Е. М. ФЕОКТИСТОВ. ЗА КУЛИСАМИ ПОЛИТИКИ И ЛИТЕРАТУРЫ (1848–1896).

«„Диктатура сердца“ завершилась страшною катастрофой 1 марта. Я говорю «страшною», но так ли это? Помню ясно ужасное, потрясающее впечатление, произведенное на всех покушением Каракозова, но с тех пор целый ряд злодейств такого же рода в связи с подробными о них отчетами, наполнявшими страницы газет, притупили нервы публики. Мало-помалу она привыкла к событиям такого рода и уже не видела в них ничего необычайного. Около 3 часов дня я узнал, что государь тяжело ранен, а вскоре затем пришла весть и об его кончине. Все мы дома находились в крайне угнетенном состоянии духа, хотелось знать, как произошла катастрофа, кто ее виновники, и вечером я отправился в сельскохозяйственный клуб, где собиралось обыкновенно много посетителей и можно было, следовательно, собрать какие-нибудь сведения. Странное зрелище представилось мне: как будто не случилось ничего особенного, большая часть гостей сидели за карточными столами, погруженные в игру; обращался я и к тому, и к другому, мне отвечали наскоро и несколькими словами и затем опять: „два без козырей“, „три в червях“ и т. д. В следующие дни такая же притупленность: некоторые высказывали прямо, что в событии 1 марта видят руку провидения; оно возвеличило императора Александра, послав ему мученическую кончину, но вместе с тем послужило спасением для России от страшных бедствий, угрожавших ей, если бы еще несколько лет оставался на престоле несчастный монарх, который давно уже утратил всякую руководящую нить для своих действий, а в последнее время очутился в рабском подчинении княгине Юрьевской».

ИЗ «КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ» ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА. «Бесчисленные огни высоких свечей. Духовенство в траурном облачении. Хоры придворных и митрополичьих певчих. Седые головы коленопреклоненных военных. Заплаканные лица великих княгинь. Озабоченный шепот придворных. И общее внимание, обращенное на двух монархов: одного, лежащего в гробу с кротким, израненным лицом, и на другого, стоящего у гроба, сильного, могучего преодолевшего свою печаль и ничего не страшащегося.

В течение семи дней мы присутствовали два раза в день на торжественных панихидах в Зимнем Дворце. На утро восьмого дня тело торжественно перенесли в собор Петропавловской крепости. Чтобы дать возможность народу проститься с прахом Царя Освободителя, был избран самый длинный путь, и, таким образом, траурная процессия прошла по славным улицам столицы.

Нервы наши были напряжены до последней степени. Физическая усталость, в соединении с вечной тревогой, довела нас, молодежь, почти до истерического состояния. Ночью, сидя на наших кроватях, мы продолжали обсуждать катастрофу минувшего воскресенья и опрашивали друг друга, что же будет дальше? Образ покойного Государя, склонившегося над телом раненого казака и не думающего о возможности вторичного покушения, не покидал нас. Мы понимали, что что-то несоизмеримо большее, чем наш любящий дядя и мужественный монарх ушло вместе с ним невозвратимо в прошлое.

Идиллическая Россия с Царем Батюшкой и его верноподданным народом перестала существовать 1 марта 1881 г. Мы понимали, что Русский Царь никогда более не сможет относиться к своим подданным с безграничным доверием. Не сможет, забыв цареубийство, всецело отдаться государственным делам. Романтические традиции прошлого и идеалистическое понимание русского самодержавия в духе славянофилов – все это будет погребено, вместе с убитым императором, в склепе Петропавловской крепости. Взрывом прошлого воскресенья был нанесен смертельный удар прежним принципам, и никто не мог отрицать, что будущее не только Российской Империи, но и всего мира, зависело теперь от исхода неминуемой борьбы между новым русским Царем и стихиями отрицания и разрушения».

МАНИФЕСТ

О возшествии Его Императорского Величества Государя Императора Александра Александровича на Прародительский Престол Всероссийской Империи и на нераздельные с ним Престолы: Царства Польского и Великого Княжества Финляндского

Господу Богу угодно было в неисповедимых путях Своих поразить Россию роковым ударом и внезапно отозвать к Себе ея благодетеля Государя Императора Александра II-го. Он пал от святотатственной руки убийц, неоднократно покушавшихся на Его драгоценную жизнь. Они посягали на столь драгоценную жизнь, потому что в ней видели оплот и залог величия России и благоденствия Русского народа. Смиряясь пред таинственными велениями Божественного Промысла и вознося ко Всевышнему мольбы об упокоении чистой души усопшего Родителя Нашего, Мы вступаем на Прародительский Наш Престол Российской Империи и на нераздельных с нею Царства Польского и Великого Княжества Финляндского.

Подъемлем тяжкое бремя Богом на Нас возлагаемое с твердым упованием на Его всемогущую помощь. Да благословит Он труды Наши ко благу возлюбленного Нашего Отечества и да направит Он силы Наши к устроению счастия всех Наших верноподданных.

Повторяя данный Родителем Нашим Священный пред Господом Вседержителем обет посвятить по заветам Наших предков всю жизнь Нашу попечениям о благоденствии, могуществе и славе России, мы призываем Наших верноподданных соединить их молитвы с Нашими мольбами пред Алтарем Всевышняго и повелеваем им учинить присягу в верности Нам и Наследнику Нашему, Его Императорскому Высочеству, Цесаревичу Великому Князю Николаю Александровичу.

Дан в Санкт-Петербурге в 1 – й день Марта, в лето от Рождества Христова тысяча восемьсот восемьдесят первое, Царствования же Нашего в первое.

На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано:

АЛЕКСАНДР

Честный, волевой и упорный, Александр III все же не был человеком широких взглядов. Первые успехи Великих реформ он не брал во внимание, а наследие своего отца оценивал поверхностно. Поэтому идеалами нового императора стали неограниченное самодержавие, укрепление общественного контроля и сословных границ, самобытное развитие страны без оглядки на Европу.

Но в первые дни после воцарения Александр Александрович пребывал в растерянности: «Народная воля» предъявила царю ультиматум с требованием о созыве Учредительного собрания, и никто не знал, насколько сильны террористы. Либералы тоже требовали созыва представительства, консерваторы выступали резко против.

Новый император сначала не афишировал свой политический курс. Но когда стало ясно, что горстка террористов ничем не угрожает самодержавию, Александр обозначил свой переход к реакции. После эпохи «Великих реформ» наступило время контрреформ.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ А. И. БЕНУА. «И тут я впервые увидал Александра III совершенно близко, – вспоминает он о 1889 годе. – Меня поразила его „громоздкость", его тяжеловесность и – как-никак – величие. До тех пор мне очень не нравилось что-то „мужицкое", что было в наружности государя, знакомой мне по его официальным портретам… И прямо безобразною казалась мне на этих портретах одежда (мундир) государя, – особенно в сравнении с элегантным видом его отца и деда… Но вот в натуре обо всем этом забывалось, до того самое лицо государя поражало своей значительностью. Особенно поразил меня взгляд его светлых (серых? голубых?) глаз. Проходя под тем местом, где я находился, он на секунду поднял голову, и я точно сейчас испытываю то, что я тогда почувствовал от встречи наших взоров. Этот холодный стальной взгляд, в котором было что-то грозное и тревожное, производил впечатление удара. Царский взгляд! Взгляд человека, стоящего выше всех, но который несет чудовищное бремя и который ежесекундно должен опасаться за свою жизнь и за жизнь самых близких! В последующие годы мне доводилось несколько раз быть вблизи императора, отвечать на задаваемые им вопросы, слышать его речь и шутки, и тогда я не испытывал ни малейшей робости. В более обыденной обстановке (при посещении наших выставок) Александр III мог быть и мил, и прост и даже… „уютен“. Но вот в тот вечер в Мариинском театре впечатление от него было иное, – я бы даже сказал, – странное и грозное».