Уважаемый мистер Гилмор!

На ежемесячном заседании комитета в прошлую среду полковник Мазер поднял вопрос о вашем поведении в помещении клуба утром 16 апреля.

Было решено занести в протокол жалобы нескольких членов клуба, и по данному вопросу члены комитета решили ограничиться только строгим выговором вам обоим. Если подобный инцидент произойдет еще раз, вы будете автоматически исключены из числа членов клуба.

Временная приостановка вашего членства, введенная полковником Мазером 16 апреля, настоящим отменяется.

Искренне ваш,

Джереми Хоуорд (секретарь).

— Я похожу по магазинам, — крикнула Кэрол с лестницы. — А какие планы на утро у тебя?

— Схожу поиграть в гольф, — ответил Майкл.

— Хорошая идея, — сказала Кэрол, про себя подумав: с кем теперь Майкл будет играть в гольф?

Несколько членов клуба увидели, как Майкл и Филипп вышли на поле для гольфа с клюшками в руках. Капитан клуба заметил полковнику, что он рад видеть, как ссора улажена ко всеобщему удовлетворению.

— Только не для меня, — сказал полковник еле слышно. — Нельзя стать пьяным от томатного сока.

— Интересно, о чем они сейчас разговаривают? — спросил капитан клуба, глядя на обоих в окно. Полковник поднял бинокль, чтобы внимательнее вглядеться в двух игроков.

— Как же ты умудрился промахнуться мимо лунки с одного метра? — спросил Майкл, когда они дошли до первого «Грина». — Ты, наверное, опять напился.

— Как ты прекрасно знаешь, — ответил Филипп, — я никогда не пью до ужина, и потому твои голословные утверждения являются клеветой.

— Пусть так, только где свидетели? — сказал Майкл, когда они подошли ко второму маршруту. — Не забывай, у меня-то было более пятидесяти.

И оба рассмеялись.

Они сыграли первые восемь лунок, обсуждая разные темы, но ни разу не коснувшись ссоры, пока не дошли до девятого маршрута — самого удаленного от здания клуба. Они убедились, что их никто не смог бы подслушать. Только тогда Майкл вынул из своей сумки большой плотный конверт и передал его Филиппу.

— Спасибо, — сказал Филипп и бросил конверт в свою сумку с клюшками, доставая оттуда подходящую для удара. — Давненько у меня не было столь блестяще осуществленной операции, — добавил он, ударяя по мячу.

— Я получил сорок тысяч, — улыбнулся Майкл, — а ты ничего не потерял.

— Мне бы пришлось заплатить налог по более высокой ставке, если бы я не объявил, что мой бизнес понес потери, которые по закону подлежат вычету из налогооблагаемой базы, — сказал Филипп. — Я бы не смог сделать этого, если бы ты однажды не работал у меня.

— А я как выигравший судебный процесс вообще не должен платить налоги с компенсации, полученной по гражданскому иску.

— Из такой петли не выбрался бы и министр финансов.

— Хотя для этого и пришлось нанять Регги Ломакса. Жаль, что пришлось заплатить ему гонорар.

— Никаких проблем, старина. Он тоже на сто процентов подлежит вычету из суммы налогов. Так что, как видишь, я не потерял ни гроша, а ты заработал сорок тысяч, свободных от налогообложения.

Полковник положил бинокль в футляр.

— Наблюдаете за победителем турнира «Президентская клюшка» этого года?

— Нет, — ответил полковник, — за очевидным спонсором молодежного турнира.

Профессор из Венгрии

Писателям постоянно внушают (обычно — критики), что совпадений следует избегать, хотя в реальной жизни сплошь и рядом случаются самые невероятные совпадения. Пожалуй, с каждым бывало нечто такое, что — вздумай он написать об этом — все сочли бы чистой воды вымыслом…

В те самые дни, когда заголовки газет всего мира возвестили: «Россия вторглась в Афганистан! Америка решила бойкотировать московскую Олимпиаду!», в «Таймс» появился коротенький некролог о профессоре Будапештского университета, выдающемся специалисте в области английского языка и литературы. «Этот человек появился на свет и скончался в своем родном Будапеште. Превосходные переводы произведений Шекспира на венгерский язык создали ему высокую репутацию. Некоторые лингвисты считают его „Кориолана“ небезупречным, но то, что перевод „Гамлета“ выполнен им гениально, признают все».

Лет через десять после Венгерского восстания 1956 года мне выпал шанс поучаствовать в студенческих спортивных соревнованиях в Будапеште. Они должны были продлиться целую неделю, и я подумал, что это прекрасная возможность хоть немного узнать неизвестную мне страну.

Наша команда приземлилась в аэропорту Ферихеги в воскресенье вечером. Прямо оттуда нас доставили в отель «Ifushag» (позже я узнал, что по-венгерски это значит «юность»). Когда нас поселили, большая часть команды тут же отправилась спать: для них предварительный этап соревнований начинался уже на следующий день.

Поданный утром завтрак состоял из молока, тоста и яйца, причем подавали его в три приема с большими перерывами. Так что те из нас, кому днем предстоял забег, ланч решили пропустить: опоздаешь на дневное выступление — и можешь прощаться с соревнованиями.

За два часа до начала нас привезли на автобусе к стадиону «Неп» и выгрузили возле раздевалок (я, кстати, все думаю: а почему не «одевалки»?). Мы переоделись в тренировочные костюмы и теперь сидели на лавках в тревожном ожидании, когда нас вызовут на старт. Так прошла, казалось, целая вечность, а на самом деле лишь несколько минут. Наконец появился кто-то из официальных лиц и проводил нас на беговую дорожку. Поскольку это был первый день соревнований, стадион был забит до отказа. Когда я закончил свою обычную разминку — бег трусцой, ускорение, несколько гимнастических упражнений, — по репродуктору на трех языках объявили о начале забега на 100 метров. Я снял тренировочный костюм и побежал на стартовую позицию. По команде судьи уперся шиповками в стартовые колодки и замер в нервном ожидании выстрела. На старт, внимание, марш — бах! Через какие-то десять секунд забег завершился. В том, что я пришел последним, оказался единственный плюс: у меня теперь было целых шесть дней, чтобы изучить венгерскую столицу.

Прогулки по Будапешту напомнили мне детство в послевоенном Бристоле. Правда, с одним явным отличием. Здесь, помимо разбомбленных до основания зданий, кое-где на стенах мне попадались и следы от пуль — над рядом ряд. Восстание — несмотря на десять минувших лет — со всей очевидностью напоминало о себе: возможно, потому, что граждане Венгрии не хотели, чтоб кто-то об этом забыл. У прохожих были равнодушные, начисто лишенные каких-либо эмоций лица, многие из них шли медленной шаркающей походкой, и создавалось ощущение, будто это нация престарелых. Если же ты без всякой задней мысли спрашивал, почему так, тебе отвечали, что им не к чему спешить и нечему радоваться, при этом друг к другу они были исключительно внимательны.

На третий день соревнований я вернулся на стадион, чтобы поболеть за приятеля, выступавшего в полуфинале бега на 400 метров с барьерами — первом номере дневной программы. Имея пропуск участника, я мог расположиться в любом месте полупустой арены и решил понаблюдать за забегом с трибуны у поворота беговой дорожки. Отсюда финишная прямая была как на ладони. Я сел на деревянную скамью, не особо приглядываясь к соседям.

Начался забег. Когда приятель на повороте преодолел седьмой барьер — до финиша их оставалось еще три, — я вскочил на ноги и поддерживал его, не переставая, все время, пока он несся по финишной прямой. В итоге он пришел третьим, что обеспечило ему место в финальном забеге на следующий день. Я снова присел, чтобы записать все подробно в программку. Потом собрался было уходить: ни в секторе для метания молота, ни среди прыгунов с шестом британцев не было, — когда сзади раздался голос:

— Вы англичанин?