С другой стороны, через агента, вошедшего в доверие к противнику, германская разведка имела возможность с большим успехом распространять дезинформационные данные о своей армии. Этим приемом она во время войны довольно широко и успешно пользовалась (более подробно об этом говорится ниже).

Выбор способа, которым германская разведка рекомендовала агенту пользоваться для обратного проникновения на немецкую сторону, зависел от биографических данных этого агента: некоторые агенты должны были проникнуть к своим родным, пожить там некоторое время, затем заручиться личными документами через волостные правления, беженские организации и т. д. Это делалось или путем кражи документов, или, что встречалось реже, агенты пользовались документами, подделанными немцами.

По "узаконении" своего пребывания, агент должен был поступить рабочим в окопы, дорожные и другие организации, открыть мелкую торговлю вблизи окопов, поступить добровольцем в войска, и т. п., а затем в удобный момент перейти передовую линию и заявить у немцев, что он такой-то агент, посланный туда-то, и возвращается обратно оттуда-то.

Дававшиеся иногда агентам германской разведки пароли служили лишь для отвода глаз, чтобы агент верил в могущество германской организации, доходящее до того, что о нем (агенте) известно на всем фронте, и где бы он ни прошел германскую линию, его всюду примут как своего и не будут стрелять в него при прохождении проволочных заграждений.

Пароль, таким образом, являлся лишь одним из средств внушения, чтобы агент не боялся проходить обратно.

Слухи же о применении германской разведкой специальных паролей или опознавательных знаков для своих агентов давали возможность водить за нос контрразведку противника, особенно, конечно, — русскую.

Вот пример, рассказанный С. М. Устиновым в его "Записках начальника контрразведки"[34]:

…"Из Килии я приехал в Измаил, где во главе контрразведки уже стоял переведенный из Сулина капитан П. По сведениям агентуры, действительно через Дунай под видом беженцев из завоеванных немцами местностей в Измаил просачивалась масса шпионов и агитаторов. Воинские части задерживали в камышах Дуная всех без разбора и приводили к нему целыми партиями в 30–40 человек. Как разобрать в этой толпе, кто из них действительно беженец, кто шпион, — мне казалось совершенно невозможным. Но капитан П. был убежден, что нет ничего легче. "Шпиона по роже видать", уверял он меня. Рожа, конечно, рожей. Но какой-то агент, бывший пристав в Измаиле, разжалованный революцией (февральской), убедил его, что германцы своим шпионам для беспрепятственного их возвращения через фронт, ставят на зад-це особые клейма, которые он, якобы, сам видел у некоторых сознавшихся шпионов. Капитан П. поверил этой чепухе и потому смотрел не только рожу, но и зад-цу, отыскивая на ней эту своеобразную визу".

Однако, было бы ошибочно полагать, что германская фронтовая агентура пользовалась только агентами-двойниками и агентами-ходоками. Она имела также в ближайшем тылу противника подвижных и оседлых резидентов, собиравших нужные сведения и передававших их разными способами и приемами германской разведке.

Эти способы и приемы связи заслуживают быть здесь отмеченными.

Резиденты передавали собранные сведения посредством курьеров связи, отправлявшихся через линию фронта под видом агентов разведки противника, беженцев, перебежчиков, дезертиров и т. д., или посредством телефона, заранее протянутого и подготовленного к действию.

Срочные сведения передавались при помощи разных сигналов, например, — условными поворотами крыльев ветряных мельниц, своеобразной условной запашкой земли, условным расположением холста под видом сушки, развешиванием белья (все это видно с аэроплана), условной топкой печей, поджогами построек и разведением костров, при помощи почтовых голубей и собак (переноска сведений), разными световыми сигналами, в том числе и из дымовой трубы (видно с аэроплана, в то время, как с земли ничего не видно) и пр., и пр.

Контрразведка противника, конечно, постепенно узнавала все эти приемы связи, но они были, настолько близки к жизни и общеупотребительны в обычном обиходе, что трудно было в каждом отдельном случае установить, где кончается обычное их применение и где начинается применение в шпионских целях.

Во время войны распространялись самые чудовищные слухи и рассказы о германском шпионаже и его приемах. Все патриотически настроенные обыватели определенно страдали шпиономанией и в каждом непонятном им явлении видели козни германского шпионажа. Иногда, конечно, эти подозрения имели свое основание, иногда нет.

Вот несколько примеров из этой области[35].

В 1914 году, в период первого германского наступления и последовавшего за ним отступления на западном фронте, немцы оставили в тылу французов немалое количество своих агентов, которые должны были передавать собранные сведения посредством световой сигнализации. Способы этой сигнализации были самыми примитивными. Обычно, для сообщения о смене частей, расположении батарей, военных складов и т. д. агенты должны были пускать артиллерийские ракеты.

Так, во Фландрии, в середине 1915 г. один француз и два бельгийца (из них одна женщина) были захвачены тот момент когда они подготовляли к пуску ракеты, чтобы сообщить немцам о передвижении французских частей. Все трое были расстреляны.

Солдат французской особой армии В. подавал немцам позади французских окопов сигналы карманным электрическим фонариком по азбуке Морзе. Преступника обнаружила военно-полицейская собака.

Известен также случай, когда пастух днем сигнализировал немцам о французских артиллерийских позициях. Для этого он становился на условном расстоянии от батареи, напр., - на 500 метров, — развертывал свой плащ и держал его в направлении огня батареи.

Световая сигнализация в таком виде применялась немцами до конца 1915 года, но продолжала держать французские войска в нервном напряжении в продолжении всей войны. Особенно это проявлялось при сменах, когда войска занимали неизвестные им позиции. Между тем такие подозрительные сигналы часто объяснялись какими-либо действиями самих же частей. Мало ориентированные солдаты принимали за сигнализацию неприятельских шпионов мерцание своих ламп в тылу, ракеты, применявшиеся для указания дороги бомбовозам (аэропланам) и т. д. Особенно силен был страх перед сигнализацией в частях, занимавших участки, вдавшиеся в расположение противника.

Начальство частей верило рассказам солдат и посылало длиннейшие рапорта в высшие штабы. Последние отправляли на места опытных агентов для выяснения и проверки этих сообщений. Такие проверки часто обнаруживали самые курьезные причины, вызвавшие сообщение о какой-то таинственной сигнализации.

Так, например, контрразведка одной из французских армии произвела расследование по рапорту начальника дивизии, входившей в состав этой армии. Начальник этой дивизии писал, что ночью, вслед за замеченными оптическими сигналами, следовала неприятельская бомбардировка в направлении сигнализации. Сапер-телеграфист, которому было поручено расшифровать сигналы, перехватил отрывки фраз: "вечер… сменяется… войско… и т. д.". Дело показалось серьезным, В следующую ночь, когда мигание огней появилось опять, весь район был оцеплен агентами полевой полиции, которые, держа револьверы наготове, приблизились чуть ли не ползком к точке, из которой производилась сигнализация. Агенты, в конце концов, сошлись у передового перевязочного пункта, расположенного у края дороги, по которой проходили к позициям войска. Перевязочный пункт помещался в небольшом бараке, в стене которого в сторону противника было прорезано маленькое слуховое окошко на высоте головы человека. Внутри барака горела 16-свечная лампочка. Проходившие шеренги войск закрывали головами свет, в интервалах же между шеренгами этот огонек был виден на позициях. Так как интервалы между шеренгами были не одинаковы, то действительно получалось как бы бесконечное количество точек и тире, что и дало возможность телеграфисту, не без помощи, конечно, фантазии, расшифровать целые фразы.