— Ща я попробую, — успокаивающе положил Гриша лапу на плечо встающему парню.

Тот нахмурился, но, подумав, сел. Неприятности нам были не нужны.

— Чего изволит могучий сэр? — Хриплый голос и голая грудь появились так неожиданно, что я едва не отшатнулась. Впрочем, это «все» было не для меня, а для «сэра» Гриши.

Так что стоило успокоиться и начать заказывать.

— Баранины, птицу тащи, вина, да не то пойло, что обычно подаешь, а лучшего, заморского! Ну и… все пока. Давай.

Взвизгнувшую барышню огрели по пятой точке и отправили на кухню. Угрюмо смотрим с Виртом друг на друга. Не знаю, как он, а лично я чувствую себя сейчас вшивой интеллигенцией, неспособной даже в глаз обидчику плюнуть без вызова на дуэль.

— Ну дык… мы тут останемся?

— А ты вообще человек? — Дурацкий вопрос, знаю.

Гриша, к счастью, не обиделся.

— Конечно! Я викинг, — криво улыбаюсь: кто бы сомневался, — а значит, самый сильный, самый могучий и славный воин из всех! Но и человек тоже.

Опускаю голову на руки, вздыхая. Что-то мне неуютно. В голове вырисовывается картинка: я путешествую в полном одиночестве из города в город и доказываю, что являюсь суперкрутой волшебницей и имею полное право хотя бы заказать поесть. Кстати.

— А как тут к ведьмам относятся, ну… или к волшебницам? — Затыкаюсь, удивленно прислушиваясь к мгновенно наступившей тишине.

— А на колья сажают, да в огне и жарят, — просветили меня из-за соседнего стола, изучая гноящимися глазками и стряхивая с мокрой бороды крошки хлеба.

Киваю, отворачиваюсь. Это пипе-эц.

Вирт внимательно на меня смотрит, не мешая думать.

Гм… значицца, так. Через месяц муж сгинет, Гриша уплывет домой (как только наскребет на билет), а я… А что я?

— Гриш, а Гриш…

— А? — Парень перестал подмигивать какой-то «барышне», возвышающейся за стойкой, и покорно повернулся ко мне.

— Сколько, говоришь, стоит твой билет?

Лицо путешественника приняло скорбное выражение. Мне на пальцах показали два раза по десять.

— Золотых?

Унылый кивок.

Лезу в сумку, старательно колдуя. А чего, действительно, мы будем работу искать, если я пока еще в состоянии сотворить немного золота?

О, получилось!

— На.

И снова тишина в таверне. Я бы сказала — гробовая.

Все в шоке смотрят, как я горстями выкладываю на грязную столешницу звенящие кругляшки. Кто-то шумно сглатывает. Слышится скрип отодвигаемых лавок.

Бледный Гриша сгребает все это богатство руками, рассовывая по карманам и бросая на Вирта вопросительный взгляд. Тот кивает и встает, вытаскивая меч.

Чувствую себя… отвратительно. Плюс меня еще и шепотом просят не лезть. Ну да. А то сожгут и на кол посадят, помню.

— И откуда же у остроухих столько денег? — Огр с компанией приближаются первыми, доставая секиры и нехорошо ухмыляясь.

Тут так плохо с золотом?

— Не твое собачье дело. — Вирт, довольно зло.

Стон Гриши сигнализирует о том, что огр такое ругательство от эльфов стерпит вряд ли.

А после…

Перекошенные рожи. Блеск стали. Вопли постояльцев, мелькающие руки, ноги и лавки. А также выбитые окна, вылетающие из таверны тела и я… стоящая в углу за спиной мужа и обваливающая на дерущихся потолочные балки. Надеюсь… мы выживем. Блин.

А еще через два часа, все-таки скрывшись от стражи и перевязывая ребятам раны (в снятой чуть ли не на другом конце города комнате), я выслушивала рассказ Гриши о том, как же здесь устроена жизнь.

Этот город был не таким, как те, в которых я была раньше. Начать хотя бы с того, что здесь есть Совет магов. Он отвечает за создание заклинаний, направленных на поддержание чистоты и порядка на улицах. А также формирует особые заклятия — это ищейки, днем и ночью перемещающиеся в виде рисунков по стенам домов. В задачу таких шедевров входит отлов тех, кто не угоден городу в целом и Совету лично, ну… или просто подозрителен. Этими-то подозрительными такие заклинания и питались, активируясь во время заката и снова становясь безобидными кляксами поутру. Алый цвет рисунков означал, что магия уже кем-то подкрепилась. Правда, встречались такие гораздо реже. Белые — были голодными.

Но это все частности, а так же предупреждения о том, чтобы люди не вздумали бродить ночами по улицам, которые даже стража, снабженная охранными амулетами, патрулировать опасалась.

И все бы хорошо: магия, защита, то, что город стоит на пересечении торговых путей… Но. Совет заелся. По-другому не скажешь. Он истребил всех, не входивших в его состав, волшебников в городе. Волшебниц называли ведьмами и жгли на кострах. А сами маги, присудив себе ранг жрецов, под видом того, что только им открыт истинный смысл веры и жизни, творят все, что вздумается, гребя в казну чуть ли не пятьдесят процентов приработка любого горожанина.

Как итог — невыносимая бедность, толпы наемников, сопровождающих караваны (только так можно более или менее прилично заработать), элита, скупающая все товары. А еще те, кто настоящего золота в жизни-то не видел. Ну и, конечно, преступное сообщество, орудующее в городе почти исключительно днем.

Неудивительно, что, выгрузив на стол практически целое состояние, по меркам местных завсегдатаев, я очень и очень рисковала получить ножом в печень. Гм.

— А почему люди не идут в соседние города?

— За выезд из города тоже надо платить, — пожал плечами Гриша, морщась и с трудом выдерживая перевязку ноги.

Вирт мрачно за нами наблюдал, внимательно слушая.

— Сколько?

— Один золотой. Да только даже ежели накопишь — кто ж захочет идти невесть куда с семьей, да еще и через пустошь смерти.

— …Не поняла.

— Ближайший город находится в десяти днях пути верхом. И путь проходит через пустошь, на которой не растет ничего выше травы. Никто не знает почему, а только связь с тем городом оборвана, и никто, кто туда ушел, обратно уже не возвращался.

— А караваны?

— Они идут в порт — там корабли. Да только города на берегу и в помине нет. Так. Деревушка небольшая.

— Так мы что, на острове?

Тяжелый вздох Гриши и кивок.

— А вы вообще откуда такие взялись? Ничего не знаете, ни о чем не ведаете, да еще и богатые, как… ну не знаю кто… ну как дураки.

Хмыкаю, размышляя: стоит ли сообщать ему, что он говорит с создательницей этого мира. Или не стоит травмировать психику своим сумасшествием.

— Дикие вы, — подвел итог Гриша и рухнул на кровать. — Ну вы как хотите, а я спать. Вечереет. И да. Не вздумайте открывать окна на ночь! Съедят.

Молча смотрим на окно, переваривая сказанное. А через минуту с подушек раздался глубокий раскатистый храп вполне здорового человека. Впрочем, серьезных ран в той потасовке никто из нас ведь так и не получил.

— Все еще хочешь остаться здесь?

Перевожу взгляд на Вирта, пожимаю плечами и перебираюсь на подоконник. Отсюда можно наблюдать за тем, как люди и прочие существа расходятся по домам в лучах заходящего солнца, спеша закрыть окна и двери на задвижки, отгораживаясь запорами от засыпающего города. Стоящий под окном фонарь загорается синим светом.

— Марина.

Поворачиваю голову, вопросительно глядя на Вирта.

— Ты хочешь остаться одна в этом мире?

Вздыхаю и снова угрюмо смотрю в окно.

— Ответь, — жестко и с напором.

Мне от него уже не отвязаться? Ну и что я скажу? Да, я боюсь, забери меня обратно?! Я поняла: я точно в коме и все это — бред моего воспаленного воображения! Верю, жду, надеюсь, воскрешай меня на фиг.

Ну не могу я так просто взять и поверить, что это все нереально.

— Я остаюсь.

Молчит.

Осторожно кошусь на него. Сидит на второй кровати, поставив ногу на край и откинувшись на стену. Глаза закрыты, бледен, но дыхание ровное…

— Я не смогу тебя переубедить?

— Нет.

Открывает глаза и смотрит на меня так… аж душа переворачивается.

— Тогда утром я ухожу. Извини, но…

Встает и выходит за дверь, рывком захлопнув ее за собой и оставив меня одну.