— Пожалуй, я тоже быстренько окунусь. Позаботьтесь об обеде, друзья мои… — Эшли мягко улыбнулся и приятельски похлопал бородачей по мокрым кольчугам. — Ну вот, теперь на вас радостно посмотреть и приятно понюхать. Свежеополоснутый гном источает нежный аромат фиалки, не правда ли?
Туром и Нетуром нервно уставились друг на друга, посмотрели на сощурившегося эльфа, потом на меня, молча отложили боевые секиры и, обнявшись, заплакали. Ничего, это чисто психологическая травма, это быстро пройдет, от гигиены еще никто не умирал…
— Ааргх не скажет никому позор про гномий?
— Гр-р-р! — Я честно и благородно постучал себя кулаком в грудь.
— За эльфом, однако, следи, прирезать нас как бы не вздумал ночью, — подумав, добавили родственники. — Станется с них, остроухих маньяков такое…
Это, конечно, было излишним, не стоит так уж запугивать своих же. Я отошел по узкой кромке берега, зачерпнул чистой воды, утолил жажду и без спешки вернулся к костру. Развязал мешок с продуктами, разломал на куски хлеб, накрошил крупными ломтями сыр и жесткую солонину из дикого мамонта. Было еще вино, но его разумнее приберечь до лучших времен.
Наш вождь, хозяин и командир сплавал на середину, вернулся обратно, оделся и подскочил к обеденному столу, освеженный и воодушевленный. Впрочем, почти как всегда, у этого городского парня вечно в одном месте бурлит неиссякаемый источник оптимизма. Слишком бурно временами, но мы привыкли, пусть уж. Кто без недостатков, мы, что ли?!
Поэтому первая же произнесенная им фраза застала меня врасплох:
— О небо, как же хорошо и как я вас всех ненавижу!
Мне показалось, что я ослышался. Но нет, мой благороднорожденный хозяин закатал рукава и продолжил:
— Да-да, всех! Особенно этого тощего уродца Эландера, который не по-товарищески увел у меня рыжую Эльзу. Эландер, ты урод, слышишь?! Где он? А, неважно… потому что гномов я ненавижу еще больше! Вы — два грязных, волосатых, укороченных выродка с дебильными мордами и полным отсутствием хоть какого-то мозга, даже костного! Будь я на вашем месте, давно бы выпил яду или убил себя лбом об стену!
Мое сердце дернулось и упало куда-то в левую половину живота. После таких оскорблений я бы даже с нашей хваленой реакцией не успел перехватить в воздухе два гномьих топора. Но произошло иное…
— Он сказал, дебилы мы что?
— Нет, сказал он, дебил ты, не мы, лишь ты, только!
— Сам дебил ты, понял ли, нет?!
— Я не дебил, тебя именем дебил сам обозначил он!
— Ах ты, дебил, получи же!
— Сам получи, дебил, тебе, на!
И, отбросив тяжелые секиры в сторону, четыре гнома кинулись мутузить друг друга. А почему это, интересно, я решил, что их четыре? Их же шесть! Точно, шесть, что ж я, до восьми считать не умею? У нас, ааргхов, столько же пальцев на руках, как и у людей, а считать по пальцам до двенадцати проще простого!..
— Но больше всех-превсех на свете я ненавижу эту тупоголовую груду жира и дряблых мышц, этого трусливого самозванца, неизвестно каким образом втершегося ко мне в доверие, это чудовищное порождение пьяного сверчка и сбрендившей на белене коровы, этот упрек гинекологии, тупиковую ветвь развития, именуемую ааргхом! Я бы мог говорить о нем долго, но… Давайте я лучше просто придавлю его одним пальцем!
Огромный, как гора, Эшли вдруг замахнулся на меня и больно ударил по щеке. Я даже едва не заплакал, но быстро рассердился. Помню, что успел поймать его за ногу (хотя он вырывался как сумасшедший), после чего еще сгрести в охапку то ли четырнадцать, то ли шестнадцать дерущихся гномов и как-то горлом издать совершенно незнакомый мне, боевой клич:
— Гр-р-р!!!
А потом березовый листик стукнул меня в висок, и тьма наступила так резко, словно дверь в мир живых была кем-то безжалостно захлопнута. В самой темноте ничего не происходило. Это как раз я помню совершенно отчетливо, потому что спал. Причем почти без снов. То есть был один коротенький и невнятный о том, что меня куда-то волокут, но очень недалеко и урывками. А других снов не было. Проснулся оттого, что холодная жидкость расплавленным железом обожгла мне горло и словно вулканическая лава, раздирая все на своем пути, пробежала трусцой по моему пищеводу. Я резко сел…
— Все в порядке, ааргх? — Рядом со мной стоял бледный и совершенно измотанный Эландер. — Ты бы знал, чего мне стоило оттащить тебя подальше в лес. С остальными было проще…
Я оглянулся, шагах в десяти как ни в чем не бывало синело Черное озеро. Слева от меня рядком лежали Туром, Нетуром и юный граф Эльгенхауэр. У каждого на голове лиловела солидная шишка…
— Я был вынужден, — тихо извинился эльф. — Вы все просто сошли с ума. Наверное, не надо было пить эту воду и купаться в ней.
Меня посетила нехорошая мысль, и, быстро коснувшись правого виска, я обнаружил у себя точно такой же шишкарь, если не больше. Теперь понятно, как ему удалось завалить боевого ааргха. И ведь, если вдуматься, я же еще должен сказать ему спасибо…
— Вернемся, маме ни слова — она тебя убьет…
— Могила, — понимающе поклялся остроухий. — Нашим тоже говорить не будем? Они все равно ничего не помнят. Мне еще повезло, что на берегу попался приличный булыжник, иначе я бы к тебе не подобрался. А этих… просто еловым суком сзади. Гномов, правда, по два раза…
— Шлемы им обратно надень, и сойдет, — согласно кивнул я.
Голова слегка побаливала, но не настолько, чтоб я не смог оценить великий подвиг эльфа. Он единственный среди нас не прикасался к воде Черного озера, которую мне, между прочим, дорогой дядюшка Трувор рекламировал как абсолютно безобидную. Типа, главное на ночлег там не оставайтесь и никаких проблем не огребете. А оно вона как…
Получается, что Эландер, видя охвативший нас всех приступ сумасшествия, вовремя укрылся за деревьями, а потом принял единственно разумное решение: вырубить всех нас по одному, пока мы друг дружку не поубивали. Вот подальше унести нас от этого страшного места он, к сожалению, не сумел. Чисто физически — никакой мощи не хватило бы. Эшли и гномы не в счет, речь исключительно обо мне. Уже то, что он хотя бы на пару шагов перетащил мою неподъемную тушу, — нереальное достижение! Надеюсь, ничего не надорвал? А то будет потом ходить с грыжей…
— Поднимай остальных, — вставая на ноги, попросил я. — Гномам также плесни меж зубов их же знаменитой самогонки, пробирает до костей.
— А графу?
— Ему дай пробку понюхать, и достаточно. У них в столице такой убойный напиток запросто могли бы отнести к разновидности смертной казни…
Сын леса тонко улыбнулся и, не выпуская из рук именной фляжки родственников, в пять минут привел наш отряд в вертикальное положение. Ново-очухавшимся мы объяснили, что вода в озере действительно опасна, она насылает кошмарные сны. Все охотно и сразу поверили, Туром даже пытался рассказать, как он «во сне» дрался с Нетуромом из-за того, что тот обзывал его нехорошими словами и в детстве не делился дождевыми червями, которые было так смешно засовывать дедушке в курительную трубку. Нетуром ничего не отрицал и не подтверждал, он внимательно и осторожно проверял большим грязным пальцем сохранность каждого зуба во рту. Все оказались на месте, но три шатались…
— Малыш, — подозрительно сощурившись, Эшли уставился на шишку у меня на виске, — я сейчас ни о чем не буду тебя спрашивать (почему-то так болит голова), но вечером, перед сном, мы еще коснемся с тобой этой темы. Я хочу знать правду о том, что произошло на этом проклятом озере…
— Гр-р-р, — не стал спорить я. — А сейчас собираем вещички — и в дорогу!
Мы обошли озеро справа и бодрым маршем двинулись в сторону Огненных пустошей. Но вот что удивительно: опасная вода, вызвавшая такие страшные галлюцинации, словно бы подарила взамен свежие силы — мы шли не останавливаясь до самого вечера.
А вечерок тоже выдался… как бы поделикатнее выразиться… специфичный. Как написано все в той же книжке о колдовстве: «Злобное волшебство способно принимать самое невинное обличье. Безобидный старик, красивая девушка, милое дитя — на деле легко могут оказаться носителями темных сил. Ибо Добро редко носит маску, но Зло всегда скрывает свое истинное лицо…»
