— Да. Летчик посадил машину, покопался в моторе, а потом спрашивает меня: «Хочешь прокачу?» Я, конечно, сказал «хочу»… Ну и полетели мы. Три круга сделали.

— Страшновато было?

— Сперва, самую малость. А потом — сплошная радость… Летчик сказал: «Может, еще загляну к вам, прокачу снова»… Но больше не прилетал. Я целый месяц у поля торчал, ждал. Бывало, что даже ночью дежурил…

— Ночью-то зачем?

— Ну, мало ли… Думал, вдруг прилетит в темноте, начнет кружить, а я включу фонарики… Ага, вот и наша звезда!

Алешка даже не стал досадовать на новую Стаськину насмешку. Просто поспешил навстречу показавшейся из-за угла Маше.

— Маша, здравствуй!

— Ой, Алешка! Привет… — Она была, как всегда, самая замечательная, самая симпатичная.

— Ты почему вчера не была на репетиции?

— Я отпросилась… Ой, Алешка, у кого-то каникулы, а у меня каторга. Английский, бассейн, музыка. И еще этот спектакль… А ты почему не в помещении? Тебе попадет от Олимпиады Викторовны.

— Да она и не заметит. Подумаешь, стражник из массовки! Не принц ведь…

Принц (мальчишка лет тринадцати, худой, с рыжими кудрями) стоял на сцене. Он был в костюме средневекового инфанта и от этого казался еще более тощим. Олимпиада Викторовна давала ему наставления:

— Пви вствече с Золушкой ты должен поклониться по всем пуавилам двовцового этикета. Колено сгибаешь, левая вука в стовону, певьями шляпы как бы подметаешь пол у ее ног… Поиуобуй…

— Но ведь шляпы-то нет…

— Пока попуобуй без нее. А потом у тебя будет шляпа с певьями, шивокополая, из мягкого фетва…

— Из чего шляпа? — шепотом спросил Алешка у Маши.

— Из фетра. Такой материал, специально для шляп…

— А, вот и Машенька! — обрадовалась Олимпиада Викторовна. — Готовься, сейчас начинаем!.. Остальные пока могут погулять…

Алешка снова вышел во двор. Стасик по-прежнему сидел на лестнице.

— Ты чего опять бездельничаешь?

— А… — Алешка махнул рукой, пристроился рядом. — Чего там делать? Смотреть, как этот юный гений поклоны репетирует? «Пуинц квивоногий». Шпага висит, как зонтик на торшере. Он с ней даже обращаться не умеет.

— А ты умеешь?

— Я полгода в фехтовальной секции занимался, пока тот клуб не закрыли.

— А почему закрыли?

— Помещение под магазин понадобилось. Рыночные отношения…

— Ты, наверно, злишься, что этот принц перед Машенькой расшаркивается, — проницательно заметил Стасик.

— Больно надо!.. Слушай, а ты про самолет правду сказал, как летал на нем? Или так… фантазия?

— Никакая не фантазия! У него мотор зачихал, вот он и сел. Летчик сказал, что какой-то там цилиндр забарахлил…

Алешка вдруг хихикнул.

— Ты чего? — покосился Стасик.

— Ты сказал «цилиндр», и я представил шляпу. Высокую, как у Евгения Онегина. И подумал — вот бы в такую обрядить принца! Потому что у него никакой нет. Он бы стал еще длиннее.

— Дался тебе этот принц… А цилиндр я могу одолжить, если надо. У нас есть дома…

— Откуда?!

— Ну, не от Евгения Онегина, конечно. Дед раньше в Таллине жил, у него там был знакомый трубочист, их в Таллине много и все ходят в старинных цилиндрах, обычай такой. Вот этот трубочист и подарил свою шляпу деду на память… А дед — мне, когда я в третьем классе на утреннике Пушкина играл…

— Алешка! — послышалось от дверей.

Алешка мигом слетел с лестницы, потому что звала его Маша.

— У нас перерыв в репетиции. Олимпиада Викторовна сказала, что надо пойти к ее знакомой, за шляпами для спектакля. У той целая коллекция. Спросила, кто хочет пойти. Я сказала, что я… и еще ты. Пойдешь?

— Конечно!.. А этот… принц? Он тоже пойдет?

— Да ну его! Он мне и без того надоел. Кошмар такой, мне с ним полспектакля играть, я не знаю, как выдержу…

Алешка заулыбался.

Они шли с Олимпиадой Викторовной к пенсионерке Софье Александровне. Олимпиада Викторовна вводила Машу (и заодно Алешку) в курс дела:

— Мы с Соничкой давние подвуги, раньше она работала в том же театве, что и я…

— Артисткой? — неосторожно поинтересовался Алешка. Маша украдкой дернула его за рукав.

— Нет, она, как и я, была костюмевом… В театвальном искусстве твебуется мастевство многих пвофессий, а не только актевские дававования… — Олимпиада Викторовна глянула на Алешку весьма строго. — Без костюмевов невозможен ни один спектакль… Софья Александвовна была специалистом по шляпам, у нее и сейчас гвомадная коллекция, к Соничке обващаютея многие теуатвы. И нас она, без сомнения, вывучит. Потому что мы ставые подвуги…

Софья Александровна жила в старинном домике на краю оврага, в Лопуховом переулке. Она встретила гостей на покосившемся крылечке, сквозь которое проросли лопухи.

— Липа!

— Соничка!

— Моя дорогая…

— Мы не виделись сто лет… Соничка, ты не боишься, что твой дом сково совсем съедет в овуаг? Тебе нужна новая кваутива. Ты ветеван театвального дела!

— Мне предлагают однокомнатную, но нужна еще комната для коллекции, а ее не дают. Даже смеются!..

— Какое бессеудечие!.. Соничка, мы по делу. Вот два моих юных таланта…

— Какие чудесные дети! Входите, милости прошу…

— …Садитесь, мои милые, — пригласила Софья Александровна, когда оказались в доме.

Но садиться было некуда. Всюду — на диване, на стульях, на столе были шляпы (и на стенах, конечно!).

— С ума сойти… — шепотом сказала Маша.

— У нее здесь, наверно, даже шапка-невидимка есть, — так же таинственно отозвался Алешка.

Пока две старые подруги вели в сторонке беседу, состоявшую из неразборчивых фраз и восклицаний, Алешка и Маша оглядывались. В комнате, кроме шляп, было немало интересных вещей. Старинные подсвечники, граммофон с трубой-репродуктором, фарфоровые статуэтки, вставшая на дыбы фаянсовая лошадь на комоде. Алешка хотел разглядеть лошадь поближе, шагнул… Ой!.. Из-под наваленных на комоде треуголок, канотье и киверов выскочил большущий кот.

— Мальчик, не бойся, это Казимир… Казимир, негодник!.. Он такой сорванец, хотя уже в годах…

Алешка и не боялся. И на Казимира не смотрел. Он увидел нечто более интересное. Шляпы рассыпались и открыли стеклянный ящик, похожий на аквариум. Но за стеклом не было ни рыб, ни воды. Там стояла модель парусного корабля.

Алешка прилип к комоду. Рядом дышала Маша.

— Какой замечательный, — шепнула она у Алешкиной щеки, глядя на кораблик.

— Это клипер-фрегат…

Маша придвинулась еще ближе, ее волосы защекотали Алешкино ухо.

— Хочешь, признаюсь?.. Я, когда была маленькая, хотела стать моряком…

— А сейчас?

— Ну, сейчас… Я понимаю, что девочек не берут…

— Иногда берут. Я кино смотрел про женщину-капитана.

— Я знаю… Но это трудно. А тогда я думала, что легко. Мне казалось, что для этого главное — чтобы был матросский воротник, остальное само собой получится. Даже ревела, просила у мамы платье с таким воротником. И добилась… Это в первом классе было…

— А у меня и сейчас матросский костюм есть. Мама купила прошлым летом, когда мы в Ялту ездили. Воротник большой, будто синий флаг. Когда хлопал на ветру, казалось, будто крылья…

Они, сдвинув головы, смотрели на маленький клипер.

— Паруса обвисли, — вздохнул Алешка. — Ветер им нужен. А здесь только пыль да тараканы…

— Да кукушка… — вздохнула Маша, оглянувшись на старинные часы. Там высунулась из окошечка облезлая пичуга и один раз нерешительно сказала «ку-ку».

Алешка на часы не взглянул, по-прежнему смотрел на кораблик.

— Я вообще не понимаю, как он здесь оказался? Это же корабль, а не шляпа…

Софья Александровна и Олимпиада Викторовна говорили о своем:

— Представляешь, Липочка, они предложили мне за настоящий гусарский кивер времен Павла Первого дырявое мексиканское сомбреро…

— Какое повазительное невежество…

Алешка набрался смелости и громко сказал:

— Софья Александровна, извините, пожалуйста. Не могли бы вы сказать, откуда у вас эта модель?

— Ах, какой славный мальчик… Да-да! Это интересная вещь!