Человек из соседней комнаты поворачивается, чтобы уйти.

— Одну минутку! На всякий случай, вместе с товарищем, захватите и его чемоданы. Если успеет, пусть едет с Араханом сегодня же.

И, взглянув на часы:

— До поезда час тридцать минут. Постарайтесь успеть!

Завтра зачет.

Женя сидит у стола, поджав ноги и подперев голову руками.

Завтра зачет.

Утомительная штука эти зачеты. Врачи сказали — бросить всякий умственный труд. Врачи всегда это говорят. Несколько месяцев тому назад Женя, правда, поддалась их уговорам и взяла отпуск. Но уехала не в Крым, как ее уговаривали, а в Ленинград.

Ей, южанке, хотелось увидеть этот северный город, эту столицу красных восстаний.

И сейчас, сквозь строки книги, нет-нет да всплывут эти ровные, как по линейке вычерченные, улицы, эти площади с огромными домами и памятниками, эта река, стальной лентой перерезавшая город. И над всем одно незабываемое, яркое воспоминание — проводы «Товарища».

Женя отрывается от книги. Где-то они сейчас? Где-то эти веселые ребята с их смешным Фоксом?

А впрочем…

«…экономическое строение общества определяется его…»

У подъезда Ц.К. стучит автомобиль. Из комнаты Учраспреда выскакивает человек с портфелем под мышкой. Стрелой мчится по пустой лестнице. Бомбой вылетает из подъезда. Отрывисто кидает шоферу:

— На Малую Бронную!

Вскакивает в уже дрогнувший автомобиль.

При первом повороте колеса вспыхивают огни фонарей. На повороте резво лает рожок. Какая-то старуха выскакивает из-под самых колес и, бледная от страха, ворчит себе под нос:

— Носятся, черти. Проклятые!

Накрапывает дождь. Сперва редкий, потом хлесткий, проливной. Резкими порывами рвет на поворотах ветер.

Человек в автомобиле поднимает воротник кожаной куртки, ежится и думает:

— А каково сейчас на море?

Через несколько минут автомобиль останавливается у ворот одного из домов на Малой Бронной.

Женя не отрывается от книги. Стакан остывшего чая и ломоть хлеба с маслом нетронутые на краешке стола.

Придется просидеть всю ночь.

Сколько раз давала себе слово работать по НОТ’у и ни в коем случае не засиживаться позже двенадцати.

И как назло, всегда так. В последнюю минуту оказывается, что половина не сделана. Усталость дает себя знать. Некоторые строки приходится перечитывать по два раза. Буквы в словах сливаются в пятна.

«…экономическая конъюнктура данного периода…»

Стоп! Кажется, стучат. Да!

— Войдите!

Человек с портфелем под мышкой вихрем врывается в комнату. Женя не успевает вскочить со стула, как он уже протягивает ей конверт.

На конверте бланк ЦК. Лицо Жени выражает недоумение.

— Это мне?

— Ну конечно, вам!

Женя торопливо разрывает конверт. Знакомая формула: члену РКП такому-то…

Женя несколько мгновений вертит бумажку в руке. В мыслях хаос.

…Арахан… экономическая конъюнктура секретаря… Афганистан данного периода… полпред определяется… Человек с портфелем действует решительно.

— Постарайтесь немедленно. Поезд отходит через час десять минут.

Два раза повторять не надо.

Чемодан Жени до смешного пуст. Укладывая его, она смущенно вертит в руках заплатанную юбку.

Человек с портфелем замечает это.

— Не беспокойтесь. Все будет сделано на месте. О туалетах позаботятся.

О туалетах? Ах, да! Она ведь секретарь полпреда. Приемы, представительство.

Женя улыбается и решительно захлопывает чемодан, в котором, уныло стуча, перекатываются: кусок мыла, закрученный в полотенце, зубная щетка и расческа. Да, вот еще, парочку книг и…

— Вот я и готова!

Она подходит к вешалке и натягивает худенькое осеннее пальто. Человек в кожаной куртке советует ей прихватить дождевик. На дворе…

Неплотно прикрытое окно распахнул порыв ветра. Косой дождь побежал с подоконника на пол.

Ливень.

— Форменный шквал, — сказал человек с портфелем. — Плохо сейчас на море.

На море. Женя вспомнила Ленинград и грязные волны морского канала. Вспомнила смешного Фокса, барахтавшегося в холодной воде. Вспомнила славных парней, уезжавших в кругосветное плавание.

Каково им в такую погоду?

Человек с портфелем и Женя вышли из ворот и сели в поджидавший их автомобиль. Автомобиль рванул, зажег глаза фонарей и ринулся сквозь потоки дождя и порывы ветра.

За пять минут бешеной езды Женя успела привести в порядок свои мысли.

Когда подъехали к дому, где жил Арахан, то чуть не налетели на тормозившую у подъезда машину.

— Это чей? — спросил человек с портфелем.

— Товарищу Арахану, к поезду.

— Вот и отлично! Садитесь туда, товарищ Женя. Успели!

И когда товарищ Арахан выходил из подъезда, человек с портфелем встретил его веселым возгласом:

— Ваш секретарь ждет вас в автомобиле.

«Товарищ» прошел Зунд, Каттегат и благополучно выбрался в Северное море.

В Дувре — митинг в Интернациональном клубе моряков и овации.

В Лондоне — неприятность с синими бобби в Ист-Энде и прогулки по Пикадилли. И наконец, через Ламанш, «Товарищ» вышел в Атлантический.

По этому случаю закатили маленький пир и устроили дружескую потасовку.

Затем, обогнув Пиренейский полуостров, взяли курс на остров Мадеру, с Мадеры на Канарские, с Канарских на Сен-Луи, к Зеленому Мысу, чтобы оттуда дунуть на парусах, через Гвинейский залив, к мысу Доброй Надежды.

Но что поделаешь? В самом интересном месте поймал штормяга.

Как вам понравится гоголь-моголь из экваториального шторма и соли? Не знаю. Едва ли очень. Виктор, державший вахту, насвистывал песенку Джонса и смеялся в лицо ревущему урагану. На лоб с зюйдвестки заплывали капли влаги. Испуганная собачонка дрожала и прижимала свое тельце к мокрым резиновым сапогам Виктора. «Товарищ» трещал.

Спокойнее стоять у стены капитанской рубки и, не обращая внимания ни на что, дремать. Интереснее склонить тело с поручней капитанского мостика вниз и рвать зубами осязаемые мокрые клочья ветра.

Фоксик ежился и тихо лаял. Даже Виктор не слышал его голоса, а только чувствовал, как теплый, мягкий комочек трется у его ног.

Окончательно «Товарищу» не везло. Огромные волны точно с игрушкой обращались с трехтысячетонным парусником. Никогда еще судно, даже в бытность свою «Лористаном», не бывало в подобной передряге.

Но молодые штурманята только довольны. Три года сборов в полуторагодичное плавание подготовили ко всевозможным передрягам.

С упругостью теннисных мячей шныряли загорелые румяные комсомольцы между снастями и мачтами.

Виктора еще не сменили и он держал вахту у капитанского мостика. Он здорово продрог и с нетерпением ждал смены. Но отдохнуть ему не пришлось. Его сменили у рубки и послали к штурвалу. В кубриках пусто. Вся команда на палубе. Крепят снасти. Меняют галсы. Повинуются команде капитана. Паруса сматываются, четко работает машинное отделение. Соленые седые жабры волн ластятся к судну.

А внизу, в каюте радиотелеграфиста, тепло, уютно и не чувствуется напряжения и борьбы. Правда, качает совершенно особенным образом. Лихо и бессердечно. Но это вовсе не мотив для разжижения мозгов и сентиментальностей.

Полированная мебель. Чистый пол. Лакированные стены кабинки, задранные люки. Радио-приемник и отправитель блестят медными частями и судорожно выбивают точки и черточки.

На голове радиотехника, — слухачи. Они тоже, как и все в кабинке, хорошо отполированы и аккуратно прилажены к голове.

Единственный контраст в кабинке — сам радиотехник. Взлохмаченная голова и широко раскрытые, полные волнения и жаждой смерти и жизни, страстью к приключениям и молодостью, глаза.

Однако, все остальное, то есть костюм, ботинки, в полном порядке.

Он жадно вслушивается в слухачи. Наконец, улавливает волну звуков.

— О-ля-ля!..

Радиотехник схватывает рупор и бросает в него: