— Ну что, друзья, — проскрипел он, тоже буквально раздевая Настю глазами, — Пора приступать к процедурам! Прошу за нами! И без шуток, пожалуйста. Сами понимаете, шансов у вас нет.
Помолчал, подумал. Повернулся к своим:
— Может им ноги прострелить? На всякий пожарный? А то этот вот больно шустрый стал, говорят. Да и лапочка наша тоже не простая…
— Ему можно, — прогудел в ответ один из Уродов, равнодушно смотря на меня, — А бабе не надо, Петрович. Пусть пока целенькая будет.
Вот, клоуны дешевые! Ведь специально для нас вслух разговаривают…
— Уважаемые товарищи садисты! — я поднял руки вверх. — Торжественно клянусь не делать резких движений. Не стреляйте в меня, пожалуйста.
Быстрый мысленный обмен, причем между всей пятеркой сразу. Смысл не уловил, успел поймать только эхо оживленной дискуссии. Блин, перестарался! Сейчас ведь на самом деле по ногам шмальнут и все тогда. Точно пипец нам. Итак, толком неясно что выйдет…
— Ладно, Егор. — изрек наконец главный, решивший за всех, — Никуда не денешься от пяти стволов. Сам пока иди, мясо…
Торжественная процессия двинулась к краю поля. Мы вдвоем — чуть впереди, Уроды широким полукругом сзади. Повесили винтовки на спину, в руках держат автоматы. Такие же, как у Петровича, небольшие короткоствольные, со странно смотрящимися, расположенными позади рукоятки магазинами. Где такие взяли только? Я думал, что в нашем Городе даже у спецназа такого нет.
Когда проходили мимо угла поля, где кучей лежало мое оружие, один из них, повинуясь бесшумному приказу Петровича, метнулся к нему, подобрал.
— Хороший топор! — сказал он. Один из его нижних клыков пророс прямо через остатки губы, поэтому говорил он присвистывая. В другой ситуации слушать его было бы даже забавно. — И пистолет тоже ничего. А вот автомат у тебя, ублюдок, вообще никакой. Прикиньте, у него затвор поломан, а он с нами воевать приперся!
Я молчал. Идти оставалось недолго. Я громко включил пластинку обреченного равнодушного смертника и осторожно позвал Настю на одном из самых низких диапазонов мыслей. К злобному давящему фону окружающих меня существ я давно адаптировался и почти не обращал на него внимания, поэтому Настя откликнулась почти сразу, на той же, так сказать, волне. Мы, словно два радиолюбителя, нашли свои числа УКВ и настроились друг на друга.
Общение был коротким, но емким. Это вам не словами разговаривать. Пришлось вкратце показать ей трагические события прошедшей ночи, реакция была ожидаемая, ярко-горькая, но Настя, молодец, быстро прикрыла ее, не дав выскочить наружу, да и я, как мог, придержал. Потом последовал быстрый инструктаж относительно дальнейших действий, спор о том, кто больше рискует, причем я был приятно удивлен ее совершенно искренним страхом за меня. Наконец, договорились…
План был, надо признать, так себе. Шансы совсем невысокие, но в сложившихся обстоятельствах лучше хоть какой-то продуманный алгоритм действий, чем совсем ничего. Еще мне не давал покоя вопрос, почему эти любопытные ребята, недавно ковырявшиеся в наших мозгах, выразили нам свое одобрение, но оставили на явную погибель в руках Уродов. Да, они что-то сказали Петровичу напоследок, но я не думаю, что это был приказ отпустить нас. Трепет, который он испытывал перед своими Богами, исключал любое непослушание. А сейчас нас целенаправленно вели на убой, или даже хуже. Таким образом, получалось, что небожители намекнули, что вы — типа молодцы, Егор да Настя, но посмотрим теперь, как здесь выкрутитесь. Получится — будем дальше разговаривать. Не получится — ничего страшного, других найдем. Тех же Уродов. Не просто так же они их опекают, может выбирают, кто из нас лучше? Только в чем и для чего?
Мы обошли внешний угол трибуны и двинулись к убежищу Уродов. Я еще громче включил мычание скота, которого ведут на убой, Настя начала наполнять эфир сигналами паники и животного страха. Как достоверно у нее получается! Ну еще бы, притворяться-то особо не надо.
Стена бункера занимала пять пролетов колонн в ширину, то есть, где-то метров тридцать. Дверь была посередине — в глубине среднего пролета. Расстояние до нее под трибунами было около десяти метров. По моим расчетам нас должны были провести именно тут. Так и произошло. Мы все оказались перед кирпичной стеной, ощетинившейся ржавыми стержнями арматуры, на прямоугольнике, площадью в триста квадратов, завешенном человеческими скелетами. На этой площадке и должен был быть приведен в действие мой незамысловатый и отчаянный план. Главное — отвлечь Уродов. Обратить все внимание на себя, а не на то, что вокруг.
Нам приказали остановиться перед дверью. Петрович был явно чем-то обеспокоен. Он вертел головой, прислушивался, но мы с Настей испускали такие эманации страха, что, наверное, сбивали его чуйку напрочь.
— Раздевайтесь! — бросил он нам. От былого полушутливого тона не осталось и следа. Перед нами стояла страшная, сильная, злая и жестокая тварь. Он повернулся к двум своим подчиненным:
— Стол пока подготовьте там! Водой все слейте на пол. Она мне чистая нужна… И для этого, — кивок в мою сторону, — Место на стене освободите.
— А с той бабой что делать? — спросил один из них, видимо имея в виду короткостриженую Юлю, про судьбу которой до сего момента было ничего не известно.
— Что, блядь? Говорю же — со стола уберите на хер, а сам стол помойте!
— А если живая еще? — субординация в отряде Уродов пока явно хромала.
— Тогда бросьте где-нибудь, потом займемся… Хотя нет! Лучше на стену перед столом повесьте, там тоже крючья есть… Даже если сдохла уже, все равно вешайте, Настеньке чтоб веселее было. Будет на столе лежать и на подругу смотреть.
Настя начала плакать, закрыв лицо руками. Я упал на колени:
— Пожалуйста, не надо! Ее хотя бы отпустите! Со мной, что хотите делайте, режьте, стреляйте, пытайте! Ее отпусти, Петрович!
— Да на хер ты нам сдался? Нам она нужна, а ты так — мужикальное сопровождение! — он криво усмехнулся своему каламбуру. — Хотя что-то спекся ты, Егор, по ходу. Все, больше не мужик? Или дурачком прикидываешься?
Потом рявкнул:
— Раздеваться! А то сами разденем.
Один из Уродов не вытерпел, подскочил к Насте, пытаясь снять с нее майку. Она забилась в истерике, вырвалась, закричала:
— Не надо! Не надо! Я сама! — и попыталась трясущимися руками сдернуть майку наверх, медленно пятясь поближе к внешним колоннам.
В это время раздался лязг замка. Двое тварей начали отпирать дверь.
Это было сигналом. Теперь все в наших руках. И ногах…
— Не надо! — последний раз взвизгнула Настя и вдруг, словно быстроногая лань, бросилась наружу из-под трибун через боковой пролет, высоко подпрыгнув, пробегая между колоннами. А потом резко, под прямым углом свернула направо, уходя за угол. Двое Уродов темными тенями устремились за ней, вскидывая автоматы.
— Не стрелять! — проревел Петрович, чуть повернув голову в их сторону, но не отводя от меня короткого ствола Грозы. А я в это время уже летел в длинном прыжке в другую сторону, поближе к тому месту, где под стеной в куче хлама лежал мой 74-й. Среагировал Урод мгновенно. Затрещал автомат, и дорожка разрывов от девятимиллиметровых пуль, быстро догоняя меня, побежала по стене.
И в это время оставшиеся двое мутантов, наконец, распахнули дверь в бункер.
Растяжки я ставил впопыхах, но от души. Еще гремело в ушах эхо усиленного громкоговорителем голоса Ивана Петровича, звавшего меня на футбольное поле, а я уже растягивал лески и отгибал усики гранат, которых я взял с собой с запасом. По две в каждый пролет между колонн, кроме центрального, и еще две — под дверь, чтоб сработали на ее раскрытие.
Поэтому сейчас мало не показалось никому. Ни тем, кто замер в проеме распахнутой двери, ни тем, кто, преследуя Настю, пробежал между колоннами, ни поливавшему меня огнем Петровичу, ни даже самому изобретателю столь коварного плана, то есть — мне. Рвануло практически синхронно около двери и в пролете. Сначала в первом, через который сунулись Уроды, потом в соседнем.