Древность сказки не доказывает ее истинности. Наоборот, это симптом того, что она выдумана, ибо, чем более древней претендует быть история, тем более сходна она с легендой. Происхождение каждого народа окутано преданиями, и предания евреев столь же заслуживают подозрения, как и любые другие.

Приписывать всемогущему совершение актов, которые по своей природе и согласно всем законам нравственной справедливости являются преступлениями, такими, как всякое убийство, и особенно убийство детей,— дело нешуточное. Библия говорит нам, что убийства эти совершались по прямому повелению бога.

Значит, чтобы поверить Библии, мы должны совершенно разувериться в нравственной справедливости бога. Ибо чем могли прогневить его плачущие или улыбающиеся дети? Чтобы без ужаса читать Библию, мы должны подавить все, что только есть в человеческом сердце нежного, чувствительного и милосердного. Если бы у меня не было других доказательств вымышленности Библии, одного этого было бы достаточно, чтобы определить мой выбор.

Но в дополнение к нравственному свидетельству против Библии я приведу далее другие доказательства такого рода, что даже священник не сможет их отвергнуть, и покажу, что нет оснований полагаться на то, что Библия — слово божье.

Прежде чем перейти к такому исследованию, я покажу, чем Библия отличается от всех других писаний древности по характеру свидетельств, необходимых для установления ее подлинности. Это тем более следует сделать, что адвокаты Библии, отвечая на первую часть «Века разума», заявили, особенно это подчеркивая, что подлинность Библии установлена так же достоверно, как и подлинность любой другой древней книги, как будто наша уверенность в подлинности одной книги может стать основой нашей веры в подлинность другой.

Я знаю лишь одну древнюю книгу, которая повелительно требует всеобщего согласия и веры,—Евклидовы «Начала геометрии»[14]. Основное здесь то, что книга эта содержит самоочевидные доказательства, совершенно независимые от ее авторства и всего, что связано со временем, местом и обстоятельствами ее написания. Содержание этой книги имело бы такое же значение, как и сейчас, если бы она была написана кем-либо еще, была анонимна или автор ее был неизвестен. Ведь достоверное знание того, кто был ее автором, не влияет на достоверность содержания книги.

Но дело обстоит иначе, когда речь идет о книгах, приписываемых Моисею, Иисусу [Навину], Самуилу и др. Эти книги — свидетельства, а свидетельствуют они о совершенно невероятных событиях. Поэтому вся наша уверенность в подлинности этих книг основывается, во-первых, на уверенности, что они [действительно] были написаны Моисеем, Иисусом [Навином], Самуилом и т. д., а во-вторых, на доверии к их показаниям.

Мы можем верить в первое, т. е. в авторство определенного лица, но не в само показание, подобно тому как мы можем поверить, что такой-то дал соответствующее показание, но не поверить в истинность показания.

Если же будет обнаружено, что книги, приписываемые Моисею, Иисусу [Навину] и Самуилу, не были ими написаны, сразу рушатся и авторитет и подлинность этих книг, ибо не может быть поддельного и вымышленного показания. Не может быть и анонимного показания, особенно если оно касается невероятных по своей природе вещей вроде разговора с богом лицом к лицу или остановки солнца и луны по приказу человека{24}.

Большая часть других древних книг создана гениями. Таковы книги, приписываемые Гомеру, Платону, Аристотелю, Демосфену, Цицерону и т. д. Следовательно, и здесь авторство несущественно для оценки этих работ, ибо, будучи творениями гения, они имели бы те же достоинства, будь они даже анонимными.

Никто не верит в повесть о Трое в том виде, как она передается Гомером, ибо Гомером восхищаются только как поэтом. Достоинства же поэта остаются, если даже рассказываемая им история вымышлена. Но если мы перестанем верить в то, что рассказывают нам авторы Библии (например, Моисей), как мы не верим в события, о которых рассказывает Гомер, то, по нашей оценке, Моисей будет просто обманщиком.

Мы верим древним историкам, от Геродота до Тацита, поскольку они сообщают о возможных и вероятных событиях, и не более. Если бы мы верили им во всем, мы должны были бы поверить и в те два чуда, которые, как рассказывает Тацит, совершил император Веспасиан, излечив хромого и слепого, причем тем же способом, что и Иисус Христос, по словам его историков. Мы должны были бы поверить также в чудо, на которое ссылается Иосиф,— в то, что море Памфилийское расступилось, чтобы пропустить Александра и его армию, точно так же, как Красное море в книге Исхода.

Подлинность этих чудес удостоверена, так же как и подлинность библейских чудес, однако мы в них не верим. Следовательно, надежность свидетельств, необходимых для обеспечения веры в невероятные по своей природе события, говорится ли о них в Библии или еще где-нибудь, должна быть намного выше, чем тех, которых достаточно для нашей веры в естественные и возможные вещи. Поэтому защитники Библии не должны рассчитывать на то, что мы поверим в Библию потому, что верим в то, что утверждается в других древних книгах. Ведь в утверждения этих книг мы верим лишь постольку, поскольку утверждаемое ими возможно и вероятно или самоочевидно, как книга Евклида; или же мы восхищаемся ими за изящество, как Гомером; или одобряем их, потому что они положительны, как произведения Платона, или здравы, как писания Аристотеля.

Предпослав эти рассуждения, я продолжу исследование подлинности Библии, начав с так называемого Пятикнижия Моисея: книг Бытия, Исхода, Левит, Чисел и Второзакония. Я собираюсь показать, что книги эти подложны и что Моисей не является их автором. Далее я докажу, что они не были написаны ни во времена Моисея, ни ранее, чем несколько столетий спустя; что они не более как попытка написать историю жизни Моисея и его времен, а также времен еще более ранних, предпринятая какими-то очень невежественными и глупыми сочинителями спустя несколько сот лет после смерти Моисея, совсем так, как ныне пишут о событиях, которые произошли, на деле или предположительно, несколько сот или тысяч лет тому назад.

Доказательства этого я возьму из самих этих книг и ограничусь только ими. Если бы я обратился за доказательствами к кому-либо из древних писателей, которых защитники Библии называют нечестивыми, то эти защитники Библии стали бы оспаривать их свидетельства, как я оспаривал их собственные. Поэтому я встану на их собственную почву и противопоставлю им их собственное оружие — Библию.

Во-первых, нет положительного доказательства того, что Моисей был автором этих книг. Представление о его авторстве совершенно ни на чем не основано и почерпнуто неизвестно откуда. Стиль и манера, которыми написаны эти книги, совершенно не позволяют поверить или даже предположить, что они написаны Моисеем, ибо в них другое лицо совершенно явно говорит о Моисее.

Книги Исхода, Левит и Чисел (ибо в Бытии все относится ко временам до Моисея, а на него самого нет и намека) целиком написаны в третьем лице. Там всегда говорится: господь сказал Моисею, или Моисей сказал господу, или Моисей сказал народу, или народ сказал Моисею. Так пишут историки, рассказывая о лицах, жизнь и деятельность которых они описывают. Могут сказать, что человек может говорить о себе в третьем лице и что Моисей делал то же. Но предположение ничего не доказывает, и, если защитники авторства Моисея не имеют ничего, кроме предположений, им лучше молчать.

Но даже если мы признаем за Моисеем право говорить о себе в третьем лице — человек ведь волен говорить о себе каким угодно образом,— если мы это допустим, то Моисей неизбежно будет выглядеть смешным и нелепым. Например, в книге Чисел (гл. 12, ст. 3) говорится: «Моисей же был человек кротчайший из всех людей на земле».

Если Моисей говорил это о самом себе, то он был не кротчайший из людей, но самым тщеславным и надменным из наглецов. Защитники же Библии могут здесь встать на ту сторону, которая им более по нраву, ибо обе направлены против них. Если Моисей не был автором, книги не авторитетны; если же он был автором, то ему нельзя доверять, потому что хвастаться кротостью — противоположно кротости: это ложь, заключенная в самом чувстве.