— Ребята, раз уж мы собрались, давайте, что ли, вспомним былые времена? Сварганём чёй-нить? — предложил Чертёнок, низкий паренёк, смешной, находящий плюсы в любой ситуации (это он, кстати, подговорил нас создать группу, а не разойтись, и обосноваться в этом трактире), наш второй гитист.

— А давай! — согласились мы.

— Дядь Бэк! Ты наши инструменты ещё не выкинул? — крикнул Лис, или Драгинс, рыжая бестия, играющий на модифицированном клавишнике. Эта хитрюга умудрился найти нам слушателей, постоянных фанатов, и мы смогли спокойно напиваться после каждого концерта. Денег как раз наскребалось на много хорошей выпивки, так как за концерты мы много не брали, денег семьи хватало.

— В кладовке поищите! — крикнул он из-под стойки. — А вы играть будете?

— Конечно! Мы ж наконец-то смогли встретиться, как это не отметить?

— Тогда давайте быстрее, а то я в тишине работать задолбался!

— Повалили!

И мы всей дружной кампанией направились в кладовую, разбирать свои бренчалки. Первым вытащили мою установку, которую мы сделали года три назад для выступлений на людях. Сцена находилась у дальней от двери стены, как раз справа от нашего столика.

— Чё вы делать собираетесь? — спросил слегка поддатый Алик. Видимо не дождавшись, когда я наконец к ним присоединюсь, они распили бутылку, только Фирк ещё не прикоснулся к своему стакану, дожидаясь меня.

— Играть сейчас будем.

— В смысле? — опёрся о кулак Фридер.

— В прямом.

— А спор? — возмутился Фирк.

— Потом, — отмахнулась от него. Спор спором, а музыка — это святое.

Поставив все барабанчики и тарелочки, я уселась на стул и стала ждать парней, подтаскивающих свои балалайки. Баньши поставил перед собой посох с навершием в виде хрусталя, так называемый усилитель звука, зумр[7]. Чертёнок и Злыдень стали по бокам от Баньши, за ними — Лис, Изверг, Моряк — вечно ходящий в полосатом гольфе, бугай, с пальцами-сардельками. Меня всегда удивляло, как он попадает в нужные клавиши. За всеми ними устроилась я.

Ребята разыгрались, проверяя настройку инструментов (Чертёнку пришлось подкрутить вторую, четвёртую и пятую струны), Лейман распелся.

— Ну, с какой песенки начнём? — спросил потом Баньши, подпитывая заклинания на инструментах, чтобы игра не сорвалась в самый неподходящий момент.

— Давай с моей любимой! — предложила я.

— Хорошо.

— Раз-два-три, — отбила я палочками и мы начали играть.

Золотом — молчанье, звон в пустоте,

Ты всегда красива, но слова не те,

Знаешь, на обратной стороне

Есть страна к солнцу мчащихся коней.

Кто с коня не сходит — вечно юн и смел.

Кто земли коснется в дивной той стране

Сразу станет древним стариком.

Что забыл, кем был в этой жизни он.

Золотом — молчанье, затаю отчаянье,

Только на прощанье улыбнусь, и всё.

Золотом — молчанье, затаю дыханье,

Только на прощанье улыбнусь, и всё!

Триста лет полета, а на рукаве —

Яблонева ветка да ветер в голове,

Триста к солнцу мчащихся коней.

Помолчим… падай золотом ко мне!

Ритуал молчанья, в полной темноте,

Ты всегда красива, но слова не те

Ничего святого, никаких святых

Ветер, кони — бред, есть лишь ты!

Золотом — молчанье, затаю отчаянье,

Только на прощанье улыбнусь, и всё.

Золотом — молчанье, затаю дыханье,

Только на прощанье улыбнусь, и всё!

Пусто на обратной стороне,

Триста лет полета растворились в тишине!

Золотом — молчанье, затаю отчаянье,

Только на прощанье улыбнусь, и всё.

Золотом — молчанье, затаю дыханье,

Только на прощанье улыбнусь, и всё![8]

Полностью погрузившись в ритм песни, я уже не обращала внимание на окружающих. Это и вправду была моя любимая песня.

Играли мы долго, вспомнили почти все свои песни, которых у нас было немного, а Алик и Фрид уже были пьяны в дупель.

— Хаос, а спой ты? — попросил вдруг трактирщик.

— Правда, давай! — поддержали его парни. — "Без сердца и души"!

— А может не надо? — как-то вяло попыталась отказаться.

— Давайте все вместе попросим спеть нашего ударника — Хаос! — обратился к общественности Баньши.

— Просим! Просим! Просим! Просим! — прогремел зал. Пришлось согласиться.

Я вышла вперёд, Баньши передал мне зумр и отошёл, чтобы положить на мой стул артефакт с моей партией. Потом он сгонял в кладовую за двумя маленькими посохами, чтобы и его, и Изверга было слышно. И мы начали петь.

Хаос:

Страх, разрушение,

Голод, страдания,

Смерть, истребление

Живого – вот цель моя.

Перед собою

Хочу видеть пустоту,

В ней я построю

Мой замок – мою мечту.

Давно заметила, что эти строчки вызывают в моей душе желание что-нибудь разрушить, словно я становилась той самой госпожой, всемирным беспорядком, истинным хаосом. Хотелось рвать и метать, погрузиться в схватку, победить.

Изверг:

Войска готовы, госпожа,

Мы будем всех уничтожать!

Хаос и Изверг:

Тот, кто сердца и души лишён,

С ненавистью не знаком.

Тот, кто сердца и души лишён,

Не испытывает боль.

Никогда не страдала глупым убеждением, что сердце главное, что оно покажет истинный путь, поможет найти искомое. Я с абсолютной уверенностью могу себя назвать человеком без сердца и души в том смысле, который влаживают мыслители в эти понятия. Говорят, человека убить сложно, потом будешь страдать, да и неправильно это. Никогда мне не доводилось испытывать этого чувства, когда одна мысль об убийстве человека вызывает страх или отвращение. Мне легко представить, как я кого-нибудь убиваю. Может я в глубине души — маньяк? Я знаю, что это ненормально, но всё равно я бываю слишком равнодушна к людям, слишком суха. Для меня существует только дружба, когда я испытываю странное желание помочь и оградить от проблем и несчастий своих друзей. Так же есть семья, членов которой я уважаю и ценю. А боль... Боль можно перебороть, было бы желание.

Баньши:

Движет их желанием холодный расчёт,

Огонь не греет и не охлаждает лёд.