На каждой стадии этих притеснений мы подавали королю петиции, составленные в самых смиренных выражениях, и просили его об оказании нам правосудия; но единственным ответом на все наши петиции были только новые оскорбления.

Государь, характер которого заключает в себе все черты тирана, не способен управлять свободным народом, <который желает быть свободным. Будущие века вряд ли поверят этой дерзости одного человека, отваживавшегося в течение короткого предела, только 12-ти лет, совершить такое большое число актов неприкрытой тирании над народом, воспитанным и укрепившимся в принципах свободы>.

Нельзя также сказать, чтобы мы не обращали внимания на наших братьев-британцев. Время от времени мы предостерегали их о попытках их законодательного собрания подчинить нас <———> незаконной юрисдикции. Мы напоминали им о тех условиях, при которых мы эмигрировали и поселились здесь, <ни одно из которых не может подтвердить столь странную претензию. Эмиграция и поселение были осуществлены за счет нашей собственной крови и сокровищ, без помощи богатства или силы Великобритании. Создавая несколько форм правления, мы приняли одного общего короля, тем самым положив основание для непрерывного союза и дружбы с ним. Подчинение их парламенту не было частью нашей конституции иди даже в идее, если верить истории>. Мы взывали к врожденному в них чувству справедливости и великодушию и <к узам нашего родства с ними, чтобы они выразили> мы заклинали их узами нашего родства с ними выразить порицание актам узурпации, которые, <вероятно>, неизбежно должны были разъединить нас и прекратить сношения между нами. Но они также остались глухи к голосу справедливости и кровного родства, <а когда появилась возможность по обычному порядку их законов устранить из их советов нарушителей нашей гармонии, они с помощью свободных выборов восстановили их во власти. В то же самое время они разрешили также своим главным властям послать не только солдат общей с нами крови, но шотландских и иностранных наемников, чтобы вторгнуться к нам и потопить нас в крови. Эти факты нанесли последний удар по агонизировавшей привязанности, и мужественный дух повелел нам навсегда отказаться от этих бесчувственных братьев. Мы должны стараться забыть нашу прежнюю любовь к ним и относиться к ним, как к остальному человечеству, как к врагам в войне, как к друзьям в мире. Мы вместе могли быть свободным и великим народом; но связь величия и свободы, кажется, ниже их достоинства. Пусть будет так, если они этого захотели. Для нас также открыт путь к счастью и славе. Мы пойдем к ним независимо от них>. Поэтому мы должны подчиниться необходимости, принуждающей нас <навечно> отделиться от них, и считать их отныне, как и другие народы, врагами во время войны и друзьями во время мира.

В силу всего этого мы, представители Соединенных Штатов Америки, собравшиеся на общий конгресс, <от имени и по уполномочию народа этих Штатов отвергаем и не признаем какую бы то ни было зависимость от королей Великобритании и подчинение им, а также от всех других, кто до сих пор мог претендовать на это при их помощи, посредстве или по их указанию. Мы полностью расторгаем всякую политическую связь, какая до сих пор могла существовать между нами и народом и парламентом Великобритании. И наконец, мы утверждаем и провозглашаем эти колонии свободными и независимыми Штатами>, призывая верховного судию мира в свидетели правоты наших намерений, объявляем от имени и по уполномочию народа, что эти соединенные колонии суть и по праву должны быть свободные и независимые Штаты. С этого времени они освобождаются от всякого подданства британской короне и всякая политическая связь между ними и великобританским государством совершенно порывается. В качестве свободных и независимых Штатов они приобретают полное право объявлять войну, заключать мир, вступать в союзы, вести торговлю и совершать все то, на что имеет право всякое независимое государство.

Твердо уповая на помощь божественного провидения, мы взаимно обязываемся друг другу поддерживать эту декларацию жизнью, имуществом и честью.

[Заметки о религии]

Заметки по Локку и Шефтсбери

Сочинения Локка, т. 2{1}

Почему преследуют из-за различий в религиозных взглядах?

1. Из любви к человеку.

2. Из-за тенденции этих взглядов...

Когда я вижу, как преследуют своих ближайших родственников и знакомых за крупные пороки, я могу поверить, что это происходит из любви. Когда они неправильно поступают, я взываю к их собственной совести, чтобы они задумались над иными нормами поведения. Почему не направить преследование против преступлений, которые, как вы опасаетесь, могут совершиться? Сжигайте или вешайте нарушителей супружеской верности, мошенников и других или увольняйте их из учреждений.

Непонятно, почему так рьяно выступают против того, что может породить безнравственность, и в то же время столь терпимы к безнравственным поступкам, когда они совершены. Эти нравственные пороки все считают противоречащими христианству и препятствующими спасению душ, но те фантастические проступки, за которые мы обычно преследуем, часто бывают весьма сомнительны, в чем нас могут убедить совершенно различные умозаключения, к которым приходят люди.

Наш спаситель предпочел не распространять свою религию при помощи мирских наказаний или гражданской неправоспособности, хотя он мог это сделать, это было в его всемогущей власти. Но он предпочел распространять свою религию, воздействуя на разум и тем самым показывая другим, как следует поступать.

Государство — это «объединение людей, созданное для защиты их гражданских интересов». Гражданские интересы — это «жизнь, здоровье, личная неприкосновенность, свобода, собственность».

То, что юрисдикция гражданской власти простирается только на гражданские права, вытекает из следующего: Гражданская власть не наделена иной властью, кроме той, которую ей вручил народ.

Люди не передали ей заботы о своих душах — они не могли это сделать; не могли потому, что никто не имеет права передавать заботу о своем спасении другому.

Ни один человек не наделен властью предписывать другому свою веру. Вера перестает быть верой, если в нее не верят. Никто не может подчинить свою веру диктатам другого.

Жизненность и сущность религии состоят во внутренней убежденности или духовной вере. Внешние формы поклонения, если они противны нашему убеждению,— это лицемерие и отсутствие благочестия: «А сомневающийся, если ест, осуждается, потому что не по вере; а все, что не по вере, грех» (Римл., 14.23).

Если скажут, что гражданская власть может использовать доводы и таким образом довести еретическое до истинного, я отвечу: у каждого человека есть право предостерегать, увещевать, доводить до сознания другого его ошибку.

Церковь — это «добровольное общество людей, объединившихся по собственной воле для общественного богослужения в такой форме, которая, по их мнению, им желанна и действенна для спасения их душ». Это — добровольное объединение, так как по природе никто не связан ни с какой церковью. Надежда на спасение — вот причина, в силу которой человек входит в церковь. Если ему там что-нибудь не нравится, он также волен выйти из нее, как прежде в нее вошел.

Какой властью наделена церковь? Поскольку это объединение людей, церковь должна иметь какие-то законы, регулирующие ее деятельность, устанавливающие время и место для собраний, правила приема и исключения и т. д.

Но так как это добровольное объединение, следовательно, законы церкви простираются только на ее членов, но не на людей, принадлежащих какой-то другой добровольной общине, ибо иначе, следуя этому же закону, какая-нибудь другая добровольная община может узурпировать власть над ними.