— Увеселительная вилла? — моментально подключилась к разговору Кора Рабеншлаг.

— Старая развалюха на холме, здесь, по соседству, вилла Вюншельберг. Дом тысячи чудес. Точно вам говорю, денежки ручьем потекут, если будет так же, как двадцать лет назад.

— Руфус, давай скорее! — рявкнула на мужа Кора и со скоростью торнадо принялась листать очередную телефонную книгу. — Ведь где-то же должен быть этот проклятый, вонючий детский приют!

— Три недели штра… — не удержалась госпожа Рапп-Майербринк, но в последний момент опомнилась и договаривать не стала. — Детский приют? — спросила она. — Если вы действительно ищете достойный приют, могу порекомендовать вам свой. Счастье и солнце должны сиять в наших сердцах.

— Плевать мне на солнце! Счастливые дети? Не хочу я никаких счастливых детей. Я сама была бы счастлива избавиться от одного из них, причем навсегда, — осадила тетя Кора даму с ромашковым чаем.

— А я была бы счастлива, если бы нашла наконец одного ребенка, — пробормотала Элеонора Рапп-Майербринк. — Ну хорошо, — обратилась она к даме с телефонными книгами. — Я все-таки рискну вручить вам этот небольшой проспект о «Доме детского счастья», может быть, вы все обдумате и заинтересуетесь.

— Не нужен мне ваш проспект. — Тетя Кора брезгливо поморщилась. — Позвольте, как дом называется?

— «Дом детского счастья».

— Тогда вы наверняка знаете, — и тетя Кора заговорила предельно вежливым тоном, — некую очаровательную госпожу Раппельмайер?

Лицо у Раппельмайерши скривилось.

— Попрошу не коверкать мое имя. Меня зовут Рапп-Майербринк. Я директриса детского приюта.

— Милейшая госпожа генеральная директриса, — тетя Кора впала в реактивный вираж самой изысканной любезности, — нам с вами пора кое-что обсудить.

— Сейчас это делать, пожалуй, не совсем удобно. Я приехала сюда, чтобы забрать одну милую маленькую девочку, госпожа… э-э, простите, как ваше имя?

— Рабеншлаг! Кора Рабеншлаг, урожденная Шульце!

Зеленоватый оттенок в ту же секунду исчез с лица директрисы.

— Разрешите пригласить вас на чашечку ромашкового чая, милейшая госпожа Шульце?

— С превеликим удовольствием, дорогая госпожа Раппельбринк!

Настроение тети Коры улучшилось необыкновенно. С Раппельмайершей они поняли друг друга с полуслова.

— Разумеется, никто не узнает о том, что маленькая Альбертина от вас сбежала, это останется строго между нами, — уверяла тетя Кора. — О нашей маленькой сделке никто не пронюхает. — Она с чувством удовлетворения сложила документ, согласно которому Кора Рабеншлаг оказывалась последней здравствующей родственницей Альбертины Шульце, а следовательно, ее правомочной опекуншей. И эта очаровательная опекунша точно знала, что для малышки лучше всего: разумеется, тепленькое местечко в прелестном приюте под названием «Дом детского счастья», у госпожи Рапп-Майербринк, за надежной дверью с тремя замками. Именно об этом мечтала тетя Кора, именно так теперь и будет! Нет, смешно, да и только! Ведь если кто-нибудь из семейства Шульце что-то вобьет себе в голову, то только землетрясение, или торнадо, или, в самом крайнем случае, убойная порция мороженого с шоколадом и клубникой может ему в этом помешать, подумала она и спросила себя, откуда, собственно, у нее в голове взялось это идиотское правило.

Но чтобы уж все на сто процентов прошло как по маслу, тетя Кора зашла в магазин к Куликову и вооружилась двумя арбалетами — на всякий случай! Кроме того, она насильно взяла напрокат его автомобиль с такой замечательной решеточкой сзади, в грузовом отсеке. Куликов был не в восторге, но тетя Кора легко смогла его убедить, что позорный провал двух его бойцовских пекинесов не добавляет славы его фирме. Тем более что злополучный воздушный шар с Кастором и Поллуксом приземлился в аккурат в саду Болленштиля. С того самого момента пропала Дэзи.

— Руфус! А ну быстро! — Тетя Кора открыла заднюю дверь в машине Куликова, и ее муж вместе с арбалетами залез в грузовой отсек.

Руфус не без труда разместился на маленькой откидной скамеечке у самого борта. А госпожа Рапп-Майербринк уже удобно устроилась впереди, в кабине, рядом с Корой.

— Сегодня великий день, и он станет совершенно грандиозным, когда Кора Рабеншлаг окажется там, где ей и положено быть — то есть на самом верху. — Она лихо опередила массивный серебристый лимузин, который как раз заворачивал на главную улицу, и изо всех сил нажала на газ.

— Чуть было не врезались, — простонал Гомецингер, который сидел за рулем серебристого лимузина.

— Этот Куликов — хам и идиот. В следующий раз я ему собственноручно дам в зубы. И магазинчик свой ему тоже пора закрывать, — сказал Болленштиль. На рукаве у него красовалась черная повязка в знак глубокого траура по Дэзи. В саду от нее остались только клочки голубого сюртучка.

— Мудрая мысль, господин бургомистр.

— Я и сам знаю, Гомецингер. Фриденсрайх Болленштиль всегда знает, что нужно делать. А вы давайте-ка поторапливайтесь, полный вперед! Вся эта публика должна начать работы в девять, а им еще экскаваторы надо перегнать со стройплощадки. Сегодня придется потрудиться.

— А мне так казалось, то есть я так думал, что вы дали малявке Шульце и этому ее дворецкому сорок восемь часов сроку, — рискнул возразить Гомецингер.

— Вам не положено думать, Гомецингер! Какое мне дело до того, что я там наболтал вчера! Ты хоть понимаешь, что это она подстроила воздушный налет на мою бедную Дэзи, напустив на нее собаковидных куликовских крыс на воздушном шаре! Кроме того, она с клетчатыми детьми никогда не соберет нужную сумму.

— Кто его знает, я не очень в этом уверен, — пробормотал шофер бургомистра и указал рукой на памятник Болленштилю, весь обклеенный плакатами.

Болленштиль высунул голову из окна.

Его шоферу впервые довелось быть свидетелем того состояния, которое его шефа за последние десять лет ни разу не посещало: бургомистр лишился дара речи. Фриденсрайх Болленштиль молча засунул в рот целый пакетик лакричных конфет, но не было никакой гарантии, что эта ударная доза сластей его успокоит.

Дом тысячи чудес выглядел теперь так, словно его двери ни на один день не закрывались. Все кругом блестело и сверкало. Многочисленные чудеса были приведены в порядок, а деревянный цирковой оркестр репетировал столько раз, что теперь можно было даже опознать ту музыку, которую он исполнял. Цены за билеты Альбертина на всякий случай повысила еще раз. Те аттракционы, которые восстановить так пока и не удалось, она с помощью Отто и Клары перетащила в мастерскую.

Альбертина облачилась в свою сценическую мантию.

— Мадам Альбертина готова! Можно начинать представление! — воскликнула она, но Отто и Клара только утомленно зевали, глядя на нее.

Альбертина удивлялась, почему до сих пор нет Тиля и Кнобеля. Значит, они все-таки опоздали на утренний лайнер Саладина до Нижнего Вюншельберга и теперь прибудут, как когда-то и Альбертина, только поздно вечером. Хорошо бы встретить близнецов какой-нибудь шуткой в духе этого дома! Но прежде всего надо срочно изловчиться и незаметно положить ключ с драконом в карман месье Флипу. Под бархатом своей мантии она ощупала карманы жилетки. Ключ был на месте. Маша следила за ним как следует.

Альбертина и Клара, выбившись из сил, улеглись на шкуру саблезубого тигра в гостиной и принялись рассматривать разноцветные стекла купола в вышине над головой. Отто устроился на крыше крытого лотка со сластями и что-то вырезал ножиком из деревяшки.

Альбертине не видно было, что Отто вырезает, потому что он повернулся к ней спиной. Наверное, это была та самая щепка от стула в цветочном кабинете, которую он последнее время почему-то не выпускал из рук.

— Что ты там, Отто, опять начищаешь? С этой уборкой можно прямо с ума сойти! — прервала тишину Клара.