— А ты заставь меня. Заставь называть тебя просто по имени, — спокойно ответил Генри, смотря на нее с высоты своего роста. Вот такой боевой настрой ему нравился гораздо больше, и он попытался разжечь этот огонь ещё сильнее. — Уйдешь сейчас, так и останешься забитым, почти сломанным мышонком по имени Медная. Почему ты не можешь показать свою силу всем остальным, как ты сделала это при нашей первой встрече? Потому что их много и ты боишься? Мы всю жизнь что-то кому-то доказываем. Все без исключения. Воин доказывает, что он сильный; принц доказывает, что он не похож на отца; обидчики доказывают, что они превосходят своих жертв. Ты хочешь быть жертвой, Медной?

Неважно, что Риз ответит на эти высказывания, для себя Генрих уже все решил. С этого дня никто больше не посмеет совершить покушение на Риз. Пусть кричит, сердится, но у него достаточно длинные руки, чтобы не дать ей перевестись. Он хотел, чтобы все увидели в Риз то, что видел он. Осталось, чтобы она тоже этого захотела.

— Принц? — даже как-то едко усмехнулась Риз, делая шаг к Генриху и сокращая между ними расстояние ещё сильнее. — А ведь точно… — Она ранее не обращала внимания, но ведь от ребят Генри тоже доставалось. — Что-то мне подсказывает, что вместо меня должно быть зеркало, потому что эти слова должны быть адресованы тебе самому.

Если бы он ее заметил ещё на первом году, если бы он просто видел ее раньше, то прекрасно знал, что перед врагами Риз не опускала взгляда. Он не первый, кому она показывала внутреннюю силу. Разница лишь в том, что Генри было плевать на нее, в то время как многим другим «золотым» детям нужно было с кем-то играться.

И Риз сейчас не понимала, почему она вообще продолжала перед ним оправдываться:

— Ты думаешь, я из-за каждой мелочи и шутки в подушку рыдаю? О нет, ваше высочество, я встречаю тех девиц так же, как и встретила вас в саду! И это что-то меняет? Нет. Потому все, что мне остаётся, чтобы меня перестали видеть, ибо Лизу с ее прихвостнями и другими ребятами могут остановить лишь сила. Физическая. А на это, уж прости, физически меня точно не хватит — драться с каждым. — Ещё шаг, и она почти вплотную стояла к Генриху. Ее тон ни разу не повысился во время этих слов, но в них была уверенность и правда; почти нашептывала то, чего просто раньше не видел Генрих. — Так что, Генри, не веди себя так, будто все про меня знаешь. Это наша четвертая встреча — да, я считаю, и ни одна из них не прошла больше получаса. И если ты считаешь, что я хочу быть жертвой, — в ход пошли руки, и проговаривая каждое слово, Риз несильно тыкала указательным пальцем в его грудь, — то ты сильно ошибаешься. Я доказывала и продолжаю доказывать таким высокомерным засранцам, как ты, что я человек, а не небольшая горстка монет. Но я не собираюсь драть жопу и рисковать оставшимся здоровьем ради высокомерных золотых шакалов и ради того, чтобы его высочество назвало меня по имени!

Риз развернулась, чтобы вернуться на кровать.

— Но ты ведь хочешь, чтобы я называл тебя просто Риз, — шепнул Генри ей на самое ухо, наклоняясь и кладя ладони на плечи, чтобы она не отошла от него. Он усмехнулся, обдавая кожу горячим дыханием, выпрямился и отпустил, будто ничего такого не произошло. — Запомни эти чувства, этот огонь в глазах идёт тебе больше. Об остальном я позабочусь.

Было проще упиваться ее гневом, чем думать о первых словах. Наверное, Риз просто пыталась задеть его, потому что он заставил ее злиться. Генрих долгие годы повторял себе в зеркало, что нельзя переставать бороться. Он вырастил броню и шипы вокруг себя, и теперь каждая брошенная колкость в него отлетает обратно в противника. Теперь он хотел помочь сделать тоже самое этому прекрасному созданию с тонкими ножками. Броня у нее уже есть, осталось залатать дыры и удлинить шипы, чтобы неприятели страдали сами, пытаясь до нее добраться.

— Роб заглянет к тебе позже, не прогоняй его. — Все же от своей идеи повесить на нее временную защиту он не отказался. Довольный разговором, он пересёк комнату и остановился у двери. — Ещё увидимся, мисс Тонкие ножки, — в этот раз прощался не на совсем.

А она и ответить не могла. Всё пыталась унять бегущие мурашки от его дыхания, от запаха его самого, который словно обволакивал нос и никак не выветривался. Тело обдало таким жаром, а места прикосновения его ладоней просто горели. Риз не нравилась её реакция на его шёпот, не нравилось, что она среагировала так. Она сама будто на секунду опухла и грозилась вот-вот лопнут от напряжения. И вместо колкого ответа, который должна была сказать, она кинула подушку в принца с какой-то злостью, но злостью на себя, на свою реакцию на это.

Плохо. Он не должен был ей нравится. Ни в коем случае! С чего это вообще началось? Риз обманывала себя, это просто чувство благодарности, мысли, что он ради неё пришёл в комнату, чтобы спасти именно ее!

Но это такая глупость! На его месте мог быть любой. В эту ночь на её месте была каждая девушка, и на месте принца — любой ученик. Просто так совпало.

Она ничего не ответила. Просто не нашлась с ответом, думала не о том. Не поворачиваясь к Генриху, Риз протопала к кровати, взяла рисунок и стала в нём чертить. Быстро, жёстко, стервозно, ломая грифель карандаша и продолжая рисовать простым древком.

***

Закончив все дурацкие поручения Симонса, Генрих встретил Винсента, выходящего из больничного крыла. Наконец-то друга отпустили, и они могли заняться своими делами.

Что бы ни случилось накануне, а выходной ничто не могло отменить. Все ученики в это время старались покинуть академию, хоть ненадолго отвлечься от учебы. Генри и Винс любили ходить в соседний городок, где Винс покупал свои любимые сладости, а Генри просто мог отдохнуть головой. Простой люд, живущий в городке, не знал, что их удостоил своим визитом наследный принц, им было не до венценосных особ. У кого-то на плите подгорал обед, торговцев волновало, как продать товар подороже, ну а некоторые просто искали место, где могли передохнуть пару минут от работы. Конечно, селяне знали, что в академии учатся отпрыски благородных семей, а потому каждые выходные цены во всех магазинах и тавернах повышались чуть ли не вдвое! На всех улицах царила особенная суета, но никто не выделял Генриха из толпы остальных учеников, которые пожелали отправиться в город.

Сегодня Генри попросил оседлать им лошадей, потому что не хотел заставлять шагать Винсента после того, как ему только излечили ступни. Они прошли к конюшням, где конюх уже подготовил троих скакунов. О том, что с ними будет Ева, он как-то забыл рассказать Винсенту. А она уже была на месте, наглаживала морду своей лошадки и что-то приговаривала, улыбаясь.

— Это называется «Пойдем, пройдемся вместе по магазинам»? — с укором спросил Винсент Генриха, когда ему на глаза попалась Ева. Вот уж точно кого не желал тут видеть после всего того, что ему пришлось пережить ночью. А всю оставшуюся ночь, да и утро, Винсент провел в душевных терзаниях. — Называется, хотел в мужской компании побыть…

Привычка скрывать их бывшие отношения с Евой никуда не пропала, хоть Винсент и понимал, что много чего смог выдать любопытным глазам во время пожара. Но он очень надеялся, что все были заняты стихией, а не пялились на него и Еву.

Даже не поздоровавшись с ней, Винсент подошел к своему пятнистому скакуну и его тоже не удостоил похлопыванием по морде, оседлал, ожидая принца.

— Когда будем возвращаться, заедем в пару магазинов? Я паре девочек обещал купить одежду на первое время, — спросил он Генри.

— Конечно, за тем туда и едем, — согласился он. Ева молчала, но он успел уловить в ее коротком взгляде, брошенном на Винсента, искорку ревности. Генри не смог сдержать улыбки. Он подошёл к ней и погладил по спине, спросив: — Не замёрзнешь? Сегодня ветер холодный, зря ты от плаща отказалась.

— Ничего, погреюсь магией, а в городе уже куплю все, что может потребоваться, — улыбнулась она в ответ, хотя получилось неискренне.

Генрих помог ей забраться на лошадь, как настоящий джентльмен, а затем вскочил на своего массивного коня такого же медного цвета, что и его волосы. Поездка им предстояла не из лёгких, а все из-за напряжённой тишины, которая повисла между бывшими друзьями. И только Генрих, скачущий между ними, пытался разрядить атмосферу, насвистывая какую-то мелодию себе под нос. Зато по дороге в молчании ему удалось подумать, как можно вывести эту парочку на чистую воду. Он ведь все видел, все приметил, и вчерашняя сцена не скрылась от его глаз. Если Ева не хочет говорить, надавит на Винсента, а если и он будет отмалчиваться, то у него была пара идей, как столкнуть их лбами.