Алина совсем забыла про свой пистолет и смотрела на лектора с открытым ртом, поразившись простоте и одновременной сложности законов и механизмов, в соответствии с которыми живёт окружающий мир. Признаться, я и сам был немного под впечатлением того, о чём нам поведал учёный.

Изрядно довольный произведённым эффектом, доцент отставил в сторону закрученные канистры и подытожил своё выступление:

— Конечно, многое ещё предстоит проверить на практике… Например тот факт, что заражённые проявляют все признаки наличия некоего общего разума, подчинённого химическим манипуляциям со стороны поражённых бактериофагами микробиот. Как у пчёл или муравьёв — так называемый «Hive mind», «разум улья». Например, они не любят ходить поодиночке. А собираясь в группы, начинают предпринимать более сложные действия, чем просто пассивный поиск пищи. И у них явно прослеживается начало разделения на, так сказать, рабочих, добывающих пищу для коконов… И солдат, защищающих эти коконы и рабочих… Как у всё тех же муравьёв.

Накинув своё оружие на плечи, я легонько толкнул Алину, выведя её из транса познания:

— Выходим. Одевай канистру. — И повернувшись к лектору, спросил. — Осталось только понять, что теперь с этим делать. И почему дети не стали частями этого улья. Почему ими не стали я, ты и космонавт.

— Космонавт? — Слава передал мне канистры и удивлённо поднял брови. — Ах да, Алина рассказывала про этого американского лётчика. Это же как раз то, чего мне так не хватало, чтобы продвинуться дальше…

— Мы ему сообщим. Уверен, вам будет о чём поговорить при встрече.

— Хорошо… — Доцент открыл нам дверь к выходу из своей оранжереи. — А вы уверены, что ваша идея сработает?

— Если я всё правильно понял про этот муравейник у тебя над головой, то всё получится. — Я одел на спину канистру и, выйдя за дверь, пнул труп октябрёнка с простреленной головой. — И тогда этим юным слесарям, отвлечённым… Эм-м… Борьбой за субстрат, будет не до нас. Закрывайся, код мы знаем.

Выбравшись из провала, мы обнаружили себя рядом с противоположным углом квартала, занимаемого корпусами военного вуза — на пересечении улиц Кутякова и Университетской. Из разбитых окон жилых и учебных корпусов кое-где вылетали клубы чёрного дыма, шум борьбы доносился только из них. Как я и предполагал, бой за корпуса военного вуза был в стадии завершения — это был скорее шум добивания потерпевших сокрушительное поражение противников, нежели ожесточённого противостояния. Визг электроинструментов, слышавшийся время от времени то там, то тут, сразу тонул в панических криках и мольбах о пощаде.

— А помните, когда кадеты остановили комсомольцев, на обгоревших почти сразу набросились жоры… — Шепнула Алина, указав на серое многоэтажное здание НИИ, высившееся на другой стороне улицы за небольшим сквером. — Почему они сейчас оттуда не лезут?

— Похоже, что запах горючего полностью перекрывает для них запах палёного мяса. — Я подкрался к решётчатой ограде, отделявшей улицу от зданий военного института. — Твоя позиция здесь, а я туда — дальше к Астраханской. Начинай, как махну. Если кто заметит, прижми его выстрелами и прыгай обратно к Славе. Если не заметят, бросай канистру за ограду и ползи ко мне, как опустошишь ёмкость. Следи за ветром, чтобы на тебя струю не сдуло. Смотри вон на дым и распыляй, когда он в другую сторону.

— Поняла…

Путь вдоль улицы Кутякова к Астраханской занял пару минут. Пригибаясь за оградой, я периодически оглядывался на девочку и косился в ближние корпуса. Алина смирно сидела в укрытии, а из ближайших окон по-прежнему слышались бодрые вжики и паника. И иногда победный хохот.

Достигнув пересечения этих улиц, я приступил к накачке насоса и дал сигнал свободной рукой. Мутная струя вылетела из шланга метров на пятнадцать. И, увлекаемая попутным порывом ветра ещё дальше, оставила на жёлтой стене военного общежития серые потёки. Некоторые капли залетели за разбитые стёкла.

Опустошив канистру за несколько повторных прокачек, я заметил, что Алина справилась с этой же задачей даже быстрее. И уже ползёт на четвереньках в мою сторону.

— Что дальше?

— Дальше прячемся вон там, ждём и смотрим, что получится. — Я перебросил свою ёмкость через ограду и показал на ржавеющий трамвай, навсегда остановившийся посреди улицы. — Сейчас… Когда ветер хотя бы раз переменится…

Это произошло ещё в течение минуты. Гуляющие вдоль пустых улиц холодные завихрения на несколько секунд переместили воздушные массы от нас в сторону «Микроба». И тишину мёртвого города огласил протяжный вой.

Такого адского хора я ещё не слышал. Жоры, конечно, имели привычку сбиваться в стаи и выть на закате или рассвете все вместе. Но попеременный гудёж пары дюжин вечноголодных глоток не шёл ни в какое сравнение с тем рёвом иерихонской трубы, который долетел до нас сейчас со стороны здания НИИ. Сотни или тысячи хриплых голосов взыли все почти одновременно, как болельщики на стадионе, увидевшие внезапный гол от ворот до ворот.

Вой не стихал ни на секунду. И начал постепенно приближаться.

Из разбитых окон поспешили выглянуть озадаченные лица, забрызганные тёмной кровью. Всматриваясь в пустую улицу, подростки о чём-то недоумевающе переговаривались и показывали в сторону НИИ. А через дорогу к ним уже подбегали самые расторопные гости.

Единичные жоры, достигшие решёток первыми, тупо пытались протиснуться сквозь них. Протягивая к стенам исхудавшие руки в потрёпанной одежде, они в лучшем случае просовывали внутрь периметра голову, царапая щёки. Или оставляя их на колючей проволоке, кое-где обвивавшей ограду.

Но когда через улицу посыпали десятки других сородичей и тоже приблизились к препятствию, их действия словно стали более эффективны. Некоторые пошли в стороны вдоль ограды, перебирая руками по решётке, словно надеясь рано или поздно найти её конец. А другие начали перелезать, цепляясь за прутья и ставя ноги на застрявшие головы воющих неудачников. Запутавшись в рядах егозы поверх забора, они сдирали с себя одежду и кожу, беспомощно трепыхаясь в плену мотков колючей проволоки. И самые сообразительные лезли сверху уже по ним.

Подростки в окнах смотрели на разворачивающееся зрелище с не меньшим любопытством, чем мы с Алиной из своего трамвая. И что-то подозревать они начали только тогда, когда через улицу поскакали первые «солдаты».

Мой расчёт оказался верен. «Продукт лизиса», как назвал эту гадость харизматичный биолог, оказался привлекателен для них так же сильно, как и для «рабочих». И вот теперь они с хрюканьем и визгами выскакивали на проезжую часть, покинув ради него свой многоэтажный муравейник. Откуда до сих пор, похоже, ещё не вылезали. Иначе те центровые, которых разорвала тройняшка, её бы узнали.

Хотя на этот раз все монстры обладали стандартным набором рук, ног и голов. И больше напоминали тех прыгунов, которых мы встретили по дороге мимо Мясокомбината. Такие же обезьяноподобные фигуры, лишённые растительности головы с дырками вместо носа и ушей. Любопытно, что и эти тоже были одеты — на сей раз в грязные и рваные халаты работников НИИ.

Жоры, которые к этому моменту успели перебраться через решётку, достигали опрысканных участков земли или стен и, не обращали никакого внимания на детей в окнах. Подволакивая сломанные или вывихнутые при падении с ограды конечности, они немедленно приступали к поглощению почвы, мусора или штукатурки, обработанных раствором.

А вот первый же перемахнувший через ограду «солдат» поскакал прямиком к первым этажам с любопытными лицами внутри пустых рам.

Распихивая «рабочих», он пересёк участок асфальта между оградой и зданием в три прыжка и заскочил на ближайший подоконник. Подростки в этом окне пытались отшатнуться, но им, очевидно, помешали отойти напиравшие сзади товарищи. Которые тоже остро желали увидеть — что же там такого интересного происходит на улице.

Хотя некоторым слабакам повезло — из первых зрительских рядов их выдернули руки нетерпеливых старших товарищей, отвесив по пути пару подзатыльников. Вот в лицо такого здоровяка сейчас первым делом и вцепилась своей длинной пятернёй прыгучая тварь.