Трое оставшихся часовых растеряно отступили от напирающей толпы:

— Бля, надо старших звать, чёт хуйня какая-то творится…

Я привлёк внимание Белого и жестом указал ему на самого левого гопника — помельче остальных. Чиркнув ребром ладони по горлу, я дал понять кадету, что мне от него нужно и тот согласно кивнул. И мы вместе начали понемногу протискиваться вперёд мимо вновь остановившихся рядов заражённых.

Испуганные пацаны уже повернулись к толпе спиной и направились в сторону западного крыла, намереваясь позвать подмогу. И никто из них не заметил, как из толпы позади них вышли мы с Белым.

Кадет подпрыгнул к тому гопнику, на которого, я указал, ударил ногой под колено и задрал опустившемуся на землю ребёнку подбородок. И правой рукой вскрыл тому горло от уха до уха.

Одновременно с ним я возник из темноты между двумя другими детьми и, протянув руки вперёд, быстро развёл их в стороны, зажав под каждой подмышкой по тонкой шее. И резко откинув корпус назад, услышал с двух сторон характерный хруст шейных позвонков, ломающихся о подставленные предплечья. Потеряв связь с мозгом, тела мгновенно обмякли и осели на пол.

Я проглотил остатки конфет и ткнул кадета в плечо, пока он вытирал нож об олимпийку зарезанного капроновца. Увидев мой кивок в сторону арки, Белый последовал туда за мной по пятам, тоже пригнувшись.

Пройдя вплотную к стене, чтобы не светиться со стороны «Словакии», мы действительно обнаружили под перекрытием дверь. Даже не одну — вход был в каждое крыло — и восточное и западное. Ни снаружи, ни внутри у входов никого не было.

Я выбрал запажное крыло и Белый остался у входа — согласно инструкциям.

За дверь открывался небольшой пустой холл. Похоже, тут раньше были кассы, где можно было посмотреть расписание и купить билет на речной трамвай до прибрежных дачных посёлков. Перегородки, столы и стойки были усыпаны мусором и битым стеклом. Наверное, основная культурная жизнь центровых действительно шла только в помещениях клуба и магазина электротехники. А тут и правда делать было нечего — ни запаса закуски и алкашки, как в примыкающих кафешках, ни комфортных столиков или диванов. Ульяна, видимо, была честна.

На второй этаж вела узкая лестница позади кассовых перегородок. Осторожно перебравшись через них, я подошёл к ступеням и прислушался. Да, наверху определённо кто-то засел. И, судя по тому, что до сих пор нормальных препятствий для выхода кадетов из западни мы не встречали, это как раз был пост, блокирующий им этот выход.

Неслышно шагая по ступеням вверх, я обратился в слух.

— …Кинули они своих, походу. Давно бы уже спасать ломанулись.

— Да, зассали наверно. Ну значит скоро завалим этих мудил.

— Чёт неохота к ним туда лезть…

— Да никто и не полезет, ты чё, епта! Механ «гошу» развернёт сюда и они сами на пол ёбнутся. Или то, что останется, хы-хы-хы… Прост ща он красных ещё ждёт там, на набке.

— Ну ништяк тогда. А то блядь, Ви́таля вон видел, как нашпиговали… Ну нахуй туда к ним лезть.

— Блядь, смотри вперёд! Вдруг ща полезут…

— На пулемёт? Ты б полез?

— Я нет. Но они то ёбнутые на всю башку. Ща как захотят героями стать… Токо успевай на гашетку дав…

Парень в синем комбинезоне, сидевший рядом с пулемётчиком на ступенях не договорил, получив удар ножом в горло. Оставив оружие в шее, я зажал обеими руками шею второго стрелка. Уперев одно предплечье в горло, я надавил сверху вторым на затылок всей массой тела и снял череп с основания.

Схватившись за рукоятку ножа, раненый «лётчик» испуганно уставился на меня, откинувшись на перила. Отбросив расслабившееся тело пулемётчика, я упёр основание ладони ему в подбородок, не давая раскрыть рот и, обхватив руку, сжимающую оружие, вытащил финку, выпустив наружу поток светлой артериальной крови.

Затрепыхавшись, подросток помычал ещё несколько секунд и затих.

Убрав нож, я обернулся к оружию, установленному перед ними на ступенях. Однако. Новёхонький «Печенег», весь в масле. От такого не за всякой стеной укроешься, не то что с голой задницей в узком коридоре переть. Снизу к стволу была примкнула коробка на сто патронов.

Взвалив оружие на плечо, я шепнул в темноту коридора, ведущего в помещение, располагающееся примерно над аркой:

— Лютый! Скар! Горян! Вылазь! Уходим!

Несколько секунд висела тишина. Но вскоре послышалась какая-то возня и неуверенный мальчишеский голос в конце коридора чуть слышно ответил:

— Киг’?

— Нет, блядь, мать Тереза вас исповедать пришла. Вылезай давай!

В темноте стало видно какое-то движение. И вскоре передо мной нарисовались взволнованные перемазанные сажей и кровью лица кадетских сержантов.

— Кир! — Петров улыбнулся своей жуткой шрамированной улыбкой.

— Все целы? Пошли!

— Не… У нас ещё раненые… Мы пытались прорваться ещё раз, думали никто уже не придёт. Нести надо.

— Ну так давайте быстрее. Рук хватит?

— Ага… — Михаил развернулся и побежал обратно. В темноте послышались неясные приказы и стоны раненых.

Я вытащил рацию:

— Кит, мы выходим. Начинайте! Приём!

Спустя секунду рация пикнула и из динамика послышался голос командира кадетов:

— Принято. Действуем согласно плану.

И в подтверждение его слов с востока застрекотали короткие очереди. Отвлекающий отряд начал практически вслепую издали обстреливать позиции противника. Согласно плану, у нас было пять минут, прежде чем они отойдут обратно к больнице.

Из темноты коридора показалась пара незнакомых мне бойцов, несущих между собой на руках третьего кадета с перетянутой окровавленной культей вместо левой ноги. Следом ещё четверо несли растянутый за углы бушлат, в котором лежал один раненый, без сознания. За ними шли парой Горян и Петров, а замыкал колонну ещё один незнакомый боец, на которого опирался прихрамывающий Егор. Половина лица у него была закрыта окровавленной повязкой, наскоро прилепленной кусками лейкопластыря.

— За мной!

— А кто стреляет? Это наши в атаку идут? Надо же помочь!

— Это наоборот дают нам выйти. За мной, говорю!

Спуск по лестнице мы преодолели примерно за минуту, и снизу у касс нас встретил радостный Белый:

— Мимо арки пробежало человек десять с каждой стороны. На восток, откуда стреляют!

— Норм, значит щас проскочим без боя. Помоги парням! — Я перекинул пулемёт с плеча на руку и открыл им дверь наружу. Осторожно осмотревшись и убедившись, что кроме толкущихся силуэтов жор на лестнице, ведущей к воде, никого нет, скомандовал:

— За мной!

Достигнув выхода из арки, я огляделся. На востоке по-прежнему слышалась трескотня «калашей» кадетов, и забабахали ответные выстрелы. Послышались какие-то гневные приказы. Но все голоса шли только из-за дальнего угла в той стороне.

— Чисто. Идите! — Я махнул в сторону воды скопившейся за мной толпе подростков.

— Мы что, вплавь?

— У меня для вас даже девочка на борту есть, ветераны! Туда, вниз по лестнице, мимо жор. Шестой причал. Там Юрок…

Зазвучала новая канонада выстрелов, не дав мне договорить. Но на этот раз совсем не с востока, а с противоположной стороны — там, где в темноте над набережной высилась тёмная громада старого моста. Сразу под ним располагался небольшой пляжик. Стреляли по Речному, похоже, с него.

— Это, блядь, кто ещё… — Такой вариант развития событий был совсем не по плану. Если кто-то атакует с противоположной стороны, а отвлекающий отряд через пару минут отойдёт, то вся энгельсская братва, которая сейчас им отвечает, ринется отбиваться в другую сторону. Прямо мимо нас…

Группа кадетов нерешительно остановилась, так и не выйдя из арки.

— Может это ленинские г’ешили тоже кусок уг’вать…

— Похуй… Пошли-пошли-пошли! — Выбежав вперёд, я растолкал жор и залёг на ступенях, установив пулемёт на бордюр лестницы дулом на восток. — Я прикрою!

Следом за мной мимо рассеявшейся толпы заражённых начали протискиваться кадеты, осторожно пронося раненых между бессмысленно озирающихся тел. Стараясь не оступиться в темноте на ступенях, они неуклюже спускались к воде.