— Жили мы раньше без всяких стоек, — отвечал тот. — Кто-нибудь, идя мимо, споткнется, заденет ее и переколотит мой хрусталь.

— Когда я гнал овец на выпас, они тоже могли наткнуться на змею и сдохнуть от ее укуса. Однако это — часть жизни овечек и пастухов.

Продавец в это время обслуживал посетителя, желавшего купить три хрустальных бокала. Торговля теперь шла бойко, словно вернулись времена, когда эта улочка притягивала к себе людей со всего Танжера.

— Дела идут недурно, — сказал он, когда покупатель вышел. — Я зарабатываю теперь достаточно и скоро дам тебе столько денег, что ты купишь новую отару. Чего же тебе не хватает? Зачем требовать от жизни большего?

— Затем, что надо следовать знакам, — невольно вырвалось у юноши, и он тотчас пожалел о сказанном: Продавец-то ведь никогда не встречал царя.

„Это называется Благоприятное Начало, — вспомнились ему слова старика. — Новичкам везет. Ибо жизнь хочет, чтобы человек следовал Своей Стезей".

А хозяин между тем осмысливал то, что сказал Сантьяго. Ясно, что одно его присутствие в лавке было добрым знаком — деньги текли в кассу, и он не раскаивался, что нанял этого испанского паренька. Хотя зарабатывает он больше, чем должен: обнаружив, что от торговли ничего в его жизни не меняется, хозяин, не гонясь за барышом, назначил ему высокий процент с каждой сделки. Интуиция подсказывала: скоро паренек вернется к своим овцам.

— Зачем понадобились тебе пирамиды? — спросил он, чтобы сменить тему.

— Затем, что мне много о них говорили, — ответил Сантьяго. Сокровища превратились в горестное воспоминание, и он старался не думать о них, потому и не стал рассказывать хозяину свой сон.

— Впервые в жизни вижу человека, который хочет пересечь пустыню для того лишь, чтобы взглянуть на пирамиды. А пирамиды эти — просто груда камней. Ты и сам во дворе можешь построить такое.

— Видно, вам не снились сны о дальних странствиях, — ответил ему на это Сантьяго и пошел навстречу входившему в лавку покупателю.

Через два дня старик хозяин вернулся к разговору о витрине.

— Не люблю я новшеств, — сказал он. — Я же не так богат, как Гассан, которому не страшно ошибиться — он на этом много не потеряет. Нам с тобой за свои ошибки придется всю жизнь платить.

„Верно", — подумал юноша.

— Вот и ответь мне, зачем тебе эта стойка? — продолжал хозяин.

— Я хочу как можно скорей вернуться к моим овечкам. Пока удача нам сопутствует, надо пользоваться моментом. Надо сделать все, чтобы помочь ей, как она нам помогает. Это ведь так и называется: Благоприятное Начало. Новичкам везет.

Старик помолчал и ответил:

— Пророк дал нам Коран и возложил на нас лишь пять обязанностей, которые мы должны выполнять в жизни. Самая главная — помнить, что нет бога, кроме Аллаха. А четыре других — молиться пять раз в день, поститься, когда наступает месяц Рамадан, быть милосердным к неимущему…

Он снова замолчал. При упоминании Пророка глаза его увлажнились. Он, хоть и был человек живой, нетерпеливый и горячий, все же сумел прожить жизнь в соответствии с законом Магомета.

— Ну, а пятая обязанность? — спросил Сантьяго.

— Позавчера ты сказал, что мне, наверное, никогда не снились сны о дальних странствиях. Так вот, пятая обязанность каждого мусульманина — совершить паломничество. Каждый из нас хоть однажды в жизни должен посетить священный город Мекку. А она гораздо дальше, чем пирамиды. В молодости, как только скопил немного, я предпочел купить эту вот лавку. Думал: вот разбогатею, тогда и отправлюсь в Мекку. Потом у меня завелись деньги, но я никому не мог доверить торговлю, ибо товар у меня хрупкий. И каждый день видел, как мимо проходят паломники: были среди них богачи — их сопровождали десятки слуг и целые караваны верблюдов, — но большая часть была бедней меня.

Видел я и как они возвращаются, счастливые и довольные, и ставят у двери дома символ паломничества в Мекку. Один из них, сапожник, чинивший чужие башмаки, рассказал мне, что шел через пустыню почти целый год, но уставал меньше, чем в Танжере, когда отправлялся в соседний квартал купить кожи.

— Почему же вам сейчас не отправиться в Мекку? — спросил Сантьяго.

— Потому что я жив только благодаря мечте о ней. Разве иначе выдержал бы я все эти дни, неотличимые друг от друга, все эти полки, заставленные моим товаром, обеды и ужины в этой мерзкой харчевне? Я боюсь, что, когда мечта станет явью, мне больше незачем будет жить на свете.

А ты мечтаешь об овцах и пирамидах и, не в пример мне, жаждешь осуществить свою мечту. Я желаю только мечтать о Мекке. Тысячи раз я представлял, как пересеку пустыню, как приду на площадь, где стоит священный камень, семь раз обойду вокруг него и лишь потом прикоснусь к нему. Я представляю, сколько людей будет толпиться рядом со мной и как мой голос вплетется в общий молитвенный хор. Но я боюсь, что меня постигнет ужасное разочарование, и потому предпочитаю только мечтать.

В тот день он разрешил Сантьяго смастерить новую стойку. Не все видят сны одинаково.

Минуло еще два месяца — новая выносная витрина сделала свое дело: в лавку валом валили покупатели. Сантьяго прикинул: если так и дальше пойдет, через полгода он сможет вернуться в Испанию и купить не шестьдесят голов овец, а два раза по столько. Не пройдет и года, как он удвоит стадо и начнет торговать с арабами, потому что уже научился сносно объясняться на их языке. После того случая на рынке он уже не доставал из котомки камешки Урим и Тумим, потому что Египет стал для него мечтой, такой же несбыточной, как Мекка — для его хозяина. Он был доволен своей работой и постоянно представлял себе, как победителем сойдет с корабля на пристань Тарифы.

„Помни: всегда надо точно знать, чего хочешь", — говорил Мелхиседек. Юноша знал. И работал для достижения своей цели. Может быть, на роду ему было написано оказаться в чужой стране, встретить там жулика, а потом удвоить свое стадо, не истратив на это ни гроша?

Он был горд собой. Он многому научился: умел теперь торговать хрусталем, владел языком без слов и читал знаки. Однажды он услышал, как жалуется какой-то человек: одолел такой крутой подъем, а тут даже присесть и утолить жажду негде. Сантьяго сразу смекнул, что это знак, и сказал хозяину:

— Давайте откроем тут что-то вроде чайной.

— Мы будем далеко не первыми и не единственными, — отвечал тот.

— А мы предложим им чай из хрустальных стаканов. Люди получат удовольствие и захотят купить у нас хрусталь. Люди больше всего падки на красоту.

Хозяин довольно долго смотрел на него, ничего не отвечая. Однако ближе к вечеру, помолившись и закрыв лавку, он уселся перед ней на мостовой и предложил Сантьяго покурить наргиле — причудливую трубку, которая в ходу у арабов.

— Скажи мне, чего ты добиваешься? — спросил он у юноши.

— Вы же знаете: хочу вернуться домой и купить овец. А для этого мне нужны деньги.

Старик подложил несколько угольков в наргиле и глубоко затянулся.

— Тридцать лет я держу эту лавку. Умею отличать хороший хрусталь от плохого, знаю все тонкости торговли. Я доволен тем, как идет у меня дело, и расширять его не хочу. Будешь подавать покупателям чай в хрустальных стаканах — наш оборот вырастет, придется менять образ жизни.

— Что ж в этом плохого?

— А я привык жить, как жил. Пока ты не появился здесь, я часто думал, что столько времени сиднем просидел на одном месте, покуда мои друзья уезжали, приезжали, разорялись и богатели. Думал я об этом с глубокой печалью. Теперь же понимаю, что лавка моя как раз такого размера, как мне надо и хочется. Я не ищу перемен, я не знаю, как это делается. Я слишком привык к самому себе.

Юноша не нашелся, что ответить. А старик продолжал:

— Тебя мне словно Бог послал. А сегодня я понял вот что: если Божье благословение не принять, оно превращается в проклятье. Я ничего больше от жизни не хочу, а ты меня заставляешь открывать в ней неведомые дали. Я гляжу на них, сознаю свои неслыханные возможности и чувствую себя хуже, чем раньше. Ибо теперь я знаю, что могу обрести все, а мне это не нужно.