– Он был тебе так дорог? – спросил Дэвид. – Приор... ну погибший... это ведь ваш верховный правитель, верно?...

– Он мой прадед, – ответила Идэль. – Единственный человек, кроме Координатора Севегала, которому я не была безразлична.

Дэвид заглянул в конец письма. Там стояла длинная подпись, но имени «Севегал» в качестве одной из ее частей не содержалось.

– Авермус-кириксан-Саутит... на ваших именах язык можно сломать. Почему нет письма от твоего воспитателя?

– Мне бы и самой хотелось это знать.

Чуть позже Идэль вытерла слезы и ещё раз перечитала письмо. Позвала курьера, но допрос мало что дал: министр Авермус отправил посланника сразу после убийства, и о случившемся тот знал ещё меньше, чем Идэль, державшая на руках письмо. Слышал только, что в старом дворце были какие-то беспорядки, но как все произошло, кто ещё пострадал – не имел понятия. Посланник даже не знал, жив приор или только ранен. Идэль спросила его, когда открывается Мост, и узнала, что следующее сопряжение миров должно произойти через четыре дня. Тогда же должен был прибыть и обещанный эскорт, но Идэль не собиралась дожидаться его в гостинице. Посланца поселили в соседнем номере, а кильбренийка, купив нескольких лошадей, начала собираться в дорогу. Курьер, хотя и молчал, явно был в шоке от увиденного: госпожа делала все сама... ну почти сама, если не считать скромной помощи Дэвида и его собственной.

То, что Идэль должна уехать, как бы подразумевалось само собой, но когда Дэвид спросил о приблизительной дате ее возвращения, то услышал ответ, подействовавший на него не слабее удара поленом.

– Наверное, я уже не вернусь, – негромко произнесла она. – Мое обучение здесь окончено... надеюсь, этого хватит...

Она не объяснила – хватит для чего, а Дэвид не стал уточнять.

– Но почему? – спросил он. – Почему ты не сможешь вернуться?

– Потому что я пропущу слишком много занятий, чтобы возвращаться к концу этого курса... если же все повторить... не уверена, что это будет возможно. После смерти приора все изменится...

– Что изменится?

– Например, деньги. – Она грустно улыбнулась. – По меркам Нимриана я – не такая уж богатая принцесса. Пока приором был мой прадед, средств мне хватало, и даже с избытком... теперь же... я не уверена, что вообще получу хоть что-то.

– Начнется борьба за наследство?

– Она уже идет. В первую очередь – за власть. От прадеда исходит несколько линий, каждая из которых могла бы претендовать на первенство; та ветвь, к которой принадлежу я, истребляется давно и нещадно. Когда мне было всего несколько месяцев, погибли мои родители, через несколько лет убили деда и одного из братьев, поддерживавших его... Мои тетки и дядья гибли у меня на глазах, пока я росла. Теперь сумели добраться до прадеда, и я не знаю, что с Севегалом... Этому не будет конца, пока не появится кто-то, кто возьмет власть в свои руки, уничтожив по ходу большую часть родственников... и до дрожи запугав остальных. Прадед именно так и поступил двести лет тому назад...

– Получается, его убил кто-то из его детей или внуков?

– Я не знаю. Сохранились – частично – и другие линии, восходящие к предшествующим правителям... кроме того, есть ещё три других клана, очень желающих, чтобы приорат перешел к ним. Я ничего не знаю. Я ненавижу эту грязь, но мне придется погрузиться в нее с головой. Прости. Я бы хотела вернуться, но... но не хочу тебя обманывать. Академия – только крохотный кусочек моей жизни, и теперь он подошел к концу.

– А как же я... мы?... то, что между нами было?...

– Об этом лучше забыть.

– Я еду с тобой.

– Не стоит... правда, не надо... – Она сжала руку Дэвида. – Не стоит ломать себе жизнь. Ты почти ничего обо мне не знаешь.

– Я знаю достаточно. Так хорошо, как с тобой, мне ещё ни с кем не было. Если кто-то объявил войну вашей семье... думаешь, я смогу остаться здесь и спокойно учиться, зная, что в это самое время, может быть, кто-то укладывает тебя в землю, рядом с твоим прадедом... родителями... и прочими родственниками?...

Мы не хороним покойников. Мы помещаем их в склепы.

– Думаешь, для меня есть разница?... Идэль опустила взгляд.

– Зря я тебе рассказала. – Она покачала головой. – Слишком многое позабыла в последнее время. Счастливая жизнь развращает... Худший враг человека – его собственный язык.

Дэвид притянул кильбренийку к себе.

– Ничего не зря, – сказал он, целуя ее волосы... висок... щеку. – Не зря. Я не для того дрался с Кантором, чтобы теперь отпускать тебя. Мы вместе поедем – и вместе вернемся в Нимриан. Или не вернемся. Но одну тебя я туда точно не отпущу.

Хотя она не отстранялась, Дэвид ощутил холодок – как будто между ними возникла незримая стена.

– Как хочешь, – бесцветным голосом сказала она. – Твой выбор.

Но и это не заставило его изменить решение – так же как ранее не смогли сделать ее просьбы. Он не заметил и сам, как потихоньку превратился в одного из тех людей, которых прежде не любил и побаивался: тех, кто принимают решения и добиваются их выполнения; тех, кто организовывают вокруг себя окружающий мир, вместо того, чтобы позволять миру подминать их под себя...

Он не представлял – пока не представлял – как будет жить дальше и что станет делать. Его мечта получить хоть сколько-нибудь приличное колдовское образование была подстрелена на лету, как дикая птица. Едва ли судьба подарит ему ещё одно сердце демона-бога...

Но у него – как и у Идэль – в определенном смысле не было выбора. Дэвид, даже не зная мыслей Локбара кен Рейза, теперь мог бы повторить их слово в слово: есть вещи, которые приходится делать независимо от того, нравятся тебе они или нет. Он достаточно наигрался в поддавки с собственной совестью: его до сих пор тошнило от воспоминаний о «практическом уроке» в классе прикладной ритуалистики. Всю жизнь он поступался собственными принципами из-за страха, стеснения, во имя выгоды или ради каких-то высших целей; но бывало – хотя и редко, что он не отступал и, балансируя на краю бездны, вдруг ощущал что-то, похожее на счастье. Он не знал, куда и к чему придет, если сейчас согласится забыть Идэль, отпустит ее одну, заставит себя не думать о том, что женщину, которую он любил... или думал, что любит... могут убить, как уже убили ее родных. Он не знал, к чему приведет эта дорога, но идти ею, даже ради своей мечты стать полноценным магом, не хотел и не мог – стоял какой-то внутренний барьер, мешающий ему так опуститься, пусть даже ради власти, подобно которой на Земле Т-1158А ни у кого не было и никогда не будет. В некотором смысле, выбор, как поступить, перед ним не стоял, но этому обстоятельству он не огорчался, а, напротив, был только рад: отсутствие выбора означало и отсутствие сомнений.

И все-таки он попробовал не жечь за собой мосты – по крайней мере, не все и не везде. Он попытался узнать, нельзя ли не бросать курс, а отложить его или, быть может, получить часть денег назад. Так получилось, что когда Дэвид заглянул в учительскую с этим вопросом, там находился только преподаватель прикладной ритуалистики. Дильбрег кормил (лучше не спрашивайте чем) четырехголовых пираний, деловито суетившихся в маленьком аквариуме.

Дэвид хотел уйти, но Дильбрег осведомился о целях его визита; слово за слово, и землянин изложил кен Аунблану свою полупросьбу-полувопрос.

Тот покачал головой.

– Я знаю, второй курс только начался, но это не имеет значения, Дэвид. Деньги не возвращаются... Если не верите мне, можете спросить у секретаря или даже поговорить с ректором – ответ будет один и тот же. Так тут заведено... у нас очень кусачая администрация... куда кусачее, чем эти милые рыбки... вы мои хорошие... – Он хотел было погладить одну по блестящей спинке, но, подумав, поостерегся. – А когда вы уезжаете, если не секрет? – рассеянно полюбопытствовал преподаватель, бросая пираньям то, что могло быть как парой свежих человеческих пальцев, так и нижней частью разрубленного напополам лепрекона – землянин стоял слишком далеко, чтобы разглядеть, что именно там было.