Стояли солнечные весенние дни, лаская слух щебетанием пташек, радующихся теплу и свету, шумом листвы и весело цокающих по асфальту каблучков туфелек и босоножек, сменивших так надоевшую за зиму теплую обувь. Приближалось долгожданное лето.

Марисса твердым шагом пересекала скверик, торопясь успеть к отправлению автобуса. Они с сестрой почти каждые выходные уезжали к родителям в свой маленький провинциальный городок. Настроение пребывало в трауре. Все выходные нужно будет зубрить конспекты, вместо того, чтобы весело провести время с подружками на дискотеке или еще где-нибудь: планы создавались всегда в процессе сбора их теплой компании одноклассниц и зависели от состава участниц предстоящей тусовки. Одно радовало — это последняя сессия в конце первого курса и впереди радостно машут полные долгожданной свободы дни летних каникул своими солнечными ладошками. За девушкой увязалась разбитная цыганка: они всегда паслись в этом скверике с оборванными чумазыми детишками.

— Красавица, постой, спросить тебя хочу…

— Отвяжись, зараза, — пробубнила Марисса. — Знаю я ваши примочки дешевые, разводи другую дуру, — и прибавила шаг.

На вокзале долго искала взглядом Несс. Она стояла в уголочке и горько рыдала, утирая кулачком слезы, размазывая косметику по лицу и шмыгая носом.

— Опять во что-то вляпалась, Лохнесское ты чудовище, — со вздохом решила про себя Мари.

Как ее это достало. Сестру Мари звали Инесса. "У нашего папочки богатая фантазия", — объясняли подругам сестры: видимо в отместку за то, что вместо желанного сына родились две девочки, их отец решил отыграться на именах ненаглядных дочурок. Подружки быстренько переделали Мариссу в нечто попроще: Мари — еще куда не шло, а Маруся и Марусик… "Ну да ладно, хоть горшком назовите, только в печь не ставьте", — смеялась Марисса. Сестре повезло больше — ее называли просто Нессик, Неся или Несс.

Все удивлялись, почему они с сестрой так не похожи, и, если кто не знал, что они родные, то считал их просто близкими подругами. Схожесть заключалась только в росте. "Вообще, рост у нас средний", — обижалась Мари, когда мамка вздыхала, обзываясь недомерками. "Ну не всем же моделями родиться. К тому же маленьким девушкам парня найти проще — тут диапазон больше. А вот дылдам тяжко приходиться — где же на них всех высоченных красавцев найдешь", — не сдавалась Мари.

У Несс — кругленькое симпатичное личико, светло серые глаза, аккуратненький носик и темные волосы до плеч. На ее пухлые губки бантиком парни посматривали с вожделением, также как, и на ее аппетитную фигурку.

Лицо Мариссы напоминало кошачью мордочку. Высокие скулы и маленький подбородок. "Нос немного великоват для девушки", — критиковала свою внешность Мари. Ее нижняя губка была пухлее верхней. Глаза серо-зеленые, наверно, больше зеленые, чем серые. Худенькая, хрупкая. "Грудь — помажь зеленкой, и все пройдет, а попка топориком", — обласкала ее однажды Несс. В целом, попка — это было самое пухлое и выдающееся место во всем ее хлипеньком тельце. "Но не всем же красавицами быть", — удрученно размышляла о своих природных данных девушка, от рождения светлая шатенка, светлее, чем ее сестра, она красила волосы в медный цвет, считая, что он соответствует ее стервозной натуре и взрывному характеру. Ниже талии, тонкие и легкие как пух, волосы Мариссы вились в любую удобную им сторону, но только не в ту, которую было нужно. Мари была младше сестры на год, но всегда защищала ее от всевозможных обидчиков. Еще в школе передралась со всеми мальчишками, девочки же старались с ней не связываться. Мама девушек считала, что у младшей дочери просто скверный характер.

Нессик — спокойная и рассудительная натура, может, слишком спокойная, даже меланхоличная. Она могла после ссоры дуться неделями, а то и месяцами. Открыто на конфликт никогда не шла. Марисса же кидалась на противника с яростью дикой кошки, но отходила быстро. Не могла долго-долго злиться и, впустив пар, успокаивалась.

— Ну, давай, колись, чего на этот раз, — но "чудовище", похоже, захотело поиграть в партизан и ушло в подполье.

— Ладно, дома разберемся. Ты билеты купила, сердешная? — Несс только головой мотала, как коняшка, мух отгоняющая. — Так, давай деньги, сама куплю, если успею. Из-за твоих заморочек нам три часа стоя ехать придется.

— Ннееет…

Мари начала закипать.

— Что нет? Денег? Или не отдашь?

— Дденеег…

Марисса застыла в немом вопросе. На этот раз Инесса превзошла саму себя в своей, граничащей с паранормальным, способности попадать в истории. Так нет бы сама только, но она и Мари периодически умудрялась втягивать в неприятности, так, по-сестрински, за компанию.

— Все, у меня и так жизнь с утра не клеиться, — настроение Марусика упало ниже плинтуса и намеревалось продолжить падение, хотя, казалось, дальше уже некуда, — или ты говоришь, куда деньги дела или я уезжаю одна. Стой тут, наматывай сопли на палец.

— Отдала.

— Зачем? Кому? Так, я за билетами, а если в автобусе не расскажешь, я…я…даже не знаю, что с тобой сделаю. Но точно что-то сделаю, у меня фантазия богатая.

В автобусе Мари повернулась к сестре и стала гипнотизировать ее взглядом, как удав кролика. Не выдержав пытки под сердитым сверлящим взглядом сестры, Несс стала выкладывать, как на исповеди:

— Я с троллейбуса вышла, значит, иду к вокзалу. А тут цыганка ко мне подбегает. Я ее даже не заметила, а она передо мной уже: "Красавица, памаги ребенку голодному, подай на хлеб". Ну, я ей сунула мелочь какую-то, а она мне: "Ну, дай еще рубль, что тебе, жалко?" Ну, я ей еще сколько-то там дала, а она опять: "А вон у тебя в кошельке десятка, совсем рваная, зачем она тебе? А мои дети второй день голодные сидят". А потом так быстро-быстро говорить начала: "Вот ты такая умная, красивая, щедрая, но печаль какая-то тебя гложет. Давай погадаю". И тут все про Ваньку и меня рассказывать начала. А я растерялась — откуда она знает? Я как раз шла, про него думала. Потом плохо помню, все как в тумане. Помню, что она кольцо попросила, зачем-то, потом денежку еще, чтоб удачу приманить. Я в себя только у кассы пришла, знаю, что билеты купить надо, а в кошельке денег нет, и кольца на пальце тоже нет. Ну, того перстня золотого, что бабушка на день рождения подарила. Денег то все равно мало было, только на билеты разве, а кольцо…

Нессик опять заревела, чуть ли не в голос, вздрагивая плечиками и пряча лицо в ладошках.

— И че? В милицию заявить надо было сразу, пока эта лахудра не смылась.

— Я испугаааа...лась. Чего им скажу? Я помню, что сама отдавала, она не украла же.

— Да, Нессик, ты — просто мечта лохотронщиков. Горе ты мое стоеросовое. Я твоим способностям в ляляку попадать просто поражаюсь. А этот Ванька твой ненаглядный — кобелиниус обыкновениус. Мне Лешик вчера рассказал, что он с ним поспорил, кого из сестер первую в постельку затащит. А ты из-за него перстнями золотыми разбрасываешься. Эх, Неся, ни фанта, ни умазии. Ладно, не ной, увижу я эту перелетную, всю душу вытрясу. Я ее, кажется, видела уже: она и ко мне приставала. Такая толстая, с бородавкой у носа?

Сдав первый экзамен, Марисса направилась к вокзалу. Воинственно настроенная, она размышляла: "Нет, это так оставлять нельзя. Ага, вот она, колдушка-побирушка. Сама ко мне топает".

— Голубушка, красавица, ребеночку на хлеб….

Ее глаза встретились с прищуренными злющими-зеленющими глазами Мариссы. Цыганка остановилась, как вкопанная, потом попятилась и быстрым шагом пошла прочь.

— Куда сдернула? Эй, ты…

Мари бросилась за ней и вцепилась в одежду.

— Стоять, бояться. Кольцо верни, ведьма кочевая.

— Что ты, красавица, какое кольцо? Пусти, ребеночек там меня ждет. Кушать хочет.