Двинуться по дорожке Ругеля и поселиться здесь, на Территории? Выживем, наверное… Да только не о такой судьбе для сына мы мечтали…

Однако совету полковника не последую. Не дождется.

Я лежал. Смотрел на небо, словно надеялся, что кто-то там, наверху, подскажет верный ответ…

Ответа не было.

С виду будущее ничем не отличалось от настоящего. Антон Треплев стоял на горбатой грунтовке посреди осиновой рощицы и озирался. Августовский день близился к закату, в отдалении что-то негромко ухало и погромыхивало: не то канонада, не то динамики.

Может, промахнулся Голокост? Отправил, да не туда…

Но ведь куда-то же отправил!

Шагах в десяти от дороги одиноко торчал старый телеграфный столб с единственным изолятором. Без проводов. Высохшая древесина причудливо гравирована короедом. Несомненно, данный памятник культуры простоял здесь как минимум четверть века и намерен был простоять еще столько же. Иных примет времени не наблюдалось.

Так будущее или настоящее? Если настоящее – плохо. А если будущее – не исключено, что еще хуже.

Вскоре отдаленное мерное уханье приблизилось, обрело мощь. Антон отступил подальше от дороги и огляделся в поисках укрытия. Укрытие нашлось в сухой канавке позади зарослей тальника. Отсюда и подглядим сейчас, на котором мы свете.

Всплывая над буграми и тут же проваливаясь в седловины, грунтовку одолевал серебристый джип. Внутри его бухал динамик. Как сваебойка.

Машина поравнялась с Антоном, и он опять ничего не понял. Модель невиданная, но мало ли на свете невиданных моделей! Велосипедный диаметр колес, зазор между брюхом и дорогой – чуть ли не полметра, стекла – зеркальные, сильно запыленные.

Казалось, еще миг – и тусклая самодвижущаяся скорлупа взорвется, не выдержав акустических ударов изнутри. Проехала. Дождавшись, когда серебристая крыша окончательно канет в прогале меж дубравами, Антон выбрался из канавки.

– Откуда вы?

Вздрогнул, обернулся. Возле старой корявой вербы по ту сторону рытвины стояла и смотрела на него девушка лет восемнадцати-двадцати. Прикид вполне современный: шорты, укороченная летняя маечка, кроссовки на босу ногу, на поясе – плеер, в каждом ухе – по затычке, в руках – некий гаджет, похожий на кирпич.

Только вот сам вопрос… «Откуда вы?» Обычно разговор начинают с приветствия… Или имелось в виду: «Откуда ты тут такой взялся?»

И смотрит как-то странно. Недоверчиво, чуть ли не испуганно. Должно быть, какая-то черта в облике Антона ее насторожила. Кстати, сама-то она откуда взялась? Тоже пряталась?

– Откуда?.. – переспросил он исключительно с тем, чтобы потянуть время. – Хм… откуда…

Наверное, имело прямой смысл симулировать салонное слабоумие, проще говоря, прикинуться придурком-острословом, после чего можно безнаказанно гнать правду – все равно никто не поверит.

Антон осклабился.

– А из прошлого! – развязно сообщил он и подмигнул. Дескать, умеем знакомиться, умеем…

К его удивлению, незнакомка не улыбнулась, не обиделась на сомнительную шутку и как будто встревожилась еще сильнее.

– Все мы из прошлого… – осторожно промолвила она, внимательно приглядываясь к Антону. – Мы точно с вами нигде не встречались?

– Точно, – заверил он.

– Странно… Мне кажется, откуда-то я вас знаю.

– Ну разумеется, – с галантной язвительностью молвил он. – Кто же не знает Антона Треплева?

– О Господи!.. – сказала она. Выдернула затычку из правого уха, из левого. – Слушайте, а вы действительно очень с ним похожи.

После таких слов маску остряка с Антона сорвало мигом.

– С кем?!

– С Треплевым, – озадаченно пояснила она.

– Который нынче год? – вырвалось у него хрипло и невнятно.

– Что?.. – Незнакомка не разобрала.

Собственно, она могла бы и не отвечать. На груди маечки были крупно отпечатаны две даты, разделенные долгим тире. Слева – год, откуда Антон только что убыл, справа…

Беглец из прошлого почувствовал слабость в ногах. Все сработало, аппаратура не подвела. Двадцати лет как не бывало. И тем не менее первая встречная говорит Антону Треплеву, что он похож на Антона Треплева. Вот тебе и канул в неизвестность!..

– Где вы могли его видеть?

– Кого?

– Треплева!

– На портрете в учебнике, где же еще?

Действительно, где же еще? Что тут, черт возьми, стряслось за эти двадцать лет? Допустим, Голокосту надоела репутация безумного самородка-изобретателя или там нобелевки захотелось – и он, несмотря на клятвенные заверения держать все в тайне, взял да и объявил прессе, что ему наконец-то удалось отправить в будущее не спичечный коробок, не мышку с меткой – человека! И стал Антон Треплев кем-то вроде Юрия Гагарина…

А ведь это, между прочим, не самый плохой вариант. Может быть, даже самый хороший. Героям прощают все.

Размечтаться Антон не успел. Незнакомка вскинула глаза к небу, замерла.

– В рощу! – выдохнула она в страхе. – Бомбить будут!..

Они успели отбежать шагов на двадцать, когда их накрыли с воздуха. Рева моторов не было. Был надвигающийся шелест винтов. Надо полагать, вертолеты в будущем стали тише мыши, но мощности не утратили. Порыв – и роща обезумела, заметалась. Винтокрылая машина зависла над тополем, возле которого залегли беглецы. А потом с небес рухнул грохот.

Уп! Уп! Уп! Разрывы тупо лопались, вдавливая в землю. Ничего себе грядущее! Наступило и притоптало… Антон с ужасом ждал попадания. Не дождался. Отважился приподнять голову. Роща по-прежнему бурлила, и при этом нигде ни вспышки, ни вздымающейся земли, ни секущих листву осколков. Рядом, прикрыв голову руками, лежала и вздрагивала незнакомка.

Уп! Уп! Уп!..

И Антон внезапно осознал, что никакие это не разрывы. Это… Это музыка. Долбеж.

В изумлении уперся ладонью в землю, сел. А минуту спустя удары пошли на убыль. Вертолет удалялся.

Незнакомка шевельнулась и тоже села. К щеке ее прилип полуистлевший прошлогодний листок.

– Уходим!.. – всхлипнула она. – На дозаправку полетел…

– Что это было?

– Бомбежка… – Она поднялась на ноги. Оделила сердитым взглядом. – А все из-за вас… Уходим!

Расспросы пришлось отложить. Антон отобрал у дамы увесистый гаджет, к счастью, снабженный откидной ручкой, и преследуемые подались на закат – беглым шагом, то и дело переходя на трусцу. Открытые пространства одолевали чуть пригнувшись. Передышку они себе позволили, лишь углубившись в дубраву.

– Как вас зовут? – отдышавшись, спросил Антон.

– Громовица.

– Как? – не расслышал он.

Она повторила.

– Что происходит, э-э… Громовица?

– Ничего нового, – устало, почти враждебно отозвалась она. – А вы правда Антон?

– Правда.

– Но не Треплев же!..

– Почему его портрет в учебнике?

Девушка в раздражении повернулась к странному своему спутнику и вдруг поняла, что, кажется, тому не до шуток.

– Ну а как же?.. – ответила она в замешательстве. – Первый террорист-тихушник…

Дар речи вернулся к Антону не сразу.

– А… а фамилия Голокост вам ни о чем не говорит? Ефим Григорьевич Голокост…

– Первый раз слышу. Кто это?

Понятно. Стало быть, забудь о славе Юрия Гагарина и вспомни, что ты натворил перед тем, как метнуться к Голокосту.

– А Джедаев?

– Каких еще джедаев?

– Не каких, а какой! Это тоже фамилия.

– Не знаю я никакого Джедаева…

Террористический акт Антон Треплев совершил в нетрезвом виде. За неделю до того, как загреметь под трибунал, к нему на дачу приперся прапорщик Оболенский и попросил кое-что припрятать. А лучше прикопать. На вопрос, не проще ли прикопать самому, ответил, дескать, время поджимает. Поджало уже. И был прав.