Пелорат поразмыслил над этим, а затем сказал:

– Но, Голан, я совсем тебя не понимаю. Планета, к которой мы приближаемся…

– Мы садимся на нее завтра, – бодро заявил Тревайз.

– Эта планета, к которой мы приближаемся… на ней нет океана?

– Только довольно тонкие полярные шапки.

– И плотной атмосферы.

– Только одна сотая плотности атмосферы Терминуса.

– И жизни.

– Я, по крайней мере, не обнаружил.

– Тогда что же могло разрушить эти кратеры?

– Океан, атмосфера, жизнь, – ответил Тревайз. – Пойми, если эта планета с самого начала была безвоздушна и безводна, любые прежние кратеры все еще существовали бы, и ее поверхность была бы ими покрыта. Отсутствие кратеров доказывает, что она не могла быть безвоздушной и безводной с момента возникновения и в недавнем прошлом могла даже иметь плотную атмосферу и океан. С другой стороны, здесь есть огромные впадины, видимые с орбиты, которые, должно быть, заключали в себе озера и океаны; не говоря уже о том, что отчетливо видны русла высохших рек. Следовательно, эрозия здесь была и видоизменилась не так уж давно, так как новые кратеры еще не успели образоваться.

– Я, конечно, не планетолог, – недоверчиво проговорил Пелорат, – но мне кажется, что, если планета достаточно велика, чтобы удерживать плотную атмосферу миллиарды лет, она же не может так внезапно потерять ее, верно?

– Вряд ли. И я так думаю. Но эта планета, несомненно, была обитаема до того, как атмосфера исчезла. Очень может быть, что здесь жили люди. Думаю, планета перенесла терраформирование, как почти все заселенные людьми планеты Галактики. Вся загвоздка в том, что мы не знаем, какой она была до прихода человека, что было сделано для того, чтобы превратить ее в удобный для жизни людей мир, не знаем и того, по какой причине жизнь здесь прекратилась. Могла произойти катастрофа, высосавшая атмосферу и положившая конец человеческой жизни. Или же на планете мог существовать какой-то странный разбаланс, который люди контролировали, пока жили здесь, и который дал порочный цикл исчезновения атмосферы, как только люди исчезли. Может быть, мы найдем ответ, когда приземлимся, а может быть, и нет. Это не имеет значения.

– Но тогда не имеет значения и то, была ли здесь вообще жизнь, раз ее нет сейчас. Какая разница, была ли планета всегда необитаема или она необитаема только теперь?

– Если она необитаема только теперь, тогда здесь могут сохраниться руины.

– На Авроре тоже были руины.

– Точно, но на Авроре двадцать тысяч лет шел дождь и снег, вся таяло и замерзало, дул ветер и менялась температура. И там была жизнь – не забывай про жизнь. Там уже не было людей, но жизнь продолжалась. Руины эродировали точно так же, как кратеры. И спустя двадцать тысяч лет для нас осталось мало чего полезного. Здесь, на этой планете, двадцать тысяч лет, а возможно, и меньше, прошло без ветров, без бурь, без жизни. Максимум – менялась температура, вот и все. Руины должны хорошо сохраняться.

– Если только они здесь есть, – с сомнением проворчал Пелорат. – Может, здесь никогда не было жизни, или никакой разумной жизни, и само отсутствие атмосферы было той самой причиной, по которой люди никогда не жили здесь.

– Нет, нет. Не корчи из себя пессимиста. Не выйдет. Уже отсюда вижу остатки того – я уверен, – что было некогда городом. Так что завтра мы садимся.

65

– Фаллом убеждена, что мы вернем ее обратно к Джемби, ее роботу, – озабочено сказала Блисс.

– Хм-м… – промычал Тревайз, не отрывая глаз от планеты, проплывающей под парящим над ней кораблем. Он долго молчал, а потом взглянул на Блисс так, словно только что услышал ее слова. – Ну, это же был единственный… опекун, которого она знала, не так ли?

– Да, конечно, но она думает, что мы вернулись на Солярию.

– Разве эта планета похожа на Солярию?

– Откуда ей знать?

– Скажи ей, что это не Солярия. Постой, я дам тебе пару подходящих библиофильмов с графическими иллюстрациями. Покажи ей виды нескольких обитаемых планет. И объясни, что их миллионы. У тебя есть для этого время. Я понятия не имею, как долго мы с Дженом пробродим после посадки.

– Вы с Дженом?

– Да. Фаллом не может пойти с нами, даже если бы я очень хотел этого, хотя я еще не сошел с ума. Для посещения этой планеты необходимы скафандры, Блисс. Здесь нет пригодного для дыхания воздуха. А у нас нет подходящего скафандра для Фаллом. Так что она останется на корабле с тобой. – Тревайз невесело улыбнулся. – Признаться, с тобой мне было бы спокойнее, но мы не можем оставить Фаллом одну на корабле. Она может что-нибудь испортить, пусть даже ненарочно. А Джен обязательно должен пойти со мной, потому что он хорошо разбирается в древних надписях. Вдруг они здесь окажутся. Значит, остаться с Фаллом придется тебе. Думаю, ты и сама не против. – Блисс выглядела так, словно Тревайз ее не убедил. – Послушай, это ты хотела, чтобы Фаллом улетела с нами, а не я. Я предупреждал, что от нее будут одни неудобства. Итак, ее присутствие вызывает трения, и ты должна смириться с этим. Она останется на корабле, так что и тебе придется остаться. Вот такие дела.

– Понятно, – вздохнула Блисс.

– Ну и славненько. А где Джен?

– Он с Фаллом.

– Очень хорошо. Смени его. Я хочу с ним поговорить.

Тревайз все еще изучал поверхность планеты, когда появился Пелорат и кашлянул, сообщая о своем приходе.

– Что-нибудь не так, Голан? – спросил он.

– Не то чтобы не так, Джен. Просто я сомневаюсь. Это – странная планета. Ума не приложу, что с ней стряслось. Моря тут наверняка были обширными, судя по оставшимся от них впадинам, но мелкими. Насколько я могу судить, это была планета с системой опресненных водоемов и каналов, или, возможно, моря были не особенно соленые. Этим можно объяснить отсутствие во впадинах солевых отложений. Или… вот что. Когда океаны исчезли, соль исчезла вместе с ними – тогда это выглядит делом рук человека.

– Прости мое невежество в подобных вещах, Голан, – нерешительно начал Пелорат, – но какое отношение это имеет к тому, что мы ищем?

– Я полагаю, никакого, но я не могу сдержать любопытства. Если бы я только знал, каким образом терраформировали эту планету и какой она была до того, тогда я, возможно, смог бы понять, что случилось с ней, после того как она опустела – или перед этим. А если мы сумеем узнать, что с ней случилось, мы сможем подготовиться к неприятным сюрпризам.

– Каким сюрпризам? Это же мертвая планета, верно?

– Достаточно мертвая. Очень мало воды; разреженная, не годная для дыхания атмосфера; а Блисс не обнаружила следов ментальной активности.

– Чего же еще?

– Отсутствие ментальной активности не гарантирует отсутствия жизни.

– Но означает отсутствие опасной жизни.

– Не знаю. Но об этом я хотел поговорить с тобой. Здесь есть два города, которые мы можем посетить. Они, похоже, довольно крупные, как, впрочем, и все города. То, что уничтожило воздух и океан, вероятно, не затронуло городов. В любом случае, эти два особенно велики. Больший, однако, кажется, каким-то приземистым из-за своего расположения на голой равнине. За его чертой находится космодром, но в самом городе ничего подобного нет. В том, что поменьше, тоже есть космодром, маленький и пустой, но, впрочем, кому теперь о нем заботиться?

– Ты хочешь, чтобы я принял решение, Голан? – испуганно сдвинул брови Пелорат.

– Нет, решение я сам приму, Просто я хочу знать, что ты об этом думаешь.

– Судя по виду, большой город, должно быть, торговый или промышленный центр. Меньший, вероятно, административный центр. Нам ведь он и нужен? Там есть монументальные здания?

– То есть?

– Вряд ли я сумею объяснить, – улыбнулся Пелорат. – Архитектура их меняется со временем и варьирует на разных планетах. Впрочем, я полагаю, что они обычно громоздкие, бесполезные и дорогие. Вроде того, где нас принимали па Компореллоне.

Тревайз не смог сдержать улыбки.