Она начала свои поиски с Корк-стрит, где прошла по галереям, выставлявшим работы Бекона, Фрейда, Хокни, Данстона и Чедвика. Сама мысль о том, чтобы просто зайти туда, приводила ее в благоговейный трепет — а уж представить на суд хозяев свою жалкую мазню… И она понесла папку дальше, на пару кварталов к северу, на Кондуит-стрит. Салли сразу же узнала выставленные в витринах работы Джонса, Кэмпбелла, Взенски, Фринка и Паолоззи, после чего совсем упала духом и не осмелилась толкнуть входную дверь какой-нибудь из галерей.
Вечером девушка вернулась домой совершенно измученная, свою папку она за все это время так ни разу и не открыла. Салли впервые осознала, каково приходится автору, выслушивающему отказ за отказом. В ту ночь она не смогла уснуть. И пришла к выводу, что должна узнать правду о своих работах, какой бы оскорбительной она ни оказалась.
Следующим утром Салли вновь поехала в Лондон, но на этот раз направилась на Дьюк-стрит. Ее не интересовали галереи, выставлявшие старых мастеров, фламандские натюрморты и английские пейзажи. Пройдя пол-улицы, она свернула направо. Прошла еще немного и наконец остановилась у галереи Саймона Буше: там были выставлены скульптуры покойного Сидни Харпли и картины Мюриэль Пембертон, чей некролог она видела в «Индепендент» буквально несколько дней назад.
Собственно, мысль о смерти и привела ее к галерее Буше. Возможно, им нужен какой-то молодой автор, пыталась она убедить себя, кто-то, у кого вся карьера впереди.
Она вошла в галерею и очутилась в огромном пустом зале, в окружении акварелей Пембертон.
— Вам помочь? — спросила молодая женщина, сидевшая за столом у окна.
— Нет, спасибо, — ответила Салли. — Я хотела просто посмотреть.
Девушка скользнула взглядом по папке Салли, но ничего не сказала. Салли решила, что сделает круг по залу и затем спокойно удалится. Она внимательно разглядывала выставленные работы. Все они были хороши, очень хороши, но Салли верила, что она сможет рисовать не хуже, дайте только время. Кстати, интересно было бы взглянуть на работы Мюриэль Пембертон той поры, когда она была в возрасте Салли.
Дойдя до дальнего конца галереи, Салли заметила кабинет, где какой-то лысый коротышка в старом твидовом пиджаке и вельветовых брюках внимательно изучал картину. Он был примерно того же возраста, что и ее отец. Вместе с ним картину разглядывал еще один мужчина, заметив которого Салли застыла как вкопанная. Высокий рост, смуглая внешность итальянца — из тех, кого снимают для рекламы в глянцевых журналах. По возрасту он годился ей в братья.
Это мистер Буше? Салли надеялась, что так оно и есть: тогда она наберется мужества и представится, как только уйдет этот коротышка в видавшем виды пиджаке. Тут молодой мужчина поднял глаза и широко улыбнулся ей. Салли быстро отошла в сторону и принялась разглядывать картины на дальней стене.
Только она подумала, стоит ли ей и дальше здесь околачиваться, как двое мужчин вышли из кабинета и направились к выходу. Она замерла на месте, притворившись, будто вся поглощена портретом девушки в желто-голубых тонах: было в этой картине что-то матиссовское.
— А что это у вас там? — раздался нахальный голос. Салли обернулась и оказалась лицом к лицу с мужчинами. Тот, что пониже ростом, показывал на ее папку.
— Так, несколько картин, — пробормотала Салли. — Я художница.
— Позвольте взглянуть, — сказал мужчина. — Возможно, я смогу определить, художница вы или нет.
Салли помедлила.
— Давайте-давайте, — настаивал мужчина. — Не могу же я тут стоять весь день. Видите, у меня важный клиент? И мы идем на ланч, — добавил он, указывая на высокого молодого мужчину, который пока не проронил ни слова.
— A-а, вы и есть мистер Буше? — спросила она, не в силах скрыть свое разочарование.
— Он самый. Так вы позволите взглянуть на ваши работы или нет?
Салли быстро расстегнула папку и разложила шесть картин прямо на полу. Мужчины наклонились и какое-то время молча разглядывали работы.
— Неплохо, — сказал наконец Буше. — Совсем неплохо. Оставьте их мне на несколько дней, и давайте встретимся на следующей неделе. — Он помолчал. — Ну, скажем, в понедельник, в 11.30. И если у вас есть что-то еще из последнего, захватите с собой.
Салли не могла вымолвить ни слова.
— Раньше понедельника никак не получится, — пояснил Буше. — Завтра в Королевской Академии открывается Летняя выставка. Так что несколько следующих дней ни секунды свободного времени не будет. А теперь простите…
Молодой мужчина все так же пристально изучал картины Салли. Наконец он взглянул на нее.
— Я бы купил вот эту, с черным котом на подоконнике. Сколько она стоит?
— Ну, — замялась Салли. — Я не знаю…
— Не продается! — решительно заявил мистер Буше, увлекая клиента к выходу.
— Кстати, — сказал высокий мужчина, обернувшись, — я Антонио Флавелли. Друзья зовут меня просто Тони.
Но мистер Буше уже выталкивал его на улицу.
Салли вернулась домой с пустой папкой и сказала родителям, что один лондонский торговец проявил интерес к ее работам. Но это пока всего лишь интерес, не более того, уточнила она.
На следующее утро Салли решила пойти на открытие летней выставки в Королевской Академии: неплохой шанс выяснить, насколько хороши ее соперники. Больше часа она простояла в длинной очереди, тянувшейся от входа через обширный внутренний двор и дальше на мостовую. Достигнув наконец верха широкой лестницы, Салли пожалела, что не вышла ростом и не может видеть поверх голов толпившихся повсюду людей. Побродив пару часов по залам, Сали решила, что уже вполне созрела для того чтобы выставить пару своих полотен на выставке в следующем году.
Восхищенная, она остановилась у «Распятия» Крейга Этчисона и заглянула в свою маленькую книжку-каталог, чтобы уточнить цену: десять тысяч фунтов стерлингов! Намного больше того, что она надеялась выручить за все свои работы, если бы решила выставить их на продажу. Но тут ее отвлекли. Сзади раздался мягкий голос с итальянским акцентом:
— Привет, Салли!
Она обернулась: Тони Флавелли с улыбкой смотрел на нее.
— Мистер Флавелли, — пробормотала Салли.
— Пожалуйста, зовите меня Тони. Вам нравится Крейг Этчисон?
— Он великолепен, — ответила девушка. — Я хорошо знаю его работы. Мне повезло: он был моим учителем, когда я училась в Слейде.
— А я помню, как еще совсем недавно можно было прикупить Этчинсона за двести, максимум триста фунтов. Возможно, и с вами будет точно так же. Вы видели здесь еще что-нибудь достойное?
Салли смутилась: серьезный коллекционер спрашивает ее совета, — но все же сказала:
— Да. По-моему, скульптура Джули Мэйджор «Книги на стуле» — поразительная вещь. Она очень талантлива, у нее большое будущее.
— У вас тоже.
— Вы вправду так думаете? — переспросила Салли.
— Неважно, что думаю я, — ответил Тони. — А вот Саймон Буше в этом просто убежден.
— Решили меня подразнить? — спросила Салли.
— Ничуть. Вы сами в этом убедитесь, когда встретитесь с ним в следующий понедельник. Он кое-что сказал вчера за ланчем: смелая кисть, необычные цвета, оригинальный замысел. Я думал, он не остановится. Кстати, он обещал продать мне «Спящего кота, который никогда не шевелится» — после того как вы сойдетесь в цене.
Салли не знала, что и сказать.
— Удачи вам! — улыбнулся Тони, поворачиваясь, чтобы уйти. — Хотя вам она, пожалуй, ни к чему. — Он немного помедлил и, развернувшись обратно, посмотрел на Салли: — Кстати, вы собираетесь на выставку Хокни?
— Я и не слышала о ней, — призналась Салли.
— Вечером будет частный просмотр. С шести до восьми. — Глядя ей прямо в глаза, он сказал: — Не составите мне компанию?
На какое-то мгновение Салли растерялась.
— Было бы здорово!
— Хорошо. Давайте встретимся в «Ритце», в Пальмовом зале в 18.30.
И прежде чем Салли успела что-нибудь сказать, высокий элегантный мужчина растворился в толпе.
Салли вдруг стало неловко: одеваясь этим утром, она не рассчитывала, что ей придется идти в «Ритц». Девушка взглянула на часы (было 12.45) и стала прикидывать, хватит ли ей времени, чтобы вернуться домой, переодеться и успеть в «Ритц» к шести тридцати? И поняла, что у нее просто нет выбора: вряд ли ее пустят в такой роскошный отель в джинсах и футболке, на которой воспроизведен «Крик» Мунка. Она сбежала по лестнице, все так же бегом пересекла Пикадилли и промчалась без остановки до ближайшей станции метро.
