– Я не смею высказывать никакого интереса, исходя из вежливости и гостеприимства, до тех пор пока вы все не поедите и не отдохнете, благородный господин.

– Но мы уже поели, можно считать, и отдыхали перед посадкой, так что я скажу тебе, зачем мы здесь. Мой друг, доктор Пелорат, – известный ученый в нашем мире, образованный человек. Он – мифологист. Ты знаешь, что это такое?

– Нет, благородный господин. Не знаю.

– Он изучает древние предания, те, которые рассказываются на разных планетах. Эти предания называются мифами или легендами, и они интересуют доктора Пелората. Есть ли на Новой Земле кто-нибудь, кто знает ваши предания?

Хироко слегка наморщила лоб, задумалась и сказала:

– Я в этом не искусна. В этой части острова есть старик, который любит говорить о былых временах. Откуда он мог все это узнать, мне не ведомо, и думаю, он либо сам все выдумал, либо услыхал от других выдумщиков. Возможно, это именно то, что твой ученый друг хотел бы услышать, хотя я могла и неверно понять тебя. Сама я думаю, – она огляделась по сторонам, словно не желая, чтобы ее кто-то услышал, – что старик этот – просто болтун, хотя многие охотно его слушают.

– Нам как раз такая болтовня и нужна, – кивнул Тревайз. – Не могла бы ты отвести моего друга… к этому старику?

– Он называет себя Моноли.

– …К Моноли. А как ты думаешь, Моноли согласится поговорить с моим другом?

– Он? Согласится ли поговорить? – презрительно скривилась Хироко. – Вы бы лучше спросили, согласится ли он когда-нибудь перестать говорить. Он всего лишь мужчина и, следовательно, может проболтать до третьих петухов, не закрывая рта, не в обиду ему будет сказано, благородный господин.

– Так можешь ты прямо сейчас отвести моего друга к Моноли?

– Это может сделать любой и когда угодно. Старик всегда дома и всегда готов приветствовать слушателей.

– И, возможно, какая-нибудь пожилая женщина не прочь пообщаться с госпожой Блисс. Она должна заботиться о ребенке и не сможет далеко от него отходить. Ей понравилось бы, если бы ей составили компанию; женщины, как ты знаешь, рады…

– Посплетничать? – удивилась Хироко. – Впрочем, так считают мужчины, хотя я не раз наблюдала, как сами же мужчины оказывались гораздо большими болтунами. Дайте им только вернуться после рыбалки, и они начнут соперничать друг с другом в полете фантазии, расписывая свою добычу. Никто не может ни проверить их, ни поверить, но это, впрочем, их не останавливает. Но довольно и мне болтать. У моей матери есть подруга, ее я сейчас узрела в окно, которая может составить компанию госпоже Блисс и ее ребенку, но раньше может проводить твоего друга, уважаемого доктора, к Моноли. Если твой друг столь же горазд слушать, как Моноли – говорить, тогда ты вряд ли сможешь разлучить их в этой жизни. А теперь, с вашего позволения, я покину вас на минуту.

Когда она ушла, Тревайз обратился к Пелорату:

– Послушай, выжми все, что сможешь, из этого старика; а ты, Блисс, выпытай как можно больше от той, что придет посидеть с тобой. Все о Земле.

– А ты? – спросила Блисс. – Что собираешься делать ты?

– Я останусь с Хироко и попытаюсь найти третий источник информации.

– Ну да, – понимающе улыбнулась Блисс. – Пел будет говорить со стариком. А ты, так уж и быть, останешься с хорошенькой полуголой девушкой. Разумное распределение труда, ничего не скажешь.

– Выходит так, Блисс, что это действительно разумно.

– Но тебя не огорчает, что труд распределится именно так, а не иначе?

– Нет, конечно. Почему это должно меня огорчать?

– Действительно, почему?

Вернулась Хироко и, сев на скамью, сообщила:

– Все устроилось. Уважаемый доктор Пелорат будет сопровожден к Моноли; благородная госпожа Блисс, вместе с ее ребенком, обретет компаньонку. Теперь я могу надеяться, благородный господин Тревайз, продолжить столь приятную моему сердцу беседу с тобой, быть может, даже об этой Старой Земле, о которой ты…

– Болтал? – копируя ее, пошутил Тревайз.

– Нет! – смеясь, возразила Хироко. – Но ты славно передразнил меня. Я проявила к тебе неуважение, отвечая на эти вопросы в дурном тоне. Я стражду принести извинения и исправить свою ошибку.

– «Стражду»? – Тревайз оглянулся на Пелората.

– «Жажду», – негромко перевел Пелорат.

– Мисс Хироко, я не почувствовал неуважения, но, если тебе станет легче, я рад буду поговорить с тобой.

– Ты несказанно добр. Благодарю тебя, – сказала Хироко вставая.

Тревайз тоже поднялся.

– Блисс, – позвал он, – удостоверься, что Джен в безопасности.

– Предоставь это мне. у тебя есть… – Блисс красноречиво взглянула на оружие Тревайза.

– Не думаю, что оно понадобится, – проворчал Тревайз.

Он последовал за Хироко, вышедшей из трапезной. Солнце поднялось уже высоко, и стало еще теплее. Ощущался, как всегда, запах новой планеты. Тревайз припомнил, что на Конпореллоне почти ничем не пахло, вспомнил слегка затхлый запах Авроры, довольно приятный – Солярии, (На Мельпомене они были в скафандрах и могли чувствовать лишь запах собственных тел.) В каждом случае к запаху они привыкали буквально за несколько часов, как только насыщались обонятельные рецепторы носа.

Здесь, на Альфе, приятно пахло травой, нагретой солнцем, и Тревайзу стало грустно – этот запах ему нравился.

Они приближались к небольшому домику, построенному, похоже, из бледно-розовой глины.

– Это, – показала рукой Хироко, – мой дом. Некогда он принадлежал младшей сестре моей матери.

Она вошла внутрь и жестом пригласила Тревайза за собой. Дверь была открыта – точнее, как заметил Тревайз, проходя сквозь дверной проем, – ее не было вовсе.

– А что же вы делаете, когда идет дождь? – поинтересовался он.

– Мы всегда готовы к этому. Дождь длится два дня, по три часа на заре, когда холоднее и когда он способен увлажнить почву наиболее щедро. Тогда я просто натягиваю на проем этот полог, тяжелый и отталкивающий воду.

Этим она и занялась, не прекращая своих объяснений. Полог был сделаниз прочного, похожего на парусину, материала.

– Я оставлю его так, – продолжала она. – И все будут ведать, что я дома, но не желаю, чтобы меня беспокоили, поскольку я сплю или занята важными делами.

– Не слишком надежная защита от непрошеных гостей.

– Но почему же? Смотри, вход закрыт.

– Но любой может отодвинуть полог и войти.

– Не согласуясь с волей хозяина? – Хироко была потрясена подобным предположением. – И такое может произойти в твоем мире? Какое варварство!

– Я просто спросил, – усмехнулся Тревайз.

Хироко провела его в дальнюю комнату, и, повинуясь ее приглашению, Тревайз уселся в мягкое кресло. В маленькой полутемной комнате он ощущал что-то вроде приступа клаустрофобии, но, видимо, дом их и предназначался только для уединения и отдыха. Окна были невелики и располагались почти под потолком, но по стенам были выложены узоры из тусклых зеркальных полосок, отражающих падающий на них свет в разные стороны. Из щелей в полу тянуло холодком. Признаков искусственного освещения Тревайз не нашел и задался вопросом, не встают ли альфиане срассветом и не ложатся ли с закатом?

Вопрос уже готов был сорваться с его губ, но Хироко опередила его:

– Госпожа Блисс – твоя женщина?

Тревайз осторожно переспросил:

– Ты хотела узнать, не является ли она моей сексуальной партнершей?

– Умоляю тебя, соблюдай приличия ведения вежливой беседы, – покраснела Хироко. – Я действительно имела в виду телесные радости.

– Нет, Она женщина моего ученого друга.

– Но ведь ты моложе и более хорош собой.

– Ну, спасибо за комплимент, однако Блисс так не думает. Ей нравится доктор Пелорат и гораздо сильнее, чем я.

– Это очень удивляет меня. А он не готов поделиться с тобой?

– Я не спрашивал, но уверен, что он делиться не пожелает. Впрочем, я и не стремлюсь к этому.

– Тебя можно понять, – рассудительно кивнула Хироко. – У нее слишком фундаментальная…