Я тоже потупил взгляд.

– Ты не можешь принять то, что я из другого мира, да? – после паузы продолжила онп.

– Прости… Дай мне немного времени.

– Сколько?  – Алнез улыбнулась, но выглядела она так, будто вот-вот расплачется.

Я не ответил.

– Ты хочешь, чтобы я больше не приходила?

– Прости… – Я понял, что ещё чуть-чуть, и, потеряв рассудок, я вцеплюсь в волосы и завоплю дурным голосом. – Пожалуйста, позволь мне сейчас побыть одному.

Алнез молчала. Когда я набрался смелости поднять на неё глаза, она всё так же улыбалась, но по щекам её текли слёзы. Наши взгляды встретились, но я тут же трусливо опустил голову. Когда я поднял её вновь, Алнез в скверике уже не было. Я упустил её из виду всего на несколько секунд, а потерял навсегда. Правда, осознал это я уже потом.

Воспоминаний о первой неделе сентября у меня почти не сохранилось. Соседи по общаге уверяли, что я, хоть и реагировал худо-бедно, когда со мной разговаривали, походил больше на робота с подвисшей программой. Потом я кое-как пришёл в себя, но впал в другую крайность: с головой ушёл в учёбу и постоянно сменяющиеся подработки. Фантастику я больше не читал, просто не мог заставить себя к ней притронуться. Раньше я осуждал чудиков, прячущихся от проблем в выдуманных мирах, а теперь сам фактически занимался тем же. Разница была только в том, что я прятался в том мире, откуда обычные чудики убегали.

В октябре я впервые отважился посмотреть правде в лицо: во-первых, маги существуют и Алнез – одна из них, во-вторых, я идиот, разрушивший собственное счастье, а, в-третьих, несмотря на всё это, жизнь продолжается...

В декабре я узнал, что у меня, оказывается, есть «девушка»: одногрупница, с которой мы хорошо ладили, как выяснилось, всё время нашей дружбы считала себя таковой. В глазах окружающих мы тоже уже были парой, и я решил не предпринимать ничего, чтобы развеять заблуждение. В тот период мной владело безразличие к жизни. Какие-то чувства пробуждались, только когда я проходил мимо нашего с Алнез скверика, но мне ни разу не удалось заставить себя туда зайти: слишком больно было видеть пустую скамейку, на которой меня больше никто не ждал. Конечно, я и подумать не мог, что девушка, от которой я сбежал, трусливо поджав хвост, простит меня и придёт снова. Как и всегда, я недооценил Алнез.

Начало февраля выдалось небывало снежным. Белые хлопья сыпали без остановки почти неделю и, хотя коммунальные службы делали всё возможное, движение на дорогах то и дело парализовывало. На зимних каникулах впервые за два года я ездил домой и теперь, возвращаясь, костерил себя за то, что решил сэкономить и вместо поезда поехал на автобусе. На въезде в город мы встали намертво. На улице было, мягко говоря, нежарко, а в то, что комендант сжалится и пустит меня в общагу после закрытия, верилось слабо. Потому, прикинув, с какой скоростью мне надо бежать, чтобы преодолеть оставшиеся километры до полуночи, я попросил водителя открыть дверь.

Даже в школьные времена, когда я занимался спортом более-менее регулярно, мои успехи в беге были весьма посредственными. Учитывая это, совсем не удивительно, что, не пробежав и половины пути, я без сил рухнул в сугроб. Кружащиеся в воздухе снежинки красиво искрились в свете фонарей, располагая к философским размышлениям. Зачем я вообще вышел из автобуса? Ничего путного, кроме «потому что мне так хотелось», в голову не пришло. Я поступил необдуманно, взялся за то, что мне изначально было не по силам, и потому теперь, пока всё не стало ещё хуже, должен сдаться. Ничего не поделаешь. Да, сейчас мне хочется расфигачить что-нибудь от досады, но ведь, если я пойду на поводу у эмоций, потеряю ещё больше. Это всё равно, как вызвать на дуэль заведомо более сильного противника, а, когда он переломает тебе руки и ноги, вцепиться в него зубами, вместо того, чтобы сдаться. Глупо… Глупо ли? Столкнувшись с серьёзным препятствием, я всегда убегал. Так было и с Алнез, и с моей мечтой стать поваром, и ещё кучу раз до этого.  Если задуматься, в моей жизни вообще не было такого, чтобы я выкладывался на полную. Неужели я так боюсь упасть, что предпочитаю вечно сидеть на краю ямы, вместо того, чтобы её перепрыгнуть? Я действительно такой трус? Горько усмехнувшись, я с неохотой признал: да.

В общагу я ввалился ровно за минуту до полуночи, мокрый от пота и снега, таявшего на разгорячённой коже.

– Опаздываем? – грозно спросил поигрывающий ключами комендант.

Вместо ответа я с чувством выполненного долга рухнул на пол. Сердце бешено колотилось, в правом боку стреляло, в горле саднило, а мышцы ныли, время от времени судорожно подёргиваясь – физическое состояние было ужасным, но вместе с тем никогда ещё я не чувствовал себя так хорошо. Впервые в жизни мне казалось, что даже если сейчас, вот в этот самый момент, я умру, у меня не останется сожалений. Разве что только одно, то самое, о котором, словно прочитав мои мысли, напомнил комендант:

– Что у тебя с синеглазой блондинкой со странным именем?

Я вскочил и ошалело посмотрел в его хитро прищуренные глаза.

– Вижу, понял о ком речь. – Комендант снисходительно усмехнулся. – Она приходила на прошлой неделе, спрашивала тебя.

– Что вы ей сказали?

– Ничего. Твоя подружка с ней разговаривала. Она как раз на проходной была, когда блондинка пришла. Что, парень, попал, да?

              Не знаю, откуда у меня вдруг взялись силы, но из общаги я вылетел со скоростью ветра.

 – Эй, куда? Обратно не пущу! – прогремело вслед.

              Мне было всё равно. Алнез приходила. Неужели все эти полгода она продолжала ждать меня в скверике? Невозможно!.. Я вспомнил тот дождливый августовский день, счастливую улыбку Алнез, её ледяные губы и понял – возможно.

Теперь, когда я осознал, что натворил, мне стало страшно. На всех парах несясь к скверику, я исступленно молил всех богов, чтобы мне дали шанс исправить ошибку. «Только бы ещё не было слишком поздно», – снова и снова, как заведённый, повторял я.

То, что моим фантазиям не суждено сбыться, я понял, когда увидел верхушку фонтана, выглядывающую из сугроба. Всё остальное, включая скамейку, на которой я надеялся увидеть Алнез, целиком потонуло под  снежными завалами.  Очевидно было, что после начала метели в скверик никто не приходил. В глубине души я предвидел такой исход, понимал, что не заслуживаю второго шанса, и всё же… Чёрт, это было по-настоящему больно.

Если воздавать за всё по справедливости, то на такой печальной ноте моей истории и полагалось бы закончиться. Но девушка, которую я любил, была слишком доброй, чтобы оставить своего никчёмного парня с разбитым сердцем. Даже уходя навсегда, она умудрилась подарить мне огонёк надежды: на скамейке, под толстым слоем снега, я нашёл горшок с ярко-алыми цветами. Это были незабудки.

              В течение своей жизни мы допускаем кучу ошибок, которые уже не исправить. Их не стоит забывать, но и думать о них постоянно тоже нет смысла. Если всё время оглядываться назад, жалея о том, что сделал или чего не сделал, так и останешься жить в прошлом. «Ни одна кошка не станет горевать о съеденной мыши» – эта поговорка, которую я услышал от Алнез, не раз спасала меня от ненужных колебаний, и её же, спустя семь лет встречи с синеглазой волшебницей, я решил разместить на вывеске своего первого ресторана. Антон и Кира, компаньоны, благодаря поддержке которых я смог осуществить свою мечту, отговаривали меня, уверяя, что такой слоган не сочетается с названием «Алая незабудка», но я настоял на своём и теперь с почти детским восторгом наблюдал, как рабочие закрепляют вывеску над дверью.

              – Нет, я просто не могу это видеть. – Антон с наигранным отчаяньем закрыл глаза ладонью  и покачал головой.  – Посетители точно решат, что у владельцев не в порядке с головой. Или, что хуже, подумают, что у нас в меню мыши.

              – А мне нравится эта надпись, – пожала плечами Кира. – Она такая… м-м-м… глубокомысленая. – Она повернулась ко мне. – Вот только, если тебе так нравится зоологическая тематика, назвал бы ресторан «Трёхцветная кошка». Она хоть ясно зачем нужна – счастье приносит. А вот что приносят алые незабудки…