— Не знаю. Никто не знает. Но наступит он точно, это уже предопределено.

— А если я не захочу принимать никаких решений?

— Твое право. — Леший пожал плечами. — Это-то как раз никак не может быть предопределено, поэтому и помогают тебе, как могут. Направляют. Мягко и ненавязчиво, заметь. Не то, что эти… Ты человек и обладаешь великим Даром — свободой выбора. Никто, повторяю, никто не может заставить тебя делать что-то против твоей воли. Можешь смело слать все на хер.

— Так просто? — Я даже заулыбался.

— Да. Все просто. Только в этом случае все пойдет псу под хвост. Все, что уже случилось, все, что должно случиться. Многовековые жертвы и усилия таких сил, каких ты даже представить себе не можешь, будут напрасны. Он…

Леший осекся на полуслове и замолчал. Я уловил нечто вроде предостерегающего окрика или свиста, прилетевшего откуда-то из-за темного горизонта.

— Вобщем, поживем — увидим! — снова ненатурально улыбнулся Леха. Было совершенно ясно, что свистели именно для него, типа, не увлекайся, дорогой. Потом его лицо вновь стало серьезным, и он, который раз огорошил меня, сказав. — Егор. Утром я должен уйти. Скорее всего, мы больше не встретимся, во всяком случае, если все пойдет так, как было задумано… Поэтому, завязывай таращить глаза, а задавай свои вопросы. Отвечу не на все, только на те, которые, так сказать, в моей компетенции, но тут постараюсь изложить все максимально подробно и понятно. Хотя времени мало. Впрочем, его всегда мало. Такое уж оно, время… Итак, я весь внимание…

Я даже растерялся от неожиданности. Сначала, зараза, молчит, глаза загадочно закатывает, а теперь — давай, Егор, спрашивай все, что хочешь, все расскажу и покажу, только время совсем чуть-чуть! Я открыл рот и понял, что не знаю, о чем спрашивать. Все, уже услышанное мною, причудливо перемешалось в голове со всем тем, что я хотел бы услышать, поэтому секунд тридцать я просто молчал. Потом все-таки ухватил из этой кучи наугад первый попавшийся вопрос и выдавил его наружу:

— Что случилось с тобой тогда на стройке? Я думал, что ты умер. Не верил, конечно, но все-таки…

— Да. Я умер. — последовал лаконичный ответ. — В упор из калаша очередь поймать, да еще с четвертого этажа навернуться в кучу железобетона — это, Егор, как-то совсем с жизнью несовместимо. Точнее, умер Леший. Тот, человек которого ты знал под этим именем. Который был твоим другом и хранителем. Причем, последним он являлся, сам того не подозревая. Скажу больше — ему помогли умереть. Это жестоко, но все-таки вписывается в рамки нравственных законов в виде концепции «жертвуя малым, сохраняешь большее».

— В смысле, помогли? — спросил я.

— На самом пределе допустимого. Чуть-чуть отвели глаза, на долю мгновения придержали руку, поднимающую автомат, и все. Человека нет. Ты же сам, наверное, так и не смог поверить до конца, потому что не укладывалось в голове, что Леха так легко попался. Он бы этих ребят на лестнице в фарш превратил еще до того, как они стрелять начали. Но не дали ему. Потому что свою задачу он выполнил, а дальше бы только мешал. Другого варианта в той ситуации просто не было. Да, вариант — самый крайний. Осознанное уничтожение свободного разумного существа — это не шутки. Но по-другому — никак. Он итак был обречен самим фактом своего нахождения в Аквариуме, а так его смерть не была напрасной, а послужила великой цели.

— То есть ты — совсем не он, а какой-то хер с горы? — у меня непроизвольно сжались кулаки, а в глазах начало стремительно багроветь. — Я правильно понял?!

— Не так категорично, Егор. — ответил он. Или оно… — Да, я не человек, в том смысле, как ты это понимаешь. Я — представитель другой ветви разума. Но в момент смерти твоего друга, я забрал его память и отпечаток души. Не душу, а именно отпечаток, слепок, копию. Саму душу забирать нельзя. Это догма. Правда кое-кто на эту догму плевать хотел, но мы сейчас не про это… Я вполне отдаю себе отчет, тебе сложно понять и принять, но, хотя бы просто поверь, что я отношусь к тебе в точности также, как он. Таково мое служение на данном этапе Пути. Моя настоящая личность стоит как бы ЗА образом личности Лешего. Поэтому и прорывается человеческое, да так, что Идущим рядом приходиться меня одергивать, как это было только что.

Я молча смотрел на «представителя другой ветви разума» и не понимал, что со мной происходит. Эта сука со своими корешами, «идущими где-то там», убила моего товарища, прикрываясь какими-то мутными отмазками о великой необходимости, а потом прикинулась им, чтобы я, как тупой бычок, шел следом на бойню, ни в чем не сомневаясь и не взбрыкивая. А я сейчас, вместо того, чтобы накинуться на эту тварь и порвать ее на ленточки для бескозырок, сижу и внимательно слушаю все то, что он мне тут заливает. И самое страшное во всем этом, так это то, что я ему почти верю! Нелогично, абсурдно, но это так. Что-то внутри меня, именно внутри, а не навеянное кем-то извне, тут я уверен на все сто, подсказывает мне, что все это действительно необходимо.

Наверное, все дело в силе. В силе, которую я начал чувствовать внутри сидящей передо мной сущности. Не в наличии этой силы, как таковой, а в ее природе. Она была сродни той самой величественной, надмировой и прекрасной энергии, в волны которой нас с Настей два раза забрасывало во время столкновений с Ануннаками. Потенциал и свойства этих двух сил были, конечно, несравнимы, но я совершенно точно определил, что изначальный источник у них один.

Псевдолеший, прищурив глаза, внимательно смотрел на меня. Он прекрасно видел все противоречия, терзающие меня изнутри, и явно был доволен.

— Да. — наконец сказал он. — Все-таки не зря тебя выбрали. А ведь я поначалу был удивлен. Насчет Насти, например, вообще не сомневался, а вот к тебе был целый ряд претензий. Ну и правильно. Им видней…

— Спасибо, очень приятно. — пробормотал я, всеми силами стараясь удержаться от вопроса о тех, кому видней. Все равно не ответит, опять философствовать начнет. Вместо этого, спросил:

— И как мне теперь к тебе обращаться? Другая ветвь?

— Нет. — улыбнулся тот. — Я же говорю, технически — я все тот же Леха, так что можешь так и называть.

— А настоящее имя?

— Настоящее. — он задумался. — Ну, я думаю, ближе всего к русскому будет — Иван.

О как! Чего ж не Агафон?

— Ладно, Ваня. Расскажи-ка мне в общих чертах, в какой такой замес мы попали. Если это, конечно, в твоей компетенции…

Сквозь темные рваные полотна облаков проглядывал искрящийся лик Вселенной. Звезды с холодным равнодушием рассматривали двоих, разделенных ярко пылающим костром. Один из них давно перестал быть человеком, а второй никогда им и не являлся.

Хотя, с виду и не скажешь. Сидят два мужика около пламени, греются, о чем-то беседуют. Вполне обычная картина. Затянувшийся пикник на лесной полянке. Засиделись почти до зари. Как рассветет, приготовят на костре завтрак, разбудят спящую неподалеку девушку, сядут в машину и поедут домой, в город. А там — пробки, гул, работа, кофе, стресс, фитнес, ипотека, сто двадцать четвертый айфон и все остальное, такое привычное и обрыдлое.

Облака расступились еще больше, и свет звезд затмила полная луна. Неестественно большая и яркая. Она накинула на непроглядный ночной агат полупрозрачную серебряную вуаль, и мир за пределами освещенной костром окружности стал виден обычным человеческим зрением. Бескрайний первобытный лес раскинулся вокруг от горизонта до горизонта. Кое-где тускло белеют скальные гряды, поблескивает тут и там между деревьев зеркальная поверхность неширокой извилистой речки. И все. Ни огонька, ни лучика. Только на Востоке край неба чуть-чуть светлее; это первые, самые нетерпеливые всадники пока невидимой, но неумолимо надвигающейся армады грядущего дня.

Никакой машины на краю лесной поляны, никаких городов на десятки километров окрест.

Нет здесь ни машин, ни городов, ни деревень. И людей тоже нет. На целую планету — всего три разумных существа, да и те не люди, а хрен поймешь, кто…