Правда, у меня она случайно. Много лет назад здесь жил квартирант, старичок, он ее и сделал. Потом он умер, а кораблик остался у меня. Очень милая вещица, но я в таких не разбираюсь… Телестудия предлагала мне за нее металлический шлем четырнадцатого века, но он оказался подделкой…

А кораблик с обвисшими парусами словно прислушивался к разговору…

Целую стопу разнообразных шляп (в том числе и широкополую, с перьями — для принца) Алешка и Маша принесли в свой «театр». Вмиг все головные уборы разошлись по рукам. Точнее, по головам.

Олимпиада Викторовна хлопала ладонями.

— Ти-хо! Пвизываю всю твуппу к вниманию! Начинаем сцену, когда пуинц делает Золушке певвое пвизнание…

Принц и Золушка (уже в бальном платьице) оказались на сцене.

Принц с деревянным стуком встал перед Золушкой на колено.

— Дорогая! Как только я увидел вас, мое сердце…

— Нет-нет! — затрясла кистями рук Олимпиада Викторовна, — Ты любезничаешь, как лихой д’Автаньян со случайно увиденной гоуничной. Гововить надо туогательно! Очень туогатель-но. А пока получается, будто в голове у пуинца ветев…

Алешка стоял у края сцены. На принца смотрел он, прямо скажем, без симпатии. И бес дернул Алешку за язык.

отчетливо продекламировал Алешка. И сразу примолк, но было поздно. Наступила неприятная тишина.

Олимпиада Викторовна сурово глянула на дерзкого нарушителя творческой дисциплины.

— У тебя оч-чень злой язык. Ты мешаешь уаботать. Выйди, пожалуйста, ты не занят в этой сцене.

Алешка ушел за кулисы, сел на фанерный королевский трон, подобрал с пола забытую кем-то рапиру. Стал чертить на пыльном полу слово «Маша». Но спохватился и быстро исцарапал буквы.

Стало слышно, что репетиция закончилась. Принц и Маша появились из-за кулис.

— Ничего у нас не получается, — надув губы, сказала Маша.

— Конечно! Из-за таких вот «поэтов»! — Принц мотнул перьями шляпы в сторону Алешки. — Лезет под руку. Стихоплет недорезанный…

— Ты полегче, — напружинился Алешка.

— А ты не указывай! Раньше за дурацкие стихи человека прикалывали к стенке…

— Ты меня на дуэль, что ли, хочешь вызвать? — обрадовался Алешка.

— Был бы ты не трус, вызвал бы…

— Я трус?! — вскочил Алешка.

— Мальчики, не смейте, — сказала Маша. И отошла в сторонку.

Принц изящным движением отбросил отстегнутый плащ, выхватил шпагу. Алешка с готовностью встал напротив, уперся концом рапиры в пол, слегка согнул клинок. Принц с полной уверенностью в победе бросился в атаку. Алешка легко закрылся от выпада и клинком сбил перо со шляпы принца. Маша на всякий случай ойкнула. Несколько секунд шел бой, и за эти секунды принц понял, что недооценил противника. Он вновь кинулся в решительную атаку, Алешка, шагнув в сторону, пропустил принца под рапирой и, развернувшись, вытянул его по худому бархатному заду. Принц взвыл, подскочил, делая движения ногами, словно едет на велосипеде. Потом отшвырнул шпагу и кинулся к Алешке с кулаками.

— Что?! Здесь?! Пвоисходит?! — Это возникла Олимпиада Викторовна.

— А чего он лезет! — плачущим голосом свалил вину на Алешку бессовестный принц. — Размахался тут…

Олимпиада Викторовна с шипеньем вобрала воздух и вытянула палец:

— Вон! Навсегда!

— Ну и пожалуйста, — сказал Алешка.

Маша догнала Алешку во дворе, они медленно пошли рядом.

— Я так растерялась… Даже не смогла ей объяснить, что ты не виноват.

— Да вот еще! Больно надо объяснять! — Главное, что Маша была рядом и сочувствовала. — Проживу без этого кружка…

— Мне там тоже не нравится. Да и времени не хватает. Но что делать? Если я уйду, сорвется премьера…

— Нет, что ты! Тебе нельзя уходить!

— А ты… нисколько не жалеешь, что больше не будешь ходить в кружок?

Алешка набрался смелости:

— Жалею… Потому что теперь буду редко тебя видеть…

После этого он не посмел поднять голову и на ходу разглядывал свои кроссовки. Маша сбоку глянула на него, улыбнулась.

— У меня через три дня день рождения. Придешь? К трем часам.

— Приду, конечно!.. Только… а кто еще придет?

— Ой, да совсем немного народу будет! Две девочки из моего класса, двоюродный братишка, он скрипач… Ну и двое-трое из кружка…

— А этот… принц? Он тоже придет?

— Да ну его!

Был вечер. Алешка сидел у лампы и что-то писал. Когда подходила мама, он старался спиной прикрыть от нее тетрадку.

— Да не смотрю я, не смотрю… Хотя раньше ты не скрывал от меня свои сочинения.

— Ну, это… не совсем такое, как раньше… — пробормотал Алешка.

— А! Наверно, чересчур лирическое…

Алешка сильнее прежнего съежил плечи. Мама понимающе усмехнулась и вышла. Оглянувшись на дверь, Алешка снова согнулся над тетрадкой. Забормотал, перечитывая текст:

Посидел, снова посмотрел через плечо на дверь. Все-таки покусывала совесть за то, что не показал маме. Но как покажешь такое?

С тетрадкой он пошел на кухню, где мама возилась с посудой. Присел у стола, подпер подбородок. Мама не оборачивалась.

— А хочешь, я тебе другие стихи покажу. Я их тоже сегодня сочинил, только раньше, днем…

— Конечно, хочу. Прочитай.

Алешка открыл нужную страницу, посопел и начал:

— По-моему, очень хорошие стихи. Ты молодец…

— Это у меня придумалось, когда Стасик Яковлев рассказал, как его катали на спортивном самолете… Он уезжает во Владивосток, насовсем…

— По-моему, тебе тоже хочется в какое-нибудь путешествие, — поняла мама.

— Жалко, что папа не взял меня в экспедицию…

— Что поделаешь, раз детям туда нельзя… Зато я могу предложить тебе другое путешествие.

— Правда?! Куда?!

— Не в тайгу, конечно, но тоже в интересное место. Меня посылают в командировку в Петербург, на неделю. Могу взять с собой…

— Ура!.. Ой, а когда?

— Не представляешь, как скоро! Поезд сегодня в одиннадцать вечера.

— У-у…

— А что такое?

— Понимаешь, мама… Ну, в общем такое дело… есть одна девочка. Она позвала меня на день рождения. Через три дня. И я обещал…

— Понимаю… — вздохнула мама. — Видимо, ты очень твердо пообещал.

— Ну…

— Видимо, это та девочка, для которой очень лирические стихи…

— Мам, ну не смейся…

— Разве я смеюсь? Я… даже не настаиваю. Ты уже не маленький, можешь решать сам. Придется опять просить тетю Дашу присмотреть за тобой.