Они притаились.

– Вы ничего не слышите? – прошептала Бабетта.

– Там кто-то плачет и бранится. Но это где-то далеко, – сказал Конрад.

– Это старик Вафель-Крошке, – шепнула Бабетта. – Думаю, дня через три он полностью созреет и пообещает не терзать больше маленького Артура. Тогда мы его отпустим, как излечившегося.

– Ага, теперь ясно, – сказал Кабалло. – А ты сама почему здесь?

Бабетта смутилась. И наконец проговорила:

– Из-за мамы. Она совсем перестала обо мне заботиться. Утром я ухожу в школу без завтрака, потому что она еще спит. Днем мне тоже нечего есть, потому что ее нет дома. А вечером, когда я ложусь спать, ее еще нет дома. Наш школьный врач написал ей письмо, а она бросила его в печку.

– И что теперь?

– Теперь она ходит в эту школу, и мне строго-настрого запрещено о ней заботиться. Иногда я должна заходить к ней в комнату и делать вид, что я вовсе ее не замечаю. А если она говорит, что ей хочется есть, я должна притвориться, будто не слышу, уйти и петь в коридоре. – На глазах у Бабетты выступили слезы. – Мне так ее жалко! Она уже похудела на десять фунтов! Иногда, правда, я кладу ей на ночной столик бутерброд, хотя это строго запрещено.

Бабетта всхлипнула и утерла нос.

– Нечего реветь! – распорядился Конрад. – Когда ты была голодная, она небось не ревела.

Бабетта громко высморкалась.

– Это верно, – проговорила она. – Но все-таки мне ее жалко. Надеюсь, хотя бы лечение не пройдет даром. – Она попыталась улыбнуться. – Вообще-то, у нас очень, очень большие успехи.

– Меня это искренне радует, – сказал Негро Кабалло. – Однако нам надо поскорее вызволить господина Рингельхута из вашей лечебницы. А не то он станет еще во сто раз милее, чем был.

– Ну, это будет уж чересчур! – заметил племянник.

Они поспешили в класс 28. Там творились весьма странные вещи. За партами сидели сплошь взрослые. Они были одеты в детскую одежонку и некоторые выглядели довольно-таки дико, особенно толстяки.

Перед ними, за учительским столом сидел серьезный бледный мальчик. Это был учитель. Когда в класс вошла Бабетта в сопровождении Конрада и Негро Кабалло, учитель скомандовал:

– Встать!

Взрослые ученики вскочили, оставался сидеть только один, непомерно толстый человек. Мальчик-учитель протянул руку Бабетте и ее спутникам, затем сказал:

– Добрый день, фройляйн советник министра!

– Привет, Якоб! У вас есть новенький?

– Есть, – отвечал учитель, – по-моему, он не очень злой, но, кажется, немного того. Выйдите к доске, Рингельхут!

От последней парты к доске направился дядюшка Рингельхут. Вороной при виде его заржал и чуть не задохся от смеха. Потому что аптекарь был в коротких штанишках и в матроске, на ногах у него были гольфы, а на голове красовалась бескозырка с длинными лентами. На бескозырке было написано: «Истребитель торпедных катеров. Нижняя Бавария».

– Мать честная! – воскликнул Конрад и ухватился за Бабетту, чтобы не упасть.

– Я вам не нравлюсь? – спросил дядя с обидой в голосе.

Бабетта разъяснила учителю происшедшее недоразумение и тот послал одного из учеников, советника юстиции Боллензенгера, принести из конторы костюм и трость Рингельхута. Урок между тем продолжался. Бабетта, Конрад, дядюшка и Негро Кабалло стояли у дверей и слушали.

– Мясник Протухлер! – вызвал Якоб. – Встаньте! Вы постоянно бьете ваших детей по затылку, верно?

– Так точно! – отвечал мясник Протухлер. – Это мои собственные, персональные дети и ни одной собаки не касается, куда и чем я их луплю. Понятно?

– Один ваш мальчик заболел и наш школьный доктор утверждает, что Вилли всю жизнь будет страдать от последствий побоев, нанесенных ему за то, что он потерял один-единственный грош.

– А пускай этот ваш докторишка явится сюда, я и ему всыплю по первое число! – взревел мясник. – А детей я просто закаляю!

– Ну что же, – произнес Якоб, – значит нам придется закалять вас. Увы. Мы не любим это делать. Но мы просто вынуждены нещадно бить вас до тех пор, пока вы не поймете, что натворили.

Он нажал на кнопку звонка. И тут же в класс вошло четверо крепких парней, которые схватили мясника и поволокли к двери.

– По затылку! – напомнил Якоб, и все четверо разом кивнули.

– По-моему, его это не образумит, – заметил Рингельхут.

– К сожалению, только это и может его образумить, – вздохнула Бабетта. – Я таких типов хорошо знаю. К счастью, их не так уж много.

Мясника Протухлера увели. Он был в костюме, который ему справили еще к конфирмации. В этом тесном костюмчике мясник имел довольно жалкий вид.

– Фрау Оттилия Ляжке! – вызвал Якоб.

Из-за парты поднялась худенькая дама в коротком широком платьице, то и дело поправлявшая свою прическу.

– Вы постоянно вынуждаете вашу дочь Паулу лгать, – сказал Якоб, – ребенок по вашему приказанию обманывал отца, и бабушку с дедушкой, потому что никто не должен был знать, на что вы тратите хозяйственные деньги. Ведь вместо того, чтобы гулять с Паулой, вы оставляли ее в кондитерской Риттера, где она часами дожидалась вас, а вы тем временем сидели в клубе и проигрывали деньги в бридж.

– Вас это не касается! Я могу делать все, что мне заблагорассудится! – вызывающе ответила фрау Ляжке.

– Когда вы сами лжете, это ваше личное дело, – сказал Якоб, – но то, что вы понуждаете лгать маленькую Паулу, нас очень даже касается. Мы не намерены больше это терпеть. Паула перестала спать по ночам, ее мучает совесть и она бьется в истерике, когда ей приходится врать отцу.

– Ты преувеличиваешь, малыш, – возразила фрау Оттилия Ляжке.

– Я ни капельки не преувеличиваю, – рассердился Якоб. – Ребенок в полной растерянности. Кто знает, что еще может случиться! По крайней мере оставьте в покое вашу дурацкую прическу, когда я с вами разговариваю! Вы пробудете здесь еще неделю. И если к тому времени вы не осознаете, как скверно вы поступали с собственной дочерью, нам придется применить к вам крайние меры!

– Я вся внимание! – насмешливо проговорила фрау Ляжке.

– Если вы и впредь будете заставлять Паулу обманывать родных, то мы сообщим вашему мужу истинное положение вещей! – пригрозил Якоб.

– Только не это! – ужаснулась фрау Ляжке и в изнеможении опустилась на свое место.

– Поглядим, что будет завтра! – бросил Якоб. – А теперь господин директор Хобом!

Но тут вернулся советник юстиции Боллензенгер с вещами дядюшки Рингельхута. Дядя быстро переоделся, бодро взмахнул тросточкой, как бы говоря, что он готов к новым подвигам, и крикнул:

– Вперед! На Южные моря!

– Я чуть было не забыл про них, – испуганно признался Конрад и подал руку Бабетте. – Это было очень поучительно! – сказал он.

– До свидания, фройляйн советник! – проговорил Вороной.

Дядюшка был уже в коридоре.

– Держите все время прямо! – напутствовала их Бабетта.

– Спасибо, и вам также! – рассеянно сказал Конрад. И бросился вдогонку за своими спутниками.

У выхода из Безумного Мира они увидели станцию метро. Спустившись по лестнице, они сели в стоявший на путях поезд.

– До чего же странное метро! – удивлялся Конрад. – Ни тебе кондуктора, ни машиниста. Интересно, куда нас привезет этот поезд.

– Поживем – увидим, – сказал дядюшка.

Тут поезд тронулся и уже через секунду он со свистом несся вглубь бетонированного туннеля, точно наскипидаренная молния. Рингельхут свалился со скамейки и пробормотал:

– Впрочем, может именно пожить нам и не удастся. Милый племянник, если со мной что-то случится, то как бы велика ни была твоя скорбь, все же не забывай, что ты унаследуешь мою аптеку.

– А если ты меня переживешь, милый дядя, то тебе достанутся все мои учебники и готовальня.

– Большое тебе спасибо! – отвечал дядя и они с чувством пожали друг другу руки.

– Мы не сдадимся! – заявил Вороной и выглянул в окно.

Поезд несся по туннелю подобно ракете. Колеса жалобно взвизгивали, и вагон трясся как в лихорадке.