И не оставалось никаких сомнений, что любой, попытавшейся хоть пальцем дотронуться до Сергея, Кэтрин-Жанна все волосы повыдергает.

Не цыганка, не испанка, но француженка — яркая, независимая, уверенная в себе, счастливая, влюбленная. Вот какой она стала.

И Сергей танцевал для нее, восхищаясь и показывая всем: «Смотрите, какую девушку я люблю, никто не сравнится с ней, ради нее я землю переверну».

Завершая адажио, он так же поднял ее на плечо, но опускал бережно и обнимал потом чуть дольше дозволенного на сцене.

— Вариацию пропустим? — спросил Стасик.

Второй раз подряд мало кто мог бы в полную силу показать вариацию Филиппа. Но Сергей сказал:

— Пусть все как в спектакле идет, я для Кати повторю.

Невозможно было станцевать лучше, но Сергей превзошел сам себя. Он так же безупречно прыгал, крутил пируэты, показывал идеальные кабриоли и антраша, но все это служило одному — доказать свою любовь единственной женщине, которой он так признавался в своих чувствах. Посреди площади, перед всеми он говорил ей это.

В своей вариации Катя порхала на пальцах, почти не касаясь пола. Вот где она ответила Эгле, она смеялась ей в лицо: «Попробуй, повтори так же. Не сможешь! Смотри, он выбрал меня!»

Они открутили фуэте в коде, эффектно закончили номер. Катя, не стесняясь присутствующих, обняла Сергея и с вызовом посмотрела на Эгле. Та только усмехнулась и покачала головой. Нет, побежденной Каменская себя не признала. Она была и осталась королевой, лишь сегодня ей пришлось отступить, это не значило, что навсегда.

Сейчас она даже похвалила дуэт.

— Хорошо, очень хорошо, вот это уже можно везти в Москву. А девочка далеко пойдет с таким партнером, — обронила Эгле то ли для всех, то ли для себя. — Теперь покажите поклон. Не будешь же ты вот так виснуть у него на шее, как сейчас. Большой поклон покажите, считайте, что зал аплодирует стоя, и вам надо овацию поддержать и продлить. Поклон — это особое искусство.

Сергей вывел Катю на «авансцену», они поклонились, отступили и вышли снова.

— Никуда не годится! — безнадежно махнула рукой Каменская. — Так поклонитесь — считайте, провалили номер. От тебя зависит! — ткнула она указательным пальцем в сторону Кати и поднялась. — Смотри, второй раз показывать не буду… Да отойди ты от него, не съем твоего принца, иди сядь на мое место и смотри. Вот закончили… Паузу держим, потом друг другу, красиво с руками. Руки живут все время, это главное. Приседаешь низко, как в гран плие, а спина прямая, форс не теряй, форс вагановский держи! Вот Сергей молодец, да, руку к груди, мужественный жест, шире и не кулаком, а раскрытой ладонью. Пальцы говорящие должны быть. — Она раскланивалась, сопровождая шаги и позы пояснениями. — Теперь ведешь партнершу вперед, и снова кланяемся публике, потом друг другу. Целуешь руку… Молодец. Разошлись и отступили, и снова выводишь, тут уже от тебя зависит. Как выведешь, так и примут. Пробуйте!

На пятый раз Эгле удовлетворенно кивнула.

— Вот, это хорошо, очень хорошо. Запомните, поклон должен быть как шлейф, как мантия, как хвост кометы — он тянется и сверкает. Это то, что остается у зрителя, что он с собой уносит. После Кармен я сорок минут кланялась! До сих пор вспоминают и будут вспоминать. — Она задумчиво посмотрела на себя в зеркало, помолчала, поправила и без того идеальную прическу, через зеркало следила за Катей и Сергеем. — Ну что же, «Пламя Парижа» мы зажгли, теперь до конкурса удержите это. В Москве к вам на урок не приду, нельзя, скажут, подсуживаю любимчикам.

Она снова резко повернулась в кресле, приопустив ресницы, посмотрела на Сергея, с головы до ног прошлась по нему оценивающим взглядом, улыбнулась — слегка, одними уголками губ — и отвернулась, как будто его и не было в зале.

— Идем теперь, Вика, пошепчемся за кофе, а ребята пусть репетируют сами.

— Нет, сегодня мы не будем. Отдохнуть надо, — решительно заявил Сергей. — Ты, Стасик, тоже иди кофе пить, спасибо, здорово играл!

— Но, Сережа, мы хотели… — начала Катя.

— Мы хотели поехать в Лейден, погулять. Нельзя бесконечно репетировать. Сейчас помоемся, вздохнем, и я тебя отвезу в итальянское кафе. Давно собирались. Поедем?

— Не знаю… Я устала от всего этого… Сил нет ни на что…

Виктория и Эгле ушли, Максим со Стасиком у рояля смотрели запись репетиции. Сергей подошел к Кате, взял за руку.

— Поедем, пожалуйста, я хочу с тобой побыть.

— Да ты и так все время со мной!

— Да, но там по-другому…

Она смотрела на него снизу вверх, смущенно, испуганно и радостно. Тихо повторила:

— Да… по-другому.

Что-то важное произошло между ними сегодня, и надо было остаться одним, уехать из замка, забыть про балет, прислушаться к сердцу, понять. Катя и Сергей стремились к этому, но боялись ответа на вопрос: что они значат друг для друга без танца — не как партнеры, а как люди.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

*Rond de jambe par terre(ронд де жамб партер) — круговое движение ногой по полу, одно из обязательных упражнений у станка — балетная терминология.

** Стоять у воды — балетный фразеологизм, то есть в последней линии кордебалета, пошло от Лебединого озера.

Сергей сидел в раздевалке, прислонившись спиной к деревянной панели скамьи. Он уже отдышался, в ушах не шумело и в груди не кололо. Лет пять назад он бы и три раза повторил вариации и не заметил. Сейчас не то, время в балете пролетает стремительно, и с каждым годом дышать труднее.

В самом начале, в старших классах училища, когда дело дошло до вариаций, он понял, что такое задыхаться, научился справляться с паникой. Бывало, что так накрывало — казалось, не вдохнешь и сердце выскочит или разорвется. Тогда Сергей вспоминал отца, его презрительные слова, что балет профессия не мужская. Если бы отец знал, хоть раз бы попробовал, то понял бы и не презирал. Хотя он же не за это, не за танцы, за образ жизни, связи с мужиками.

И что об этом думать? Тем более сейчас. Надо помыться да идти к Кате, как она там? Эгле — стерва, обидела ее. Так бы и стукнул башкой об стену эту великую Каменскую. Руками машет, глазами стреляет, а сама как мешок с картошкой.

Сергей злился, что поддался ей, вздернутость чувств, смятение и неудовлетворенность остались. Он скорее хотел увидеть Катю, рядом с ней Сергей успокаивался, ощущал совершенное равновесие.

С Катей ему было очень хорошо. С первого дня, но сегодня, после этой репетиции… Он хотел понять, почувствует ли он с ней то же, что с Эгле. Если да, то их помолвка и решение пожениться не просто необходимый и правильный шаг для того, чтобы быть вместе, а… любовь? Он любит Катю?

Стоя под душем, он представил ее, близко, не так, как на репетиции в зале. Без купальника. Он никогда не видел Катю обнаженной, даже если они спали вместе, то она всегда оставалась в трусиках и топе или майке. Он никогда не трогал ее больше, чем это требовалось для танца. В поддержках прикосновения были тесными, но направленными на ее безопасность. Он не выпускал ее из рук… Но не так, как Эгле. Черт бы побрал эту Каменскую!

«Не хочу думать о ней. Не хочу, не хочу, не хочу…»

Сергей отчаянно тер грудь и руки губкой, смывая не только ее прикосновения, но самый ее взгляд. Наглый и похотливый.

«Не хочу думать о ней…»

Он включил только холодную воду. Колкие струи ударили по плечам, остудили лоб. От неожиданной смены температур перехватило дыхание, по телу прошла дрожь. Сергей все продолжал стоять под ледяным душем.

Позже, в холле замка на половине Виктории, когда переоделся для прогулки и ждал Катю, он все не мог согреться. Сидел, утопая в мягком диване, и сожалел, что оставил наверху свитер.

А Катя все не шла и не шла, Сергей начал уже беспокоиться, хотел позвонить ей, взялся за телефон, но не набрал номер. Лучше пойти самому, что там она? А вдруг плачет? А он сидит тут, как дурак, давно надо было…