Шатун изобразил неуверенный вид и обернулся на товарищей.
— Мы вместе только третий сезон, — объяснил он свою показную нерешительность. — Кто где был, что делал, умные обычно помалкивают. Себе дороже.
— Вот туда и пойдете. — Атаман схватился за вторую кружку. — По пять золотых каждому сейчас и по десять сверху, когда вернетесь. Дойдете до Заквиэля, пошумите, купцов пощипайте, вассалам баронов глотки порежьте, если складется. Все, что сами напромышляете, вашим и останется. А я к тому еще полторы сотни золотых на всех добавлю. Выгодное дельце.
— Чего-то я не пойму, — изображая глубокие размышления, протянул Шатун, — а твой-то какой интерес?
— А тебе и не надо понимать, — лениво ответил Лютик. — Твое дело — глоток побольше порезать и пошуметь посильнее.
Атаман наклонился вперед и, красуясь перед самим собой, произнес:
— Хватит всяким баронам кровь у простого люда пить. По весне подгребайте ко мне поближе, сами дворянами станете, если поведете себя по-умному. Мне хорошие бойцы понадобятся. Понятно? — Лютик обвел «разбойников» грозным взглядом.
— Понятно, — кивнул Шатун. — Только того, давай-ка десять золотых сейчас, и по весне десять. А то как-то опасно в тех местах лихими делами заниматься, да еще и с баронами связываться. У них, знаешь, тоже мечи есть.
— Можно и по десять, — милостиво кивнул атаман. Он явно чувствовал себя уже чуть ли не эрлом и пытался изображать из себя дворянина. — Завтра все обсудим, да и пойдете, а то время к осени идет. А пока будьте моими гостями, ешьте, пейте, я угощаю.
Отряд изображал загул, постоянно требуя нового пива, разговаривая на повышенных тонах и гогоча по каждому ерундовому поводу. То один, то другой из них время от времени улучал момент, чтобы сделать круг по помещению, якобы познакомиться с новыми друзьями. Они по кусочкам собирали нужные им сведения, а заодно расплескивали большую часть только что налитого пива.
— Скользкого здесь нет, — тихо шепнул Ким. — Как я понял, он недавно ушел, куда-то дальше на восток. Судя по всему, имени нанимателя здесь никто не знает, даже Лютик. Только бычится и пыль пускает, но все деньги и приказы через Скользкого шли. Атаман так, людей набирает да шумит. Тут половина его в грош не ставит.
— Давно ушел? — тихо спросил в ответ Лашан.
— Давно, похоже, — кивнул Ким, — неделю, может, и того больше. Боюсь, опять его упустили.
— Эй, Шатун! — окликнул Грега его старый знакомый. — Пойдем потолкуем, дело есть.
— Какое дело? — недоуменно спросил Грег. — Ты присаживайся, Кривой. Выпьем, поговорим, обо всех делах расскажешь.
— Да лучше наедине, — заупрямился разбойник.—
Пойдем, не пожалеешь.
— Пошли, раз так. Пива только возьму.
Они вышли под покрытое крохотными искорками звезд небо. Строения стояли в поселке очень кучно, почти впритык друг к другу. Никаких дворов, обычных для крестьянских деревень огородов на задах. Ничего, только голые, наспех поднятые одноэтажные избы.
Кривой завел бывшего грабителя в узкий тупик между срубами и обернулся.
— Слушай, Шатун, я тут вот чего подумал, — начал разбойник, — слухи разные ходили по городу, когда ты пропал...
Шатун промолчал, не реагируя на паузу. Кривой, по всей видимости, ожидал, что его бывший приятель тут же бросится в объяснения, но, так их и не дождавшись, продолжил:
— Говорили, будто бы ты в королевскую армию подался. Перекинулся в стражники, когда тебе нож к горлу приставили.
— Брехня, — коротко ответил Шатун, в уме судорожно прикидывая варианты, которые у него были. — Мне каторгу присудили, шесть лет. По дороге на север я сбежал, потом решил, что в столицу возвращаться опасно, вот и нашел новых приятелей.
— Брехня-то, может, и брехня, — покачал головой Кривой, — да только не слышал я, чтобы с этапа кому сбежать Удавалось. Там стражники лютые, они лучше лишний десяток сгноят в дороге, но сбежать никому не дадут.
— Я же здесь, — справедливо заметил Шатун, настаивая на своем, — значит, удалось. Ты кому веришь, разным слухам или мне?
— Да я-то, может, тебе и верю, — продолжал гнуть свое Кривой, — да поверит ли Лютик, если я ему все выложу?
— Чего ты хочешь, не пойму, — медленно произнес Грег, слегка поворачиваясь, чтобы разбойник не видел его левую руку, которая легла на рукоять кинжала.
— Мое молчание будет тебе стоить пять золотых монет, — осклабившись, предложил Кривой. — Всего пять монет, и ты уйдешь отсюда живой.
Грег думал. Пять монет были не такими уж и большими деньгами за жизнь. Вот только он не верил, что Кривой действительно будет молчать. Вполне возможно, что он уже рассказал атаману свою историю. Или только и ждет, что Шатун заплатит откупные, чтобы окончательно убедиться в своих подозрениях и выложить их Лютику. Это могло быть правдой, Кривой никогда не отличался особым умом, да и знал он Шатуна еще в то время, когда вполне мог побороться с ним на равных. Он не знал одного — как много битв с той поры пришлось пройти Грегу. И в отличие от того башера Шатуна, который, как и большинство мелких грабителей в столице, не любил пускать кровь, сейчас Грег научился, если надо, убивать не задумываясь.
Он принял решение. Кинжал неслышно выскользнул из ножен и устремился к сердцу бывшего приятеля Грега. В последний момент Кривой почуял неладное и перехватил руку с ножом. Пытаясь ускользнуть от лезвия, разбойник повалился на землю. Грег тут же навалился сверху, правой рукой зажимая рот Кривого, а левой продолжая давить на кинжал.
Острие проткнуло ткань плотной рубахи разбойника и медленно, дюйм за дюймом, начало входить в человеческую плоть. Сквозь прижатую к его рту ладонь Шатуна, Кривой пытался говорить:
— Шатун, ты чего, я пошутил. Не дури, Шатун, никому я ни звука, ты же меня знаешь.
Кривой хрипел, одной рукой стараясь оторвать зажимающую его рот руку, а второй удерживая рукоять кинжала. К сожалению, проблема была именно в том, что Шатун действительно знал Кривого. Знал слишком хорошо, чтобы хоть на мгновение усомниться в том, что он немедленно его сдаст, если останется жив. И Грег надавил сильнее.
Воин почувствовал, как лезвие кинжала скользнуло, слегка зацепившись, по ребру разбойника и проскочило глубже. Эти мгновения, за которые кинжал прошел короткий путь до сердца бывшего приятеля, показались Грегу вечностью. Наконец Кривой перестал сопротивляться и выдохнул последний раз.
— Ненавижу, — пробормотал Грег, отодвигаясь в сторону и только после этого выдергивая кинжал. Сердце врага остановилось, и крови было немного. — Твой последний выдох на мне, — шепнул Грег в ухо трупа. — Ты сам в этом виновен, но мне тебя жаль, Кривой. Передай Лодочнику, что я его просил быть с тобой повежливее.
Шатун откатил тело ближе к стене, проверил свою одежду и поднялся. События начинали разворачиваться совершенно не так, как они планировали.
— Надо уходить, — шепнул Грег настороженно смотрящим на него товарищам. — Кривой что-то заподозрил, и мне пришлось его успокоить. Но есть шанс, что он разболтал все атаману. Даже если нет, то утром найдут его труп, и многие видели, как мы с ним выходили.
Мугра, исподлобья наблюдавший за пьянствующими разбойниками, процедил сквозь зубы:
— Я смотрел. На воротах дюжина караульных. Даже если мы прорвемся, шума не избежать. Через минуту за нами будет мчаться несколько сотен взбешенных людей Лютика.
— Надо отвлечь их от ворот, — сказал Лашан, оборачиваясь к магу, — выходим отсюда понемногу, Вик подожжет какую-нибудь хибару с другого конца поселка. Пока они будут бегать, мы уйдем.
— Спешите куда-нибудь? — весело спросил Лютик встречая их у самого выхода.
— Да спать хотели залечь пораньше, чтобы завтра с самого утра и двинуть, — в тон ему ответил Ким, — Осень не за горами, а путь до Заквиэля не близок.
— Нет, я вас так не отпущу, — прищурился атаман, оглядывая помещение, как будто ища кого-то, — пойдемте, выпьете со мной.
Ким почти нежно взял атамана под руку, и тот почувствовал упершийся ему в бок кинжал. Продолжая улыбаться, Ким произнес: