Когда один моралист, узнавший об этой истории, спросил изобретателей, мол, не жалко ли им было бросать на дороге несчастных беженцев, Тарасюк обиженно ответил: "Но я же им оставил аккумуляторы на двух машинах".
Прямо вспоминается эпизод из Джека Лондона, где герой в ответ на похожее обвинение говорит: "Ну, я же оставил им жирных собак".
БАНКЕТ НА ПРАТТЕРЕ С ПРЕКРАСНОЙ ДАМОЙ
(Фантазия на тему Африканских снов IV)
"А помните, была держава,
Шугались ляхи и тевтоны,
И всякая пся крев дрожала,
Завидев наши батальоны!"
Тимур Шаов
В старинном байзеле в районе Праттера, недалеко от знаменитого колеса обозрения, гуляла странная компания. Официанты уже слегка нервничали, но вовсе не потому, что поняли, что это русские. И, действительно, кого сейчас удивишь в Вене русскими? Эта компания вела себя нестандартно для русских туристов: они пили пиво и вели себя не очень громко, одеты были прилично, хотя и разномастно, и самое поразительное... у всех были ленты и знаки "Серебряного Креста" Австрийской республики. И тут компания оживилась: грациозно выскочив из фиакра, в байзель вошла красивая женщина в элегантном и очень дорогом деловом костюме. И тут случилось еще одна странность... Когда Леди подошла к столу странной компании, все русские встали и не садились, пока дама не присела на поданный официантом стул.
Народ очень обрадовались Эрике, ибо давно уже пора было начинать банкет и пиво уже надоело, вдобавок часть ребят сковывали официальные костюмы. А костюмы были подобраны весьма в своеобразной гамме... Барон, Никита и Борька с Акимом были в стандартных смокингах, Генка и Сокол - в деловых костюмах, Тарасюк облачил свои короткие телеса в белую тройку от Версаче. Ну, а Таракан и Арканя переплюнули всех: они гордо сверкали малиновыми пиджаками, черными рубашками и зелеными бабочками в белый горошек. Когда жена Президента Австрии увидела эту живописную троицу цвета Австрийского флага, она чуть не вскрикнула, но воспитание и опыт все-таки взяли свое, и она сделала вид, что закашлялась. Да-а-а, наша компания была экзотической не только по одежде, но и воощще... Борька был Аглицким банкиром, Аким - Питерским издателем, Никита - тенором в Ля Скала, Барон владел какой-то фирмой в Калифорнии, Тарасюк, по его словам, поставлял кофе из Украины в Рио, что исходя из его личности не казалось шуткой, Генка и Сокол выпускали модный журнал одновременно в Москве и тут в Вене, ну, а Таракан и Арканя гм..., были представителями теневой экономики в одном немаленьком Российском городе. Таракан жаловался потом, что, когда он сначала честно открыл фирму, стали давить бандюки. Создал охранную контору - стали давить менты. Вспомнил старую истину о том, что если надо с чем-то бороться, то надо это сначала возглавить, и после этого все пошло нормально.
Вобщем, как перефразировал Жванецкого Барон: "Видно что-то не так было у нас в Военных училищах". Банкет завертелся по нарастающей. На столе появилось шампанское, господа офицеры чинно и по очереди танцевали с Эрикой, а когда она, перецеловав всех и, всплакнув напоследок, вышла к ожидавшему ее мужу для сопровождения оным домой, то начался настоящий Русский банкет. На столе, наконец, появилась водка... И сквозь веселье и тосты вспомнилось то, что лет двадцать назад создало эту ситуацию.
Сэр Эдмунд Чарлз Ричард Смайт - пятый граф Гетиленд был в плену у немцев четыре раза. Первый раз в мае 1940 года во Франции. Будучи на рекогносцировке, попался патрулю Вермахта, но был освобожден через несколько часов танкистами полковника Де Голля. В декабре 1941 под Бенгази его захватила батальонная разведка одной из частей Роммеля, но через неделю Бенгази пал и Смайт опять получил свободу. В феврале 1943 его машина заблудилась в песках, и снова Сэр Эдмунд попался в силки солдат Лиса пустыни, был отправлен ими в Тобрук, и только в мае 1943 снова получил свободу. В 1945 году, в начале января, капитан Смайт оказался последним пленным, которого взяли немцы во время Арденской операции, ему очень повезло, что на штаб полка Вермахта, где его допрашивали, напали польские коммандос. Учитывая то, что в Британской армии плен не является преступлением, Смайт даже имел некоторый карьерный рост, чему конечно способствовали родственные связи в Лондонском истеблишменте.
После войны майору Смайту предложили работать в Британской военной администрации в Германии, но он отказался. Немцы, причем в любой форме, очень сильно действовали на его психику. Приехав через десять лет после войны в Берлин, Смайт увидев солдат ННА ГДР в такой знакомой до дрожи форме, полностью потерял над собой контроль и, сказавшись больным, срочно улетел в Лондон. И вот, ответственный сотрудник Форин Офиса был отправлен в Африку с важной миссией. В Тунисе, недалеко от Гадамеса, нашли останки Британских военнослужащих времен Второй Мировой войны, и в комиссию нужно было включить Британского дипломата, Смайту как раз нужна была какая-нибудь успешная и значительная поездка, ибо близились награждения и для получения какого-нибудь ордена новые заслуги были необходимы. В экспедицию, помимо охраны и военного патруля, вошла девушка-переводчица из Миссии ООН, очаровательная австрийка Эрика Инкварт. Колонна из четырех 'роверов' попала в песчаную бурю, и машина, где были Эрика, Смайт и водитель осталась в одиночестве. Учитывая, что единственный компас сломался, ООНовский экипаж покатился совсем в другую сторону. Короче, когда кончился бензин, на горизонте показался оазис. Водитель остался у машины, а Эрика и Смайт пошли за помощью. Чем ближе они подходили к оазису, тем тревожнее становилось у Смайта на душе. Дежавю услужливо показывало картины тридцатилетней давности, и не самые благостные. В тот раз ведь он тоже заблудился в пустыне, а что из этого тогда вышло... Вот девушка и дипломат почти вплотную подошли к Оазису. Им показалось, что звучит какая-то музыка, эта музыка звучала все громче, и вместе с ней стали слышны слова какой-то смутно знакомой песни. ПЕСНЯ БЫЛА НА НЕМЕЦКОМ! Как только Смайт понял это, колени его ослабели. На пятачке, среди пальм, был какой-то непонятный бивак, состоящий из пары палаток и неизвестного сооружения, напоминающего вход то ли в ДОТ, то ли в бункер. Возле распахнутого входа в бункер орал патефон, и люди, в немецких
