– Ну что, ублюдок, – слизывая с губ собственную кровь, тихо спросил Дэвид, – где теперь твоя сила?... Да ты и вправду сын раба – если не сумел справиться со смердом и Бездарем.
Он плюнул – по большей части кровью, а не слюной – Кантору в лицо, после чего отступил и махнул рукой, показывая, что поединок окончен. Сразу вокруг образовалось множество народа: все что-то делали, суетились, возбужденно разевали рты – не произнося при этом ни звука... Кто-то усадил Дэвида на землю, теплые руки пробежали по лицу, вискам, шее и груди... Звуки стали возвращаться – болезненно растягиваясь и искажаясь...
– ...Чтооуосссниммм? – спросил кто-то. – Шоу-оккк?...
– Неттт. Лоуопнули перепуонки... – последовал ответ. И все ближе к нормальной речи: – Сеуйиичас восстановим.
Дэвид поднял голову. Рядом с ним стояли Меркат из Кербала и Лейкарн кен Эрбрит. Целил землянина Брэйд – он, как и Кантор, был инициирован Кровью и справиться с последствиями заклятий, основанными на этой стихии, мог быстрее и проще, чем остальные.
– Ну ты даешь... – наклонившись к другу, негромко произнес Брэйд. – Я уж думал, не увижу тебя в живых... честно... Черт, ты не представляешь, как я рад, что ты завалил этого зажравшегося кабана...
– Кстати о свиньях. – Лейкарн повернулся в сторону той части круга, где кипела напряженная работа по реанимации ускользающего в Страну Мертвых кен Рейза. – Вот интересно, смогут они его вытащить или нет?...
– Думаю, да, – откликнулся Меркат. – Ещё пара заклятий, чтоб не окочурился по дороге – и потащат в родовой замок... и если далее сдохнет – не беда, воскресят. У них в семье – по материнской линии – много мастеров этого дела... Даже, говорят, кто-то из далеких предков клятву верности Королю Мертвых давал...
– Да ты что... – Лейкарн прищелкнул языком, демонстрируя удивление пополам с недоверием.
– Точно говорю, был у кен Рейзов такой. Уж мне-то своих старших коллег не знать...
– Меч... – сипло проговорил Дэвид. – Мой меч...
– Сейчас принесу... – успокоил его Лейкарн. Направился к группе молодых колдунов, по-прежнему вороживших над телом Кантора.
– Что это у него с горлом? – деловито, словно врач, интересующийся у сослуживца здоровьем больного, спросил Меркат у Брэйда. Тот недоуменно пожал плечами, ещё раз провел руками рядом с головой и грудью Дэвида.
– Вроде не особо пострадало... связки целы...
– Может, он просто нить хочет... У тебя есть вода? Да, вода у меня есть. А вот с кружками сложнее...
– Минуточку... – Меркат нарисовал в воздухе сложный знак. Появилось вогнутое силовое поле, отдаленно напоминающее чашу. Брэйд щелкнул пальцами – сконденсированный воздух стек в невидимую емкость туманной дымкой. «Чаша» пододвинулась к губам Дэвида, он приник к ней и жадно начал пить.
Когда напился, почувствовал себя настолько сносно, что смог – уже без посторонней помощи – подняться на ноги.
Вернулся Лейкарн, неся на вытянутых руках волшебный клинок. Великолепное оружие было испорчено, безукоризненно прямое лезвие – не сильно, но заметно искривлено; в нескольких местах металл покорежился, изменил форму и вид; заклятье, наделявшее его столь смертоносными свойствами, было наполовину разрушено...
– Странно, – сказал Дэвид, принимая оружие. – Однажды я... – Он осекся. – Однажды я видел, как этим мечом убили куда более опытного и сильного мага, чем Кантор. И уж поверьте, защищен он был не хуже... Но тогда меч остался целым...
– Любое заклятье имеет предел прочности... – ответил Брэйд, но тут Лейкарн перебил его:
– Глядите!
На их глазах одна из выщерблин исчезла, искривленное лезвие стало чуть-чуть ровнее...
– Он сам себя восстанавливает... – прошептал Дэвид. Ну да. Эта штучка ведь не задета. – Лейкарн постучал по драгоценному камню, вставленному в рукоять. – Пока она цела, меч можно восстановить. Он сам себя «вылечит», если только не расплавлен совсем и не сломан. А вот если пропадет камень – можешь выкидывать железку... Тут его сердце.
Убирая меч в ножны, он увидел Идэль – белую, словно призрак, молча стоявшую в отдалении. Подошел. Казалось, она пребывает в каком-то странном оцепенении. Лицо оставалось неподвижным, но о чувствах кильбренийки кричали ее широко распахнутые глаза.
– Я знаю: то, что ты мне сказала – неправда, – произнес Дэвид, становясь так близко, что уже мог ощутить кожей тепло ее тела. – Ты хотела прогнать меня, чтобы спасти. Видишь – я не ушел... и все ещё жив.
Вместо ответа Идэль молча обняла его – так крепко, как только могла. Обнявшись, они простояли очень долго...
...до тех пор, пока Брэйд не испортил всю романтику, поинтересовавшись, не собираются ли они остаться гут до утра, и если да, то он мог быть принести им зонтик, поскольку скоро, по всей видимости, начнется дождь.
По дороге в академгородок Дэвида не раз поздравили с победой, и только Эдвин оборонил загадочную фразу:
– Умереть красиво – тоже в своем роде искусство.
– Красиво?... – удивился Дэвид. Он был сбит с толку. – Не сказал бы... Да Кантор, собственно, и не умер...
– Я не о Канторе говорю.
Смысл его слов стал ясен Дэвиду чуть позже – приблизительно через полтора суток – когда в коридоре на втором этаже он увидел Дильбрега кен Аунблана, беседующего с рослым мужчиной, облаченным в черную – здесь это был вообще самый популярный цвет – одежду. Сорокалетний (на вид) мужчина с жестким, властным выражением лица, был Дэвиду незнаком; когда Дильбрег поманил студента к себе и мужчина повернул к подходившему голову – у Дэвида возникло необъяснимое, но вполне отчетливое желание не знакомиться с этим человеком и дальше. Однако выбора ему не дали.
– Позвольте представить вам, Дэвид, Лорда Локбара, барона кен Рейза, – будто специально нарушив все правила, кого и в какой последовательности надлежит представлять при знакомстве, с блуждающей полуулыбкой произнес Дильбрег. Но прозвучало это скорее как насмешка над Дэвидом, чем как оскорбление для Локбара – по крайней мере, если судить по равнодушной реакции последнего.
У Дэвида все внутри похолодело, когда он заглянул в спокойные, ничего не выражающие глаза Локбара. Он видел такой взгляд и раньше – у Лэйкила и потому понимал, что он означает.
«Я кретин, – подумал Дэвид. – Надо было бежать из города сразу после дуэли... Идиот... Вот что означали слова Эдвина и вот почему другие... не такие наивные, как Идэль или Брэйд... смотрели на меня чуть ли не с жалостью... моя победа – красивое самоубийство...»
– Лорд Локбар о чем-то очень хотел поговорить с вами, Дэвид, – все с той же, граничащей с издевательством, вежливостью, сообщил Дильбрег. Чуть наклонил голову. – Что ж... не буду вам мешать.
Он ушел, а отец Кантора и Дэвид ещё несколько секунд смотрели друг на друга.
– Пойдемте на улицу, Дэвид, – предложил Локбар кен Рейз. Голос – как стальная рука в мягкой перчатке. – Там и поговорим.
Он двинулся с места, но заметив, что Дэвид не идет за ним, остановился.
– Давайте обойдемся без сцен, хорошо? – попросил он.
Дэвид сглотнул. Это было нечестно – вот так вот, по-идиотски умереть после всего пережитого. Он судорожно искал выхода – и не находил его. Его словно посадили в клетку, из которой был только один выход. Бежать – бессмысленно: Кантор, только начинающий учиться Искусству, мог бы не найти его, но его папаша, носивший на левой руке знак Гильдии Паучников, нашел бы обязательно.
Локбар повернулся и пошел по направлению к лестнице. Дэвид – чувствуя себя так, как если бы его мышцы застыли, превратились в лед и ему, чтобы двигаться, приходилось ломать прежде всего самого себя – шагнул за ним. Он мимолетно пожалел о том, что меча Гьёрта сейчас нет с ним: на территории Академии ученикам запрещалось носить холодное оружие, превышавшее длину двух ладоней. Впрочем, меч тут бы ему не помог.
Они вышли из здания и по центральной аллее не спеша направились к ближайшим воротам...
Первую четверть пути прошли молча, потом Локбар кен Рейз заговорил:
