Ворный снова глотнул водки.

— Похоже, ты живешь с нанорепликой. Такой же, как Иегуди Менухин, на концерте которого вы познакомились.

— Ты просто не понимаешь, о чем говоришь, — я наклонился и прижал пальцы к вискам.

— Почему же. Вы там у себя в закордонье давно уже начали воскрешать мертвецов, создавая их нанореплики. В Диккенсленде я сам видел нанореплику Чарлза Диккенса. Выглядит, как живой.

— Нанореплики великих людей всего лишь воспроизводят внешнее сходство с оригиналом и некоторые способности, которыми они обладали при жизни. Нанореплика Менухина может с точностью до ноты воспроизвести любое из произведений, исполненных великим скрипачом при жизни. Нанореплика Пикассо с точностью до штриха воспроизведет любую из существующих картин великого художника. Но это только копии оригиналов, не способные к самостоятельному творчеству. Нанореплика Диккенса не сможет написать ни единой строчки, которой нет в произведениях ее прототипа. Они не могут создать ничего принципиально нового, потому что действуют в строгом соответствии с заложенной в них программой. Можно сказать, что это роботы, созданные из плоти и крови.

— И почти ничем не отличающиеся от живых людей, — добавил Ворный. — Единственный их недостаток: они не могут существовать вне информационного поля, которое не только заставляет миллиарды уинов сохранять форму тел нанореплик, но и руководит всеми их действиями.

— Да, это так, — кивнул я.

— Ну? — пристально посмотрел на меня Владимир Леонидович.

— Нет, — скорее, не протестующе, а испуганно затряс головой я. — Нет! — Я не хотел, не мог согласиться с той мыслью, к которой подвел меня майор Ворный. — Настя — живой человек!

— Она жива ровно настолько, насколько ты готов в это поверить.

— Нанореплики не способны принимать самостоятельные решения. Они лишены индивидуальности.

— А что, если кто-то просто хочет убедить нас в этом? Чтобы усыпить нашу бдительность. Для того и выставляются напоказ нанореплики известных людей, похожие на заводные куклы. А тем временем безукоризненно выполненные нанотвари постепенно заменяют живых людей.

— Не называй мою жену тварью, — не очень убедительно и совсем не агрессивно попросил я.

— Так ты согласен с тем, что она не человек?

— Нет.

Майор Ворный внезапно расслабился и будто оплыл в кресле. Даже лицо его утратило обычно присущую ему резкость черт.

— А ведь еще немного и будет поздно, — тихо произнес он.

— Что?

Я только делал вид, что мне непонятно, о чем говорит майор Ворный. На самом деле, я все давно уже уяснил.

— Нас хотят выжить с этой планеты, Петр Леонидович.

— Кто?

— Да какая разница! Главное, что мы… То есть вы, закордонники, даже не хотите сопротивляться. Вам наплевать на все, кроме собственного комфорта и удовольствия. Ты ведь и сам занимаешься проблемами экологии только потому, что это греет твое эго. Фактически, вас купили с потрохами за вкусную еду, бытовые удобства и гарантированное здоровье. Точно так же когда-то белые поселенцы в Америке покупали у индейцев их земли за нитки стеклянных бус и карманные зеркальца.

— И загнали их в резервации, — сказал я.

— Боюсь, в новом мире для нас даже резервации не предусмотрены, — Владимир Леонидович взял в руку бутылку. — Ну что, где твой стакан? Давай еще накатим.

И мы накатили.

В Облонск я не полетел. И в консульство звонить не стал.

На следующее утро я собрал вещи, поехал в аэропорт, купил билет на ближайший рейс и улетел домой.

В самолете я заснул и проспал до посадки.

Странно даже. Казалось бы, после всего, что произошло, я должен себе места не находить. А я спокойно спал. И видел сны. Не помню о чем, но очень приятные. Меня не тревожило мое будущее. Мне было все равно. Абсолютно. Я знал, что больше от меня ничего не зависит. И просто радовался окончанию всех кошмарных видений.

В аэропорте меня встретила Настя.

— Как ты узнала о моем возвращении? — удивился я.

— Получила сообщение информационной службы. Ну да, конечно, я же зарегистрировался на рейс.

Настя поднесла уин-перстень к указателю стоянки такси, и тотчас рядом с нами материализовался двухместный смарт-мобиль.

Мы сели в машину, Настя назвала адрес, и мы поехали.

Настя сидела слева от меня и молча смотрела вперед, на улицу, ровную, будто стрела, с нанесенной по центру прямой белой линией, с ухоженными газончиками и кустиками, тянущимися вдоль тротуаров. И огромными серебристыми информационными башнями, выглядывающими из-за домов. Странно, раньше я не обращал внимания на их количество.

Я посмотрел на профиль жены, красиво прорисовывающийся на фоне тонированного стекла.

— Как поживают твои родители? — спросил я.

— Хорошо.

Настя даже не скосила глаза в мою сторону. Хотя я не припомню, когда в последний раз мы говорили о ее родителях.

— Давай пригласим их в гости, — предложил я.

— Давай, — согласилась Настя.

— В эти выходные.

— Боюсь, в эти выходные не получится. И все. Никаких комментариев.

— Мы можем сами навестить их.

— Они не любят гостей.

— Я не знаком с твоими мамой и папой.

— Тебе мало меня одной?

Смарт-мобиль остановился возле нашего дома.

Кирпичное двухэтажное строение. Перед домом — ухоженная лужайка с цветником. Над двускатной крышей возвышается серебристый конус информационной башни, растущей на заднем дворе.

— Что ты хочешь на ужин? — спросила Настя, едва мы переступили порог.

— А что ты сама хочешь? — спросил я.

— Мне все равно. Я буду то же, что и ты. Тишина.

Как будто все умерли в доме.

Я тихо открыл двери и вошел в комнату жены.

Настя неподвижно стояла перед трюмо с большим овальным зеркалом и смотрела на свое отражение.

Я подошел к ней сзади и осторожно взял за плечи. Наклонился и поцеловал в шею. Она пахла, как моя жена. Как настоящая женщина.

— Я возвращаюсь в Москву, — тихо произнес я.

— Когда? — спросила Настя.

— Скоро… Может быть, завтра.

— Хорошо, я закажу тебе вещи.

В прежние времена жена сказала бы мужу: «Я соберу твои вещи». Я повернул Настю к себе лицом. Мои ладони скользнули по ее рукам. Пальцы сомкнулись на запястьях.

— Я хочу, чтобы ты полетела со мной.

— Нет.

— Почему?

— Не хочу.

— А если я тебя очень попрошу?

Настя улыбнулась и приложила свой пальчик к кончику моего носа.

— Нет!

— Почему? — настойчиво повторил я.

— Петенька, дорогой, ну что ты, как маленький, — Настя недовольно наморщила носик. — Ты ездишь в Россию по работе, а мне что там делать? Там же нет информационного поля. А значит, нет элементарных удобств, к которым я привыкла.

— Хорошо.

Я заранее, еще до самолета, продумал все свои действия, в том числе и на тот случай, если Настя откажется от предложения посетить Москву. Поэтому я не торопился, а делал все обстоятельно.

Я снял пиджак и по локоть закатал рукава рубашки. Подошел к столику-контроллеру — точно такие же, стеклянные, круглые, на высокой витой ножке, имелись в каждом доме — и приложил уин-перстень к встроенной в стеклянную поверхность ячейке дозатора. В глубине стекла загорелись бледно-голубые цифры, показывающие состояние моего уин-счета.

— Большой пожарный топор, — громко и отчетливо произнес я. А на всякий случай еще и представил то, что хотел получить.

По краю стеклянного круга пробежал зеленый огонек, означавший, что заказ принят и оплата произведена.

— Зачем тебе топор, Петя? — спросила Настя.

Я посмотрел на жену. На ее лице не было и тени тревоги. Она просто не понимала, зачем мне понадобилась эта вещь. Ну что ж…

— Хочу навести порядок на заднем дворе.

Рядом со столиком материализовался топор. Точно такой, как я хотел. С длинным красным топорищем, с широким сверкающим лезвием и тяжелым металлическим штырем на обухе. Топор неподвижно висел в воздухе, как будто закона гравитации для него не существовало.