Он вошел в комнату, со стуком захлопнув дверь за собой.

— Судя по словам мадам де Неври, вы снова пренебрегли моими указаниями касательно дочерей.

Корделия встала, почувствовав легкую дурноту. Во взоре Михаэля она увидела странное выражение. В нем явно читалось желание, но было еще и хищное удовлетворение, предвкушение крови, заставившее ее содрогнуться.

— Я хотела только подружиться с ними, милорд.

— Но ведь я дал понять, что вы можете видеть их только с моего разрешения. Вместо этого вы намеренно нарушили распорядок дня девочек, привели их к себе во время занятий, поощрили неповиновение гувернантке…

— Нет, этого я не делала, — возразила она.

— Не перебивайте меня, — ледяным тоном произнес он, и ужаснувшее ее предвкушение в его взгляде, казалось, усилилось. — Будете вы следовать моим совершенно ясным распоряжениям в отношении детей или нет?

Возразить на это было нечего. Корделия вздернула подбородок и прямо посмотрела ему в глаза.

— Если вы этого хотите, милорд. Но я считала, что выполняю свой долг по отношению к падчерицам.

— Ваши обязанности, мадам, буду определять я сам, ивы должны привыкнуть к этому. Прошу.

Он пересек комнату и приблизился к двери в спальню Корделии.

— Прошу, — повторил он, и Это короткое слово просвистело в воздухе как удар плети.

Он открыл перед ней дверь в спальню.

— Что вы хотите от меня? — не удержалась она от вопроса, хотя голос дрогнул, выдав ее страх.

В его глазах снова зажегся огонь извращенного удовлетворения.

— Я хочу иметь жену, которая знает свое место, дорогая моя. И я намерен добиться этого. Прошу! — Он держал дверь открытой.

Корделия обреченно прошла в спальню. Он вошел вслед за ней, и она услышала, как в замке повернулся ключ.

Виконт ехал верхом по левому берегу Сены к «Прекрасной звезде», где он велел Кристиану ждать его.

Но как только он свернул с берега в глубь квартала, то сразу же увидел музыканта, с задумчивым видом переходившего улицу.

— Кристиан!

Тот встрепенулся, взглянул, моргая, на всадника, явно пытаясь вернуться от своих мыслей к презренной действительности.

— О, виконт Кирстон! — смущенно улыбнулся он. — А я думал о Корделии. Все волнуюсь за нее. Вы виделись с ней, милорд? Этот человек… ее муж… он кажется таким суровым?

Так разговаривать с ней в присутствии гостей! Я даже не мог спать от беспокойства.

— Думаю, она столь же беспокоится о вас, — небрежно бросил Лео, сам не понимая, почему он не хочет посвящать музыканта в свои сомнения.

— Вам приходилось слышать о герцоге де Карилльяке? — спросил его Лео.

Кристиан кивнул.

— Он известен даже в Вене Как щедрый покровитель искусств.

— Что ж, мне думается, он готов к тому, чтобы предложить вам свое покровительство.

Глаза Кристиана заблестели.

— В самом деле? Неужели это правда, милорд?

— Истинная правда, — с улыбкой произнес Лео. — Я обещал привести вас к нему сегодня вечером… если вы, разумеется, свободны.

— Конечно, я буду свободен… чем же еще мне заниматься? — Кристиан от волнения даже начал заикаться. — Вы так добры ко мне, милорд. Мне была ненавистна мысль, что я доставляю вам хлопоты, поэтому я бы никогда не посмел просить вас об этом, но…

— Но у Корделии таких колебаний нет, — закончил за него Лео, снова улыбнувшись.

— Она ваш верный друг, как я мог заметить.

— И я тоже готов сделать все для нее, — сказал Кристиан, но восторг в его глазах пропал. — Мне не нравится ее муж, милорд. И это меня беспокоит.

И меня тоже. Вслух говорить это Лео не стал. Тщательно выбирая выражения, он произнес:

— Князь Михаэль старше Корделии лет на тридцать. И вполне понятно, что он хочет воспитать ее для себя.

— Но Корделию нельзя воспитать, — страстно прервал его Кристиан. — И вы сами это прекрасно понимаете, милорд. Ведь вы знакомы с ней куда дольше князя. У нее вполне сложившийся характер.

— Да, я это понял, — тихо произнес он. — Но ей все-таки придется как-то приспосабливаться к нему, Кристиан, и с этим необходимо смириться.

— Но почему ее муж запретил нам поговорить? — предпринял новый выпад Кристиан. — Разумеется, я всего лишь обычный музыкант, но все же у меня есть положение. Если герцог станет моим патроном, я буду при дворе. Я» смогу играть при дворе. Почему же нам нельзя поговорить?

— Князь Михаэль очень чувствителен ко всему, что касается его положения в обществе, — как можно небрежнее произнес Лео. — Это у пруссаков в характере. Но Корделия, я в этом уверен, сможет смягчить его, когда князь привыкнет к ней, а она к нему. А до тех пор… — Он помолчал, прикидывая, как бы поделикатнее выразить свою мысль. — А до тех пор с вашей стороны было бы разумнее держаться от нее подальше. Это лучше как для вас, так и для Корделии. Карилльяк весьма дружен с князем Михаэлем. И вам нет никакого резона мешать самому себе.

— Вы видели ее после свадьбы? — Кристиан уже задавал этот вопрос, но не получил на него ответа.

— Сегодня утром. — Лео старался держаться спокойно и деловито.

— Как она выглядит?

— Превосходно. И мечтает о поездке в Версаль.

Тревожное выражение не сходило с лица Кристиана.

— Я бы хотел поговорить с Корделией. Как вы думаете, я могу написать ей?

— Дайте мне письмо, а я постараюсь передать. — Лео затруднялся сказать, почему он вдруг вызвался сыграть роль почтальона. Возможно, потому, что Корделии было бы приятно получить весточку от старого друга.

Лицо Кристиана осветилось радостью.

— Тогда, с вашего позволения, милорд, я вернусь на постоялый двор и напишу свое

послание. Вручу его вам сегодня после обеда.

Лео подтверждаюше наклонил голову.

— Заеду за вами в три часа дня.

Кристиан рассыпался в благодарностях и поспешил оставить Лео в одиночестве. Тот не мог избавиться от гложущего его беспокойства, несмотря на то что развеял страхи Кристиана.

Время приближалось к полудню, когда Корделия вышла из кареты посреди обширного двора перед Версальским дворцом. Выехав с рю де Бак еще затемно, они несколько часов плелись в длинной веренице экипажей, вытянувшейся по узкой дороге, преодолевая тридцать миль от Парижа до Версаля. Казалось, что по крайней мере половина жителей Парижа отправилась поглазеть на свадьбу наследника престола.

На бракосочетание в королевской семье парижане смотрели как на праздник, на котором имеет право повеселиться каждый. Корделия прислушивалась к досужим разговорам, поджидая месье Бриона, который сопровождал своих хозяев и в эту минуту собирал носильщиков и слуг, чтобы те занялись их вещами. Судя по этим разговорам, парижане уже обожали супругу наследника. Они судачили о ее доброте, красоте и явной способности принести своему мужу здоровых сыновей.

Корделия едва сдержала дрожь, когда вслед за ней из кареты вышел муж, и лишь огромным усилием воли не отодвинулась в, сторону, когда он жестом собственника положил руку ей на плечо. Она уже знала, что любое проявление страха возбуждает его точно так же, как малейший намек на неповиновение влечет за собой отвратительное наказание. Даже за видимость своеволия он карал ее своим телом в темноте за задернутым пологом кровати, подавляя протестующую плоть Корделии с яростью, которая, казалось, питает сама себя.

Лишь когда она едва ли не теряла сознание от унижения и отвращения, он достигал пика наслаждения и, самодовольно улыбаясь, удалялся в собственную спальню.

В это утро, судя по всему, князь был целиком поглощен какими-то важными делами, временно отвлекшими его от воспитательного измывательства над юной женой.

— Нам надо выбраться из этой толпы, — сказал он, поднося к лицу надушенный платок и дыша сквозь него. — Эти люди смердят. Брион проводит вас в наши апартаменты, где вы и будете ждать часа, когда мы отправимся в часовню. Я же должен немедленно явиться в Королевский Совет, чтобы засвидетельствовать свое почтение королю. — Он повернулся и исчез в толпе, по-прежнему прижимая к лицу платок, слуги громкими криками расчищали для него путь.