Наверное, я наконец-то умер. Темнота вокруг, а потом — ощущение свободного полета. Постепенно появился неяркий свет. Мимо проносились острые каменные стены бесконечного ущелья, в которое я падал. Где-то наверху светилась полоска звездного неба, становящаяся с каждой секундой все уже и уже. Внизу, на невообразимой глубине, клубился багровый туман, откуда исходили тошнотворные запахи и продирающий до костей холод. Я летел, все быстрее и быстрее, ударяясь о неровные выступы камня. Потом я смог разглядеть, что это никакие не камни, а затвердевшие изуродованные тела, спаянные друг с другом в единую темно-серую породу, образовывающую стены ущелья. Сотни, тысячи тел. Люди, Уроды и еще множество непонятных, человекопободных, страшных и не очень на вид, существ. Головы, лица, морды, плечи, руки, ноги, лапы, спины — плотно спрессованы в вечной неподвижности. Кусочек неба наверху совсем исчез. Постепенно я начал забывать, кто я, откуда, что со мной происходило, просто летел и летел. Падение длилось годы, а может быть, столетия. Какая-то часть меня, продолжая движение вниз, начала сливаться с темными стенами, падение замедлилось, стало хорошо, захотелось навсегда остаться здесь, торчать безымянным выступом в этом бесконечном колодце. Но какой-то блик на самом краю остатков сознания не давал окончательно остановиться, настойчиво маяча в самом углу и притягивая внимание. Маленький, но очень яркий и теплый. Я потянулся к нему и перед глазами, уже почти затянутыми слипающимися и каменеющими веками, появилось женское лицо. До боли красивое и родное. Бездонные серые глаза смотрели на меня с надеждой и любовью. И тогда я, зацепившись взглядом за этот образ, с треском разорвал стянутые губы и закричал. Каждым атомом переломанного тела, каждым нейроном уходящего в небытие мозга, каждой эфемерной частичкой души. Одно единственное слово. Одно единственное имя.
Эхо моего крика заметалось по ущелью, стены затряслись и закружились каруселью вокруг, а внизу показался тусклый свет, и я вывалился обратно в серый искусственный мир, снова слившись со своей скрюченной физической оболочкой. И в этот момент меня наконец настигла боль от удара Хозяев. Каждая клеточка тела, каждый нерв вспыхнули нестерпимым огнем. Казалось, что все кости сломались во множестве мест и резали острыми краями окружающие ткани и сухожилия. Изо рта, носа, ушей, даже из глаз, текла кровь. Внутри черепа безостановочно бил огромный колокол. И сквозь его похоронный звон пробивались только две мысли. Первая из них была спасительным словом «Настя», а вторая мысль умудрилась выстроить логическую цепочку в окружающем ее аду — «Если я чувствую боль, значит я жив и мое тело снова принадлежит мне». Я корчился в безумных муках, хрипел, стонал, пытался дышать, но был жив. А ведь били наверняка. Насмерть… Значит на этот раз недооценили уже меня, а не наоборот. И это хорошо. Очень хорошо… Если бы, конечно, не было так больно.
— Егор! — раздался отчаянный, полный рыданий крик Насти. — Сволочи! Твари, зачем вы так?! Егор!!!
Она не почувствовала моего возвращения. Наверное, видела только момент удара, а потом мое сознание ушло куда-то очень далеко отсюда, поэтому Настя могла не без причин считать меня уже мертвым.
Я потянулся к внутренним резервам организма, собрал в кулак всю свою волю и жажду жизни и начал блокировать боль. Получалось плохо, но все-таки мне удалось понизить ее до определенного уровня, на котором я смог начать двигаться. Я не заглядывал внутрь себя, не оценивал повреждения, на это не было времени. Сейчас — главное действовать. Умирать будем потом.
Протер рукой лицо от залившей его крови, приподнял гудящую голову. Открыл глаза. Мир вокруг был темно-красным, перевитым паутиной лопнувших сосудов. Проморгался. Было очень больно, потекли слезы, но зрение обрело подобие четкости. За машинами не было видно входа в метро на противоположной стороне улицы, а свое внутреннее зрение толком включить пока не удавалось. Оперся трясущимися руками об асфальт. Бля, даже из-под ногтей — кровища… Пальцы правой наткнулись на что-то металлическое и холодное. Автомат. С виду вроде целый. Надо же, вместе со мной сюда прилетел, не бросил хозяина. Хотя толку от него сейчас. Если только… Взял его, и опираясь, как на костыль, поднялся на ноги. Резко замутило, из носа снова брызнула кровь. Перепады давления, блин. Как дед старый!
Стоя, смог разглядеть, что творится у метро. В глазах двоилось; я увидел сразу шесть Анунахеров и две Насти, но общую суть происходящего я уловил. За время моей клинической смерти, в которой я сотни лет падал куда-то в туман, здесь прошло от силы несколько секунд. Три ублюдка возвышались все на том же месте, перед ними дергалась, пытаясь освободиться, кричащая Настя. Я, шатаясь, как пьяный, двинулся через хрустящий кустарник разделительной полосы к ним, опираясь на автомат. Видеть постепенно стал лучше, остальные органы восприятия окружающего пространства тоже вроде начали выходить из комы. «Все-таки слепили из меня Урода», — в который раз подумал я, когда метров через шесть походка обрела твердость, а колокол в голове начал утихать.
Тут же послал мысль Насте, она резко обернулась, увидела меня. Теплая волна безумной радости и облегчения, а вслед за ней другая волна, холодная, презрительная, но в тоже время полная испуганного удивления. Горбатые тоже меня увидели. И начали действовать.
Правый вновь засуетился над своим пультом, как ди-джей в ночном клубе. Огромный летательный аппарат над ним опустился еще ниже, в его плоском бежевом брюхе бесшумно открылось треугольное черное отверстие, из которого вниз упали то ли веревки, то ли толстые нити, я толком не понял, на этот раз вполне видимые, сделанные из той же зеленоватой слизи, что и ди-джейский пульт. Они, словно змеи, стремительными движениями опутали Настю и потащили вверх. Она испуганно завизжала, когда ее ноги оторвались от земли.
Я в отчаянии прибавил шаг, насколько смог. Плана в голове не было никакого. Зубами их чтоли на самом деле рвать?
И тут моя Настя, которую подняло уже метров на шесть, потянулась ко мне. Потянулась всем, что имела. Потянулась телом, душой, сердцем, памятью, всем своим естеством, всей совокупностью свойств и качеств, составляющих ее личность. Словно невидимая рука раскрытой ладонью обратилась ко мне. И я точно так же потянулся к ней. Прошла долгая секунд, и наши руки соединились, пальцы переплелись друг с другом, а вслед за ними и души слились в одну целостную сущность. Время остановилось, мир вокруг рассыпался на тысячи осколков. Исчезли Хозяева, исчезла толпа бандерлогов, исчез весь Город, а нас закинуло на такие астральные горизонты, куда мы не добирались ни разу даже во время самой горячей близости. Вокруг бушевали океаны Силы. Чистой, незамутненной, не имеющей признаков и качеств, словно белый лист бумаги, на котором можно нарисовать, что угодно — хорошее или плохое, красивое или страшное. Мы с головой окунулись в пенящиеся потоки, пропитывая себя этой необузданной первозданной энергией, от души зачерпнули ее ладонями, а потом вернулись обратно на серую мрачную улицу внутри крохотного параллелепипеда, одного из тысяч других, стоящих на маленьком круглом камне, летящем через космос. Вернулись к нашим застывшим в неподвижности телам.
Время вздрогнуло и вновь двинулось вперед равномерной поступью, толкая секундную стрелку по циферблату часов. Медленно зашевелились Хозяева, почуяв неладное, ко мне вновь устремились невидимые нити, скользкие лианы снова потащили Настю вверх, и мы ударили по ним всей мощью, почерпнутой за горизонтами мира. Мы вложили в этот удар два чувства, наделив безымянную силу дикой ненавистью к длинным горбатым тварям, вздумавшим поиграть нашей судьбой, и страстной, обжигающей любовью друг к другу.
Веревки с треском лопнули, нити со звоном порвались. Настя упала на асфальт с высоты четвертого этажа, но, ловко развернувшись в воздухе, затормозила падение, наплевав на законы гравитации. А я со всех ног бросился вперед, чувствуя такую мощь, словно у меня за спиной расправил крылья огнедышащий дракон, прямо на Анунахеров, остолбенело застывших на месте. Твари вышли из ступора, испуганно попятились, правый опять положил руки на пульт, и я не придумал ничего лучше, чем снова вскинуть автомат и начать стрелять.
