— Ну конечно, получится, — безапелляционно заявила Тойнет. — А поскольку король любит меня, он поддержит мою просьбу. Я сейчас же напишу твоему мужу записку с соответствующими указаниями — А вот это вряд ли стоит делать, — с сомнением произнесла Корделия. — Я не хотела бы стать вестником неприятностей. Эта идея ему не понравится, а получив свою записку из моих рук, он разозлится еще больше.

— Да, ты, пожалуй, права. — Тойнет задумалась, потом вдруг захлопала в ладоши:

— Я сообразила. — Она вся загорелась от возбуждения. — Сегодня в опере я приглашу вас обоих навестить меня в ложе, а там вроде бы случайно заведу разговор с князем о детях и попрошу его представить их. Как тебе такой план?

— Отлично, — кивнула головой Корделия. — Ты настоящая подруга, Тойнет.

— Разве есть что-то, чего я не сделала бы ради тебя? — страстно спросила Тойнет, — Как только ты можешь быть замужем за человеком, которому нравится причинять тебе боль?

Ее возмущение было искренним, и Корделия понимала, что это в самом деле мучает Тойнет. Она уже собиралась сказать, что теперь все в порядке и недалек тот день, когда Лео освободит ее от супружеских уз. Однако что-то удержало ее от желания поделиться с подругой своей тайной.

— Будем надеяться, что все устроится, — небрежно бросила она. — И не стоит больше говорить об этой удручающей ситуации.

— Хорошо, — согласилась Тойнет, снова с легкостью переходя к другой теме. — Я решила для себя, что не могу согласиться с присутствием при дворе мадам Дюбарри.

— Но почему?

— Она распутница. Императрица ни за что не допустила бы такую женщину при дворе, и я не вижу необходимости терпеть ее присутствие.

Тойнет гордо взглянула на Корделию, и перед той па мгновение возник образ ее матери. Корделия поняла, что Тойнет может навлечь на себя изрядные неприятности.

— Но мадам Дюбарри — фаворитка короля. Любое притеснение ее может быть воспринято как оскорбление государя.

Тойнет покачала головой, ее хорошенький ротик упрямо сжался.

— Она распутная женщина, а король живет во грехе. Он не может получить отпущение грехов, пока содержит любовницу, так что мне самим Богом суждено помочь ему ступить на праведный путь.

Корделия слушала подругу не веря своим ушам. Она знала, что Тойнет может прийти в голову какая-нибудь навязчивая идея, которая захватит ее целиком. Не секрет, что императрица воспитала всех своих детей в духе искренней преданности религии. Но Мария Терезия, несмотря на свои высокие моральные требования к людям, оставалась прагматиком и не одобрила бы дочь, ставшую в оппозицию королю.

— Мне кажется, ты должна все очень тщательно обдумать, — сказала она. — Здесь нечто большее, чем простая распущенность.

— Я знаю свой долг, — заявила Тойнет, поджимая губы. — И знаю, чего требует от меня моя вера. Я не могу позволить быть при дворе этой вульгарной распутнице.

Корделия поняла, что разумнее прекратить обсуждение этого вопроса. Оставалось только надеяться, что в суматохе свадебных торжеств отношение Тойнет к королевской любовнице останется незамеченным.

— Мадам, вам пора одеваться. — В комнату вошла графиня де Нуалли.

Корделия поднялась.

— Увидимся в опере, Тойнет. — С этими словами она поцеловала ее, потом отступила на шаг и присела в глубоком придворном реверансе. — Прощу вашего разрешения удалиться, мадам.

Тойнет только улыбнулась, к совершенному неудовольствию графини.

— Перед будущей королевой Франции положено делать три реверанса.

Корделия так и сделала, с каждым реверансом отступая спиной все дальше и дальше к выходу. Она не сводила с Тойнет проказливого взгляда, а та, сама готовая рассмеяться во все горло, ответила ей надменным кивком.

Задумчивая, но все еще улыбающаяся, Корделия вышла из королевских покоев. В прихожей, заполненной сплетничающими придворными и спешащими лакеями, она поискала глазами месье Бриона. Однако его и след простыл По дороге сюда мажордом сказал, что если она не сможет найти пучь обратно, то любой лакей проводит ее до апартаментов князя. Хотелось верить, что князь ничего не знает о том, где она находится. Вряд ли он шпионит за ней, скрываясь в толпе. Стоило рискнуть и попытаться встретиться с любимым.

Но удастся ли ей припомнить дорогу? В ту памятную ночь, когда Лео нес ее на руках в свою комнату, она была почти без сознания, а на обратом пути рассудок ее был полон воспоминаниями об их любви, о его объятиях, о близости его тела.

Она прошла сквозь толпу к стоявшему у подножия лестницы лакею. При ее приближении он почтительно поклонился.

— Не знаете ли вы случайно, где остановился виконт Кирстон?

— Его комната рядом с одной из боковых лестниц, мадам.

— Вы можете рассказать поточнее?

Глаза лакея сощурились. Он понятия не имел, с кем из сотен совершенно незнакомых гостей сейчас разговаривает, но весь опыт долгой службы в Версале говорил ему, что здесь кроется какая-то интрига.

— Я провожу вас, мадам.

— В этом нет необходимости. Просто расскажите мне.

Она внимательно слушала его объяснения. Путь к комнате Лео был достаточно прост, а если она заблудится, то всегда может спросить кого-нибудь еще. Поблагодарив за информацию кивком головы, она растворилась в толпе, оставив заинтригованного лакея предаваться своим догадкам.

Когда Корделия добралась до лестницы, на площадку которой выходила комната Лео, она так устала, словно прошла много миль. Она узнала кое-какие запомнившиеся ей приметы и уверилась в том, что сможет найти дорогу отсюда к своим апартаментам.

Корделия подняла было руку, чтобы постучать в узкую деревянную дверь, но передумала. Смело отодвинув задвижку, она открыла дверь. Комната была пуста. Она вошла, тихо притворив за собой дверь, и облегченно вздохнула. На какое-то время она избавилась от посторонних глаз. Она с удивлением огляделась вокруг. Все было так, как ей запомнилось.

Комната казалась наполненной присутствием Лео. Она почти наяву ощущала в воздухе присущий только его телу аромат. Корделия провела ладонью по дивану, отыскивая взором следы его тела, вспоминая восхитительные подробности ночи любви.

Она открыла гардероб и провела ладонью по одеждам Лео, испытывая тайную радость от прикосновения к вещам, которые касались его кожи. Увидев камзол красного бархата, в который он был одет в Компьене, она прижалась к нему щекой.

— Корделия, что ты тут делаешь?

Она вздрогнула и обернулась. В дверном проеме стоял Лео.

— Что случилось?

С этими словами он захлопнул дверь и приблизился к ней.

— Ничего. — Она прильнула к нему, обняв за талию. — Ничего не случилось, просто я хотела убедиться, что все было наяву. Неужели было? Ты правда меня любишь, Лео? — Она взглянула ему в глаза, потом снова прижалась лицом к его груди. — Скажи, что все это мне не приснилось.

— Тебе это отнюдь не приснилось, — с неопределенной усмешкой ответил он. — Но тебе не надо было приходить сюда, Корделия.

— Меня никто не видел, — ответила она, отпуская его талию, и, встав на цыпочки, поцеловала. — Докажи, что это был не сон, любимый.

В глубине ее глаз светилась одна только страсть, и Лео почувствовал, что его недовольство испарилось. Она, тихонечко застонав, пришла в его объятия, обратив лицо вверх для поцелуя; глаза ее широко распахнулись, губы приоткрылись, на щеках появился легкий румянец. Она была совершенно неотразима.

Лео припал к ее губам, ощутив их трепет, почувствовал, как обмякла Корделия в его объятиях, и понял: разожми он руки, и она упадет на пол.

Он мягко опустил ее спиной на диван. Она откинулась назад в пене шуршащих юбок, обнимая его за шею и притягивая к себе. Корделия ни на секунду не прервала поцелуя, не разомкнула рук, словно рот его был некой драгоценной чашей, из которой она пила целебный напиток.

Ему пришлось взять ее за запястья и разомкнуть объятия, чтобы встать рядом на колени. Она распласталась перед ним, высоко взбив юбки. Она не отрывала от него взгляда, облизывая языком пересохшие губы, округлив глаза от возбуждения.