Начав делить людей на «своих» и «чужих», христианство тут же забыло, что в неразделении их и был основной его смысл, предпосылка полноценного существования христианского человечества. Уже в самом начале своей истории изменило христианство самому себе… Окончательно впав в снобизм и самодовольство, оно — это, может быть, самое главное — перестало быть привлекательным. В сущности, христианство с самого начала само копало себе могилу. Копало, громогласно заявляя: «Наша Церковь — самая крутая, и врата ада не одолеют нас». Ну разумеется, не одолеют. Поскольку христианство атомизированное, распавшееся на части, урезанное со всех краёв, оказалось частью этих самых врат.
В силу всего изложенного, христианство сформировало классический облик христианина — жалкого, немощного, трусливого раба, вечно трясущегося пред всемогущим Господином, вечно думающего, как бы получить лишнюю «пайку» благодати, дабы вследствие этого гарантированно спастись, вечно живущего по оглядке, вечно боящегося реализовать себя как-то иначе, в плане земном. Типа, «я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и, убоявшись, пошёл и скрыл талант твой в землю» (Мф. 24, 25). Зайдите в любой храм и присмотритесь к литературе, которая там продаётся. Это будет на 100 % так называемое «спасительное», «назидательное чтение», которое обожают «благочестивые прихожанки». Поскольку и написано всё это в 1 очередь для них. Да и указанные в этом абзаце свойства, как вы заметили, присуще именно женщинам.
Ну что можно ожидать от крыс, бегущих с тонущего корабля? Какой любви? Какого дела? Очевидно, что боящийся скорее закопает свой талант, чем отдаст его торгующим.
Одной из самых поганых вещей, доставшейся нашему менталитету от седой древности, является признание Бога всемогущим господином мира: «Я знал, что ты человек жестокий…» Типа, вседержитель, и всё такое. Да никакой Он не вседержитель! Ибо, полагая так, Бога неосознанно включают в структуру сотворённого мира, в иерархию всего творения. Но как тогда быть с трансцендентностью? Со свободой? Именование Бога господином мира философски некорректно, так как в Боге, по определению, сходятся воедино все антиномии: «раб — господин», «муж — жена»… Человек не только и не столько раб Бога, но — одновременно — и Его сотрудник, соучастник в творении мира.
И сама сотворенная Вселенная равночестна её Творцу. Не мог Бог создать нечто низшее себя! Это было бы странно для Него как для творческой Личности. Любой творческий человек стремится к абсолютности своих творений. Он никогда не бывает доволен «конечным продуктом». Но у Бога нет ограниченности и несовершенства, как у человека. Из этого следует, что сотворённая Вселенная, выражаясь образно, как минимум стоит с Ним «на одной ступени».
«Вертикаль» и «горизонталь» в Боге совпадают, как совпадают, к примеру, материя и энергия, пространство и время, надежда и знание, возможность и необходимость. Понять и ощутить всё это можно на самом высоком уровне умозрения и абстрагирования. И выделение какой-либо одной такой стороны может быть обусловлено только собственными индивидуальными предпочтениями, собственной, так сказать, «испорченностью».
Восприятие Бога как господина, а простого индивида как его раба — ни что иное, как проявление бабства. Ибо только бабство мыслит в категориях господства и подчинения. Такое восприятие в корне противоречит духу Христовой веры. Рабом должен быть лишь тот, кто хочет быть первым (МФ. 20, 26). Да и вообще: «Посему ты уже не раб, но сын» (Гал. 4, 7). Кстати: рабский труд никогда не был эффективным. Раб трудился лишь из-под палки за ежедневную пайку и никогда не видел перспективы своего труда. Раб не несёт подлинной ответственности за свою работу. Картину в целом может ухватить не раб, но преемник достойный и ответственный — сын.
Иисус Христос сознательно, в самой явной форме, разделяет две эти категории — властно-царскую и божественную, когда Его спрашивают, «позволительно ли давать подать кесарю, или нет? Но Иисус, видя лукавство их, сказал: что искушаете Меня, лицемеры? Покажите мне монету, которою платится подать… Чьё это изображение и надпись? Говорят ему: кесаревы. Тогда говорит им: итак, отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф., 22, 17–21).
Совмещение в сознании власти и религии идёт с глубокой древности, даже ещё из животного мира. Если бы волки могли сформулировать свою «религию», то вожак их стопудово оказался бы «святым». Карл Юнг пишет, что религия и власть вообще занимают в нашей душе одно «психическое помещение». Речь идёт об одном из самых древних пережитков, с которыми должно было бы покончить человечество. И то разделение властного и духовного начала, о котором говорит Христос — было ещё одним, если можно так выразится, «эвристическим достижением» христианства. Однако мы видим, что уже апостол Павел возглашает: «Нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены» (Рим., 13, 1). Ну разумеется, коль скоро Бог есть Господин и Вседержитель. Попробовал бы он продолжить это мировоззрение до его логического завершения… А дальше идут целые тысячелетия пошлейшего раболепства перед властью, и даже рабочие из провинции, мечтавшие высказать Ельцину «всё, что они о нём думают», при реальной встрече почему-то проглатывали язык… Короче, так и оказалась эта «идея» нереализованной.
Всё это, кстати, распространяется и на рабскую любовь. Смехотворно предполагать, что Бог может ожидать любви от всех этих нравственных уродцев. Имеет ценность лишь любовь свободного существа, осознающего себя, свой долг перед Отцом, думающего над общим «семейным» делом. И наоборот — не имеет никакой ценности любовь трусливого раба к могущественному господину, которого панически боятся, и бесплодный страх перед которым стремятся всячески возгреть постом и молитвою. То душевное переживание, которое именуют «любовью к Богу», в действительности есть умиление перед могуществом, то есть — оборотная сторона ощущения собственного ничтожества. Но ведь наше ничтожество тут же порочит и создавшего нас, на правда ли? Энергия образа переходит на первообраз…
Основной эмоцией христианина, по мнению Церкви, является страх Божий. Типа, он-то и является «спасительным». И это несмотря на то, что Иисус Христос гораздо чаще говорил «не бойтесь», чем «бойтесь», а слово «страх» употребил всего лишь один раз, да и то при описании конца света. А кого у нас характеризует страх, всякие опасения, тотальная боязнь за себя и близких — догадайтесь-ка с первой попытки? Боится Бога лишь тот, кто не в состоянии признать Его Отцом. Это ли не доказательство сугубого бабства Церкви? И переворот от «сыновства» её к бабству произошёл мгновенно, сразу же, ещё при первых поколениях древних христиан. Уже Апостол Павел только и трубит о страхе, хотя и у него ещё встречаются слова: «Ты уже не раб, но сын». Но ведь такое положение вещей подавляет в человеке личность — скажете вы. Ну и что? Ведь культивировать личность — есть гордость, говорит нам Церковь. А гордость — «неспасительна»…
Христианство «выключило» в человеке смелость душевную и интеллектуальную, то есть и ум, и талант, тем самым превратив его в бабу. Оно не смогло инкорпорировать в себя самых сильных, самых умных и самых творческих. А впоследствии, получив власть, наше трансформированное временем и человеческими немощами христианство анафематствовало их, изгоняло, жгло и вешало. Не сумев реализовать в себе мужскую, творческую составляющую человеческой жизни, оно стремительно, с самого начала, стало вырождаться в маргинальную группу. И тогда вымирающее христианство призвало на помощь государственную власть — дабы развиваться не вглубь, но вширь. Церковь отдалась императору. Путём всевозможных интриг проникла она на царский трон и начала проводить выгодные лишь для себя законопроекты.
