Я как тот кот - привыкаю к месту, и ни за какие коврижки не желаю менять место жительствоа. Мне хоть валерьянкой тут намажь - все равно не пойду! Только кто меня спросит... бросили в прошлое, и живи!
Самое поганое, что я вроде как видел свою могилу на Елшанском кладбище. Свой портрет в овале - жена выбрала то фото, где я сидел на встрече с читателями и что-то им важно вещал. Ну что же, ее право. Да и какая разница покойнику, какое фото поставили на его могилу? Лежи себе, да не вставай! А то и осиновый кол получишь куда надо.
От этих воспоминаний о ночном кошмаре мне стало еще гаже, настроение совсем испортилось. Вдруг захотелось выпить, тем более что сосед тряс передо мной бутылкой армянского коньяка. Но я все-таки сдержался - мужик я, или еще куда?! Дал слово - держись! Или не давай! Зарекался пить - значит, не буду! А то что мне хреново - так это пройдет. Наверное...
Мужик представился Николаем, и возвращался он из командировки. Работает на каком-то саратовском заводе, вроде как на «Серп и молот». Ездил выбивать фонды под конец года. Выбил удачно, накрыл поляну своим помощникам в министерстве, так что вчера он был вынужден хорошенько поддать - человек, который в компании пьющих не пьет, вызывает подозрение и неприязнь. Надо пить наравне со всеми, и даже больше. Но при этом не терять голову - все-таки в командировке, по делам, а не по лебедям побежал!
Не знаю, какие «лебедя» зарятся на Николая с его бегемотообразной тушей, и если зарятся - как они находят вожделенный отросток в складках его жира, но вполне может быть, что он имеет успех у противоположного пола. Ибо не жадный, на язык очень даже бодрый, и вообще умеет поддержать компанию. В этом я убедился уже через двадцать минут, сидя за столиком и прихлебывая горячий чай. Еды я с собой не купил - хотел вечером в ресторан сходить, но благополучно уснул и проспал до семи утра. Продрых почти двенадцать часов! Рекорд для меня, спящего в сутки ну максимум шесть часов кряду. Правда я иногда еще люблю и полчасика подремать после обеда, но это же совсем не в счет?
Оставшиеся часы до прибытия поезда на конечную станцию я провел вполне себе весело. Николаю не стал говорить, кто я такой - представился военным пенсионером, и он с жаром доказывал мне, что советская армия лучшая в мире, и что мы сапогами стопчем весь мир. И что зря правительство так «тетешкается» с американцами, надо просто вдарить по ним как следует, они из Вьетнама и убегут. А Вьетнам будет нам по гроб обязан, и станет еще одной нашей республикой.
Нет, ну так-то я согласен, что советская армия самая сильная и никто нас не победит - но зачем же бить первыми? Мы ни на кого не нападаем, тем и славимся. Америкосы же сами убегут из Вьетнама - совершенно бесславно, поджав хвост. Николай с этим был не согласен, и с жаром доказывал, что вдарить надо, лучше всего - ракетой! Штоба знали!
